Королевская страсть

Карл страшно расстроился. Его мать, рожденная во Франции, была француженкой до мозга костей. Естественно, что как только она получит желаемые деньги, то сбежит обратно во Францию. Но Киска! — Сердце Карла болезненно сжалось. — Он мечтал, что, когда взойдет на престол Англии, Киска будет жить с ним. Он мечтал о том, как будет баловать и развлекать ее, дарить безделушки и драгоценности, которых она была лишена в голодном детстве.

Карл долго старался отговорить ее, но Киска смотрела на него с болью в глазах; она любила брата и переживала, что так огорчила его своим намерением.

— Но, Карл, я не знаю Англии. Мой дом во Франции. Я полюбила ее всей душой, ведь я там выросла. Пожалуйста, позвольте мне выйти замуж за Филиппа и остаться во Франции.

С тяжелым сердцем Карл дал свое согласие и был награжден счастливым светом, озарившим лицо Киски.

Они прошли еще немного в молчании, и затем Киска смущенно сказала:

— Я слышала о вашем романе с госпожой Барбарой Палмер. Почему она не появляется при дворе?

Карл нахмурился.

— Мэри уже успела обидеть ее, и я не хочу, чтобы матушка подлила масла в огонь. Думаю, ей лучше будет спокойно пережить визит королевы-матери у себя дома на Кинг-стрит. Я бываю у нее довольно часто.

Киска порывисто взяла его за руку.

— О, Карл, но мне бы хотелось познакомиться с женщиной, которую вы так любите! Вы возьмете меня к ней в гости?

Барбара и Киска были очарованы друг другом, они мило болтали, а Карл, лениво развалясь в кресле, наслаждался видом своих любимых женщин и радовался, что они понравились друг другу. У Барбары отлегло от сердца: по крайней мере этого члена королевской семьи она может считать своим другом.

Когда подошло время прощания, Барбара потянула Карла за рукав и на минутку отвела его в сторону.

— Как дела у Анны? Еще никто не родился?

Карл отрицательно покачал головой и вышел, тихо насвистывая. Тонкая ручка Киски обвилась вокруг его сильной руки.

На следующее утро ему доложили, что у Анны начались схватки. Карл послал в дом ее отца доверенных придворных дам и, как только они сообщили ему, что Анна родила, поспешил навестить ее. Анна, ослабевшая, но счастливая, сжимала руку Карла, благословляя его доброту. Ее муж, не желая признавать своего сына, так и не появился у постели жены.

Барбара расстроилась, услышав про обстоятельства, сопровождавшие эти роды. Епископ Винчестерский как пиявка присосался к изголовью постели Анны и все время, пока она в муках рожала, осаждал ее зловещими вопросами, требуя признания:

— Кто отец твоего ребенка? Признайся! Не пользовались ли твоей благосклонностью другие мужчины, помимо твоего супруга?

Анна стонала и кричала от боли, пот лил с нее градом, но в перерывах она между схватками спокойно и уверенно отвечала на его вопросы, чем снискала уважение многих достойных людей.

У Барбары шел уже шестой месяц беременности, и болезненный страх все чаще закрадывался в ее душу. Что же будет с ней, когда она родит бастарда? Всего несколько недель назад ее дом был самым модным в Лондоне, а сейчас из-за визита королевы-матери ей приходится скрываться. Она не может даже показаться при дворе. По вечерам Барбара еще устраивала балы, но ряды гостей поредели, поскольку многие предпочитали дворцовые приемы королевы.

Генриетта-Мария, хотя сама недолюбливала английский двор, пользовалась большой популярностью, придворные стайками вились вокруг нее, льстиво превознося ее достоинства. Генриетта-Мария, несмотря на почтенный возраст, все еще предпочитала прическу своей юности: черные блестящие локоны обрамляли ее усохшее морщинистое лицо, придавая ему смешной и нелепый вид. Но придворные, пряча улыбки, нахваливали их блеск и черноту, и Генриетта-Мария горделиво улыбалась. Она также любила, когда ей говорили, как она прекрасно выглядит и что несчастьям не удалось сломить ее. Да, на самом деле ей довелось испытать в жизни много горьких минут. Сейчас, окруженная родовитыми вельможами, она твердо заявляла:

— Если Анна Гайд войдет в Уайтхолл, то я покину Англию навсегда.

Королева была уверена в своей власти. Ее уверенность рассыпалась в прах после того, как Карл пригласил ее в свой кабинет для приватного разговора. Он старался быть мягким, но твердо держался своих позиций. Если матушка желает получить пенсион для себя и приданое для Киски, то он, со своей стороны, будет безмерно счастлив обеспечить их обеих. Все будет отлично! Но лишь с тем условием, что королева примет свою драгоценную невестку, жену Якова, Анну Гайд.

Генриетта-Мария гордо откинула назад головуи прикрыла веками свои черные глаза.

— Это невозможно! Я не могу принять ее!

Карл, не позволяя чувству жалости закрасться в его душу, отвернулся в сторону.

— Отлично. Право же, Людовик будет счастлив принять вас обратно в качестве бедных родственников.

Королева моментально припомнила годы нужды и унижений, которые она провела в изгнании на иждивении родственников. Ей хотелось вернуться во Францию с высоко поднятой головой и с тугим кошельком. Она стояла перед выбором, и ее французская практичность взяла верх. В конце концов жить она все равно будет во Франции. Не столь трудно поулыбаться несколько дней Анне! Зато она вернется во Францию с кошельком, полным золота, а неприятный привкус этих денег быстро изгладится из памяти.

Анна получила приглашение на прием для официального представления королеве-матери, которая всем сердцем ненавидела ее. В зале толпились жадные до зрелищ придворные. Анна, еще не вполне оправившаяся после родов, боялась, что ей станет дурно от духоты, резкого неприятного запаха пропитанной потом одежды и от пристальных взглядов придворных. Она глубоко вздохнула и приветствовала свекровь с безупречным достоинством; по рядам придворных прошел шепот, что хотя Анна и не знатного рода, но держит себя по-королевски, не хуже принять невестку, чем сама Генриетта-Мария.

Вынужденное согласие королевы-матери убедило Якова помириться с Анной и признать своего сына.

Барбара порадовалась за Анну, но ее не покидали тревога и опасение за собственное будущее. Она уже в полной мере осознавала ненадежность своего положения в свете. Какой же глупой она оказалась в итоге! Когда Роджер милостиво отошел в сторону, позволив ей открыто жить с Карлом, придворные льстецы с таким рвением восхваляли ее, что Барбара вообразила себя почти что королевой Англии. Но с приездом принцессы Оранской и королевы-матери в Уайтхолл все изменилось. Они устраивали роскошные приемы, а Барбара, покинутая всеми, тосковала, как в заточении, в своем доме на Кинг-стрит. «О, как я ненавижу их!» — Барбара скрежетала зубами в бессильном гневе, так ей хотелось отомстить за все унижения. В большей степени ее гнев относился к принцессе Оранской, поскольку она успела полюбить Мэри, пока гостила в Гааге.

Планы мщения порой заводили ее так далеко, что она в испуге одергивала себя. Некий шарлатан, Джон Гейдон, именующий себя доктором, стал довольно знаменитой личностью в Лондоне. Говорили, что он преуспел в оккультных науках и предсказывает будущее по звездам. Также ходили слухи, что он снабжает ядами тех, кто хочет извести своих врагов. Однажды Барбаре привиделось, будто она, закутавшись в черный плащ и скрываясь под маской, едет в дом Гейдона и получает флакончик бесцветной жидкости, которую вливает в пищу Мэри. Глаза Барбары загорелись, рот приоткрылся, она, затаив дыхание, уже представляла себе корчившуюся в судорогах Мэри. Но тут в комнату вошла Нэнси со стопкой нижнего белья и разрушила эти страшные грезы. Ужаснувшись собственным фантазиям, Барбара быстро перекрестилась, чтобы оградить себя от греха, и в тревоге положила руку на живот, надеясь, что не повредила своему будущему ребенку таким безумным видением.