Королевство грез

— Почему?

— Потому что я велел им уйти. — Он тоже встал, и момент, которого Дженни смертельно боялась весь день, наступил. Это читалось в его решительных серебряных глазах, когда он протянул руку, недвусмысленно давая понять, что она должна подняться. Она попыталась встать, колени ее задрожали; она неохотно подала ему руку, тут же отдернула и воскликнула:

— Я… я не слыхала, чтоб вы им велели уйти!

— Я проделал это совсем незаметно, Дженнифер. Наверху он остановился перед покоями, следующими за ее спальней, и махнул в сторону открытой двери, посылая Дженни вперед.

В отличие от небольшой спартанской комнатки Дженни апартаменты, в которые она вступала, были просторными и сравнительно роскошными. Кроме огромной четырехспальной кровати, здесь стояли четыре удобных кресла и несколько тяжелых сундуков, окованных фигурною медью. На стенах висели драпировки, перед заслоненным экраном камином, где пылал огонь, согревая и освещая покои, лежал даже толстый ковер. Лунный свет лился в окно напротив кровати, а рядом была дверца, ведущая, кажется, на небольшой, огороженный перилами балкончик.

Она услышала, как позади звякнул задвигаемый на дверях засов, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стремясь отыскать хоть какой-нибудь способ оттянуть то, что он собирался с ней сделать, Дженни метнулась к самому дальнему от кровати креслу, уселась и сложила руки на коленях. Утвердив на лице сверкающую вопросительную улыбку, она придумала тему, которая безусловно должна была его интересовать, и принялась сыпать вопросами.

— Я слышала, как говорили, будто бы в сражениях вас никогда не выбивали из седла, — объявила она, слегка наклоняясь вперед и изображая неподдельное любопытство.

Вместо того чтобы расхохотаться над легендами о своих подвигах, как то делали рыцари за ужином, граф Клеймор сел напротив, закинул ногу за ногу и откинулся на спинку стула, наблюдая за ней в полном молчании.

Дженни испытывала неприятное ощущение, что ему ведомо о ее надеждах на некое чудо, которое избавит от необходимости выполнять условия сделки, и что он не очень доволен ее поведением. Сделав большие глаза, она удвоила усилия вовлечь его в разговор, весело допытываясь:

— Это правда?

— Что правда? — переспросил он с ледяным безразличием.

— Что вас никогда не выбивали из седла в сражениях?

— Нет.

— Нет?! — воскликнула она. — Тогда… м-м-м… и сколько раз это случалось?

— Дважды.

— Дважды! — Хорошо бы, чтоб двадцать, подумала она, трясясь от страха за свой клан, представителям которого вскоре суждено встретиться с ним. — Понятно… Но все равно удивительно, если учесть, в скольких сражениях вы должны были биться за все эти годы. А в скольких сражениях вы бились?

— Я не подсчитывал, Дженнифер.

— А надо бы. Давайте я подсчитаю! Вы расскажете мне о каждом, а я буду считать. — предложила она с излишней горячностью, в то время как напряжение ее десятикратно усилилось от его кратких ответов. — Займемся прямо сейчас?

— Не думаю.

Дженни судорожно перевела дыхание, видя, что время ее истекло и ни один ангел-хранитель не собирается влететь в окно и избавить ее от превратностей судьбы.

— А как… как насчет турниров? Вас когда-нибудь выбивали из седла на турнирах?

— Я никогда не бывал на турнирах. От удивления на миг позабыв о своих тревогах, она проговорила с живейшим интересом:

— Почему? Разве не пожелали бы многие ваши соотечественники помериться с вами искусством? Разве они не вызывали вас на поединок?

— Вызывали.

— И вы не приняли вызов?

— Я сражаюсь в боях, а не на турнирах. Турнир — это игра.

— Да, но ведь… э-э-э… а вдруг люди подумают, что вы, может быть, отказываетесь из трусости? Или что вы… может быть… не такой уж искусный рыцарь, каким вас рисует молва?

— Может быть. А теперь я задам вам вопрос, — вкрадчиво перебил он. — Может быть, ваш неожиданный интерес к моим победам в сражениях и к рыцарской репутации имеет какое-то отношение к нашей сделке и нацелен на то, чтобы позволить вам от чего-нибудь уклониться?

Вместо того чтоб солгать, как ожидал Ройс, она удивила его, сообщив слабым, беспомощным шепотком:

— Я боюсь. Боюсь, как не боялась никогда в жизни. Неожиданная вспышка раздражения из-за предпринятых на протяжении последних минут попыток дурачить его разом испарилась, когда он увидел ее, съежившуюся в кресле, и понял, что требует от перепуганного, невинного создания встретить то, что должно произойти между ними, так, как это делали опытнейшие придворные куртизанки, с которыми он спал.

Смягчившись, он встал и протянул к ней руки:

— Подите сюда, Дженнифер.

Дженни поднялась и поплелась, еле переступая дрожащими ногами, пытаясь унять смятение и уговаривая себя, что она совершит сейчас не грех и не предательство; что в действительности, жертвуя собой ради спасения сестры, она совершит сейчас нечто благородное и даже доблестное; что в некотором роде поступит, как Жанна д'Арк, принимающая мученичество.

Она нерешительно вложила ледяную руку в его горячую ладонь и увидела, как на запястье смыкаются длинные загорелые пальцы, ощущая странное воодушевление от жаркого пожатия и неотразимого взгляда.

И когда он обхватил ее, привлек к крепкому мускулистому телу, когда, приоткрыв рот, коснулся ее губ, совесть разом умолкла. Этот поцелуй не походил на прежние, ибо на сей раз он знал, чем все кончится; это был поцелуй необычайно пылкий, дикий, жадный. Руки его скользили уверенно, безостановочно по спине, по грудям, плотно прижимая девушку к напрягшимся чреслам, и Дженнифер стала медленно погружаться в головокружительную бездну чувств и пробуждающейся страсти, С беспомощным стоном она сдалась, обвила руками его шею, повисла, жаждая опоры.

Она смутно чувствовала, как спадает ее платье, как его ладони гладят вздымающуюся грудь и желание растет с каждым ненасытным поцелуем. Руки стальными обручами стиснули ее, подняли, опрокинули, отнесли на постель и заботливо уложили на прохладные простыни. Ощущение тепла и безопасности, исходившее от его тела, внезапно исчезло.

Мало-помалу выходя из сонного оцепенения, в котором она намеренно искала убежища от реальности происходящего, Дженни вздрогнула от дуновения холодного воздуха и невольно открыла глаза. Он замер у кровати, раздеваясь, и ее охватила дрожь восторга и тревоги. В отблесках пламени камина кожа его отливала бронзой, налитые мышцы рук и торса перекатывались, вздымаясь и опадая, пока пальцы трудились над поясом рейтуз. Она осознала, как он прекрасен, великолепен. Едва переводя дыхание от страха и восхищения, она поспешно отвернулась в сторону, вцепилась в край простыни, пытаясь немного прикрыться, пока он скидывал последние одежды.