Королевские шахматы

Тамм положил кусок хлеба на рюмку. Встал, перекрестился на католический манер, слева направо, посмотрел снова на фото, показалось, что слёзы блеснули в уголках глаз, выдохнул и одним залпом выпил стакан водки.

Никто на него не обращал внимания, даже те, кто сидел неподалёку.

Сел на табурет, охватив голову руками. Я пододвинул ему тарелку с горячим.

Он начал жадно есть.

– - Хлеба!
– резко попросил он.

Я потянулся снять хлеб со стопки с водкой.

– - Не трогай! Другой кусок!

Подал ему. Отошёл обслуживать других клиентов. Конечно, мне хотелось быть рядом с ним. Но, увы и ах.

Когда я снова подошёл к нему, спросил, не нужно ли чего ещё. Он попросил ещё порцию гуляша.

– - Налей мне порцию водки. Но в стакан.

В мерный стакан, потом в стакан. "Один дринк" -- 30 миллилитров. В Англии - это 25, во Франции - 45.

Он поднял стакан чуть выше головы, как бы чокаясь с изображением. Выпил, закусил. Я протирал кружки полотенцем.

Поднял на меня глаза.

– - Вы знаете, кто на фото, где она сделана и когда?

– - Нет, мсье. Но она вам дорога, судя по вашей реакции.

– - На фото...
– - он сделал глубокий вдох, загоняя рыдания внутрь.
– Фотография сделана двадцать второго июня две тысячи седьмого года. В Афганистане в долине Сангин провинции Гильменд. А на следующий день, двадцать третьего июня, двое с этой фотографии, -- он снова сделал глотательное движение, загоняя слёзы внутрь, махнул пальцем, мол, налей.
– - в результате ракетной атаки погибли сержант Калле Торн и младший сержант Яако Карукс. Еще четверо получили ранения - двое из них тяжелые, они так и остались калеками.

Я налил. Он снова махнул.

– - Вот, что значит для меня эта фотография.

Я вышел в зал, собрать посуду, принять заказ, протереть столики, поставил в окно кухни грязную посуду, подошёл к фото, как будто впервые её увидел.

Налил Тамму порцию. Протянул.

– - За счёт заведения. Я увидел, что вы там, на фотографии, только моложе и небритый.

– - Да.
– кивнул, выпил.
– Я. Вы правы. Моложе, полный идеалов. Идиот! Не так, конечно, как в 1995. Но, всё равно. Наивный, полный иллюзий, идеалов. Считал, что спасаю мир, планету от террористов. А сейчас эти террористы пришли в Европу под видом беженцев, и европейцы аплодируют им. Парадокс жизни. Вот и спрашивается, за, что воевал я сам, и за что погибли они?
– он снова поднял глаза на фотографию.

– - Мсье, это политика.
– поддержал разговор я.

– - Да. Политика. Давным-давно я воевал в Чечне.

Я поднял удивлённый взгляд на него.

– - Да-да. Воевал в России. Там тоже были исламские террористы, арабы. Но в Европе твердили, что в Чечне - рост национального самосознания и нужно помогать партизанам против русских войск. И помогали всем миром. Помогали теорристам. Но там их сумели победить. Но они пришли в Европу. В Чечне у меня не было потерь. Чего не скажешь про Афганистан.

– - Мсье желает ещё заказать горячего?
– поинтересовался я.

Он подумал.

– - Давай рыбу. Мяса уже достаточно.

– - Кофе?

– - Давай кофе. Сделаю перерыв.
– было видно, что подполковника "развозило".

Кофе, так кофе. Медленно потягивал огненный крепкий, какой смог сделать, напиток без сахара, кивнул на бутылку водки.

– - Вы пьёте коньяк, который не сделали во Франции? Или шампанское?

Я усмехнулся в ответ.

– - Это невозможно, мсье. Это не коньяк и не шампанское. Это нечто в бутылке, которое так называется. Но их нельзя отнести к этим благородным напиткам.

– - Согласен. То же самое с водкой. Она может быть только русской. Всё остальное, как правильно заметили, некая субстанция бутылке с надписью "Водка". Пусть даже она и будет казаться и мягче, даже с какими-то парфюмированными отдушками, Но это не та водка, которая есть в классическом исполнении. Даже водка, выпущенная во Франции, Америке по старинным русским рецептам, и то, уже не то. И это не просто смешать воду и спирт. Это будет не водка, а просто водно-спиртовая смесь, но не водка. В ней нет поэзии, души.

– - Чего?
– переспросил я.

– - Ничего.
– устало махнул он.
– Проехали. Забудьте. Вам не понять.
– помолчал.
– Вот, фотография сделана 22 июня. Что это дата говорит для вас?

Я закатил глаза к потолку, тщательно делая вид, что вспоминаю.

– - Вряд ли что-нибудь эта дата говорит мне.

– - Это дата начала войны Гитлера с Россией. Она тогда называлась Советским Союзом.

Я резко отреагировал:

– - Мсье знает, когда Гитлер напал на Францию - мою Родину?

– - Нет. Мсье не знает.
– Тамм отрицательно покачал головой.

– - Десятого мая одна тысяча девятисот сорокового года. Нас в школе учили. Сейчас в школах не учат. Вообще забыли ту войну. Ну, было когда-то. Было и прошло. Кто сейчас вспомнит про столетнею войну.

Тамм покачал головой.

– - Тогда была первая попытка организовать первый ЕС. Германия, во главе с Гитлером. Неплохо получилось же! Минимум сопротивления. Заводы потом работали на экономику Германии. На войну против Советского Союза. Сейчас ЕС, НАТО. Все работают против России. Модернизация. И все довольны. Население занято на производстве. Не лезет в политику. Нет сопротивления. Антиглобалисты объявляются нигилистами, отщепенцами, сумасшедшими. Примерно также как и русские, которые не идут в кильватере.

– - Вы же не русский.
– пошёл на провокацию я.
– Отчего же вы так печётесь о них? Если я не ошибаюсь, судя по вашей форме и нашивкам на ней, вы из Эстонии. Так?

– - Правильно. Я не этнический русский. Я - эстонец. И горжусь этим. Но родился в СССР. И считаю своей Родиной не просто маленькую республику, а огромный, великий Советский Союз! Да, тогда не было красивых обёрток как за границей. Вы же не из Бельгии? У вас акцент иной.

– - Я из Франции. Француз. И живу не так давно здесь.

– - Отчего же здесь, а не на Родине у себя?

– - Решил попытать счастья.

– - Понимаю. У соседа и трава зеленее и вода мокрее.
– он явно наступал, и это хорошо.

– - Да. Мне так казалось.
– я кивнул, еле сдерживая улыбку.

– - И как? Получилось?

Я отрицательно помотал головой.

– - Немного не так. Хоть и язык одинаковый с небольшими вариациями. Вроде и думают также. Но не то. Местные - иные. Немного, но другие. Но я не жалуюсь. Меня много устраивает и нравится. И, видите, я разговариваю с вами откровенно. Аборигены про себя ничего не говорят. Скоро я стану полностью как все и буду только кивать и улыбаться.