Королевский дракон

Говорят, однажды летом в Меделахии проходила огромная ярмарка, где можно было купить и продать любой предмет, известный людям. Увидеть невольников из дальних южных земель, где солнце, свирепое, как пламя кузнечной свечи (так говорили), выжгло их кожу дочерна, и пленников с севера, бледных, как снега их страны. Молодых василисков в клетках. Детей гоблинов из Харенских гор, обученных ловле крыс. Шелка из Аретузы, клуазоновые пряжки в виде волчьих голов — золотые, зеленые и синие, для орнамента поясов и одежды знати. Изящные и легкие мечи. Покрытые плесенью кувшины со старинным орнаментом и неизвестным содержимым. Янтарь. Стеклянные бусы, похожие на слезы ангелов. Следы дракона, отпечатавшиеся на кусках обсидиана.

— Алан, ты куда, мальчик мой?

Он пришел в себя, сообразив, что стоит в десяти шагах от двери, ведущей в сени, а оттуда в ризницу, где хранились священные сосуды и облачения, потребные в церковном обряде.

Улыбнувшись, брат Гиллес похлопал его по руке:

— Нужно принять то, что Господь предначертал для тебя, дитя мое. На все воля Господа и Владычицы. Тебе остается только внимать и повиноваться Им.

— Да, отец Гиллес. — Алан повесил голову.

Он внес кувшин с маслом и оставил его одному из безмолвных помощников Гиллеса. Затем вернулся обратно к солнечному свету, где слышалось лошадиное ржание и радостный гомон проезжавших мимо всадников, свободных от обета молчания, взятого большинством монахов.

Идя вдоль фасада церкви, он увидел отца Ричандера, брата Гиллеса, и келаря, говоривших с группой посетителей. Странники в дорогих одеждах, в кафтанах и накидках, украшенных сапфирами и бахромой из красных листьев. Диакониса и сопровождавший ее священник, оба в грубых коричневых рясах, женщина в длинном платье, отороченном мехом, двое хорошо одетых мужчин и с полдюжины пеших солдат в кожаных кафтанах. Подумать только, как счастливы эти люди — они могут ехать куда угодно из монастыря, из деревни, подальше от великого Драконьего Хребта, ограничившего его мир.

Он незаметно подошел ближе, чтобы слышать разговор.

— Обыкновенная наша дань включает в себя годовую рекрутскую службу для пяти молодых людей крепкого сложения, не так ли, госпожа Дуода? — спросил отец Ричандер у женщины в накидке. — Если вы просите большего, тогда жители поселка будут вынуждены направить людей, которых ранее мы хотели оставить на послушание. Это причинит трудности монастырю, особенно сейчас, во время сева.

Ее высокомерное лицо отличалось суровостью.

— Ваша правда, достопочтенный брат, но в этом году на побережье участились набеги, и граф Лавастин вынужден увеличить количество рекрутов.

Граф Лавастин! Госпожа Дуода была кастеляншей и хозяйкой в его замке; теперь, когда она повернулась в сторону Алана, отдавая солдатам какой-то приказ, он ее узнал. Если он не мог оставаться с отцом, то теперь надеялся, что его призовут на службу к графу Лавастину. Хотя бы на год. Но Алан знал, что это только надежда. Все думали, что монастырь был лучшим местом для ребенка, которого купец Генрих признавал своим сыном и воспитывал, но которого все считали незаконнорожденным.

— Бог да благословит ваш путь, миссис, — сказал отец Ричандер, когда кастелянша и диакониса сели на лошадей. Солдаты собрались идти следом.

Брат Гиллес проковылял к Алану.

— Если хочешь вернуться в деревню, да еще не один, пройдись с ними, — сказал он, — ведь ты скоро вернешься к нам.

— Хорошо.

Он последовал за пешими солдатами. Кастелянша Дуода разговаривала с дьяком и не замечала, что он плетется за ними. Никто не обращал на него внимания.

Они прошли через монастырские ворота и начали долгий подъем в гору. Алан услышал, как сзади в храме певцы начали гимн по случаю праздника Нон. Голоса хора преследовали его, когда они вошли в лес, но звук поглотили деревья.

Он углубился в свои скорбные мысли, но не мог не слышать разговора, который солдаты графа Лавастина завели между собой.

— Монастырь принадлежит королю, вот что, — сказал младший из них.

— Принадлежит королю Вендара, ты хочешь сказать. Не нашему королю, даже если вендарец взойдет на трон.

— Ха! Ленивые ублюдки, тоже мне, боятся, что графский набор заберет их слуг. Не хотят небось пачкать руки черной работой?

— Потише, Эрик. Не говори плохо о святых братьях.

Молодой Эрик недовольно хмыкнул:

— Думаешь, аббату есть разница, проводится ли рекрутский набор для борьбы с пиратами или поддерживается восстание госпожи Сабелы?

— Молчи, дурак, — одернул его солдат постарше, оглядываясь назад.

Алан потупил глаза, стараясь выглядеть невинно. Конечно, они заметили его, но не подумали, что он стоит их внимания. И ошиблись, никто, особенно в королевстве Варре, не должен был упоминать о восстании против короля Генриха в присутствии человека, о лояльности которого не знал.

Остаток пути они прошли молча. Алан меланхолично прикидывал, сколько еще предстоит идти. Дорога только поднималась на Драконий Хребет и вела вниз по длинному склону к Драконьему Хвосту, где лежала их деревня Осна. Начался мелкий дождь, унылый туман окутал все вокруг, и, когда компания дошла до большого дома тети Белы, все промокли.

Кастеляншу Дуоду ждали. Она приезжала раз в год, чтобы взыскать с деревни очередную дань для графа Лавастина. Обычно с ней возвращались молодые люди, год отслужившие у графа. Постепенно день святой Эзеб стал для юношей традиционным днем поступления на службу или возвращения домой. Но нынче Дуода приехала только со своей свитой.

Алан стоял у камина, пытаясь обсохнуть, и смотрел на обряд торжественной встречи, проходивший в конце огромного и единственного зала. В другом конце двоюродные сестры и братья Алана при помощи слуг накрывали стол. В третьем углу затаились маленькие дети, сидя на ящиках или кроватях и стараясь не попадаться на глаза.

Заплакал младенец. Юноша подошел к колыбели и взял его на руки. Тот замолчал, засунул в рот палец и уставился на происходящее. Как и Алан, этот ребенок рос без матери; его мать умерла при родах. Но отцом был брат Алана Юлиан, так как он и девушка были помолвлены. Поскольку у Стэнси, дочери тети Белы, был свой ребенок и было молоко, Бела взяла ребенка к себе.

Когда Алана позвали прислуживать за столом, он передал ребенка на руки одной из своих двоюродных сестер. Кастелянша Дуода была очень важной гостьей, и тетя Бела, одна из самых богатых женщин деревни, заставила накрывать для нее стол не слуг, а своих родных. Алан разливал эль и мог слышать многое из разговоров между кастеляншей и теми деревенскими купцами, что удостоились чести сидеть за одним столом с представительницей графа.

— Молодым людям, взятым год назад, граф Лавастин приказал увеличить срок службы еще на год, — Дуода говорила спокойно, но местные смотрели на нее с беспокойством.

— Я надеялся, что сын поможет мне с урожаем! — раздался один голос.

— Моя дочь должна прясть в моем доме. К тому же мы начали переговоры о ее обручении.

— Наступают трудные времена. Наши берега все чаще подвергаются набегам. Недавно сожгли монастырь в Коменге. Нам нужны все мужчины из Лавас-Холдинга и как можно больше солдат. — Кастелянша некоторое время молчала, видя недовольство на лицах слушателей. — Увы, пиратов стало больше. Они страшная угроза для всех, кто живет у моря. — Она кивнула Алану. — Еще пива! — И когда он налил, обратилась к тетушке Беле: — Красивый юноша. Один из ваших?