Королевство свободных

Наместник пока молчал. Лицо его налилось краской, то ли от волнения, то от злости, маленькие поросячьи глазки так и зыркали по сторонам. Благородные доны тоже молчали, и я понял, что ответную речь будет держать лицо духовное. Как-никак я явился по промыслу Божию, так что вопросы посредника между Господом и людьми более чем уместны. Голос у него, вопреки моим ожиданиям, был красивый и звучный, несмотря на прожитые годы.

— Сын мой, — обратился он ко мне, — веруешь ли ты в Святую Троицу?

Вопрос был, конечно же, с подвохом. Но не на того напали! За долгие, надо вам сказать, странствия по мирам я насмотрелся на самые разнообразные формы того, что с натяжкой можно назвать христианством. Интересно, как отреагировали бы местные отцы церкви, если бы я сообщил им, что практически в каждый мир, похожий на этот, приходил тот, кого принято называть Сыном Божьим? Приходил, учил, его обычно казнили мучительно и страшно, а потом начинали поклоняться. Обычное дело. Вот интересно, где-то же сидит Творец Мироздания, смотрит на все это безобразие и удивляется. Ну ладно, отвечу патриарху в точном соответствии с тем, что Мэнгер считает саранской ересью.

— Вера в триединство божественной сущности — изуверие есть, что насаждается наместником Темного, который прозывается папой Вселенской Церкви, суть коей — обман людей.

По тому, как одобрительно закивал святой отец, я понял, что ответил не просто правильно, а максимально точно. Ничего не скажешь, подсобили мне отцы Вселенской Церкви, этого самого вселенского зла. Еле сдержался, чтобы не усмехнуться. А священник тем временем продолжил теологический диспут:

— Тогда во что ты веруешь, сын мой?

— Верую в единого вечного и предвечного Отца Сущего, который послал своего Сына возлюбленного, во искупление грехов человеческих. — Это почти первый стих саранского символа веры. Так, пойдем дальше. — Святой Арий учит нас, что Бог не всегда был Отцом. Был миг, когда он был один и ещё не был Отцом: позже он стал им. И создал он Сына, и тот воплотился в мире тварном.

Священник закивал и даже улыбнулся. Наместник же все помрачнел и налился кровью, как комар.

— Веруешь ли ты в Страшный Суд и воскрешение мертвых?

— Верую лишь, как и надобно доброму христианину, в суд Бога над каждым человеком после его смерти и воздаяние за его жизнь адским пеклом или райским блаженством. Воскрешение мертвых в плотском теле суть козни Темного, что мысли о некромантии вложил в грешные головы иерархов Вселенской Церкви… — Так, кажется, меня понесло, не сказать бы чего лишнего.

— Правильные речи говоришь ты. Но скажи мне, сын мой, и говоря помни, что перед Господом нашим, перед Его Сыном и перед святым Арием несешь ты ответ: истинно ли ты король, который был предсказан нам?

Я выдержал паузу и подумал, как бы ответить похитрее. И тут мне пришла идея отвечать по возможности словами Писания. Против этого очень, очень сложно найти какие-либо контраргументы.

— Ты сказал! — мой голос разнесся по огромному залу, и я увидел, как священник уже совсем по-другому посмотрел на меня. Как-то подобострастно, что ли.

Не знаю, поверил ли он мне, но, похоже, что решение он принял. Истинный я король или нет, но я на его стороне. Это я ему недвусмысленно показал. Когда у власти находятся торгаши, от них можно ждать всего, чего угодно: вплоть до того, что они просто сдадут все духовенство Святому ордену, подпишут унию, лишь бы свои шкуры свои сохранить. Что ж, такой вариант вполне вероятен и выгоден как торгашам княжества, так и Мэнгеру, который таким образом без малейших усилий получит нового богатого данника.

Ну что ж, местные церковники и благородный дон из местного рода — это уже кое-что. А события тем временем уже начинали развиваться так, что повернуть вспять было уже ну совсем невозможно. Совсем! В зал вбежал перепуганный стражник и доложил, что на Дворцовой площади собрался народ и требует предъявить истинного короля.

Краска с лица наместника схлынула моментально. Он заметно заволновался, заерзал на своей подушке. Я же внимательно вглядывался в лица окружавших его благородных донов, гадая, кто же будет на мой стороне, а кто нет. Отступать мне было некуда, да и поздно. Ничего не скажешь, крепко меня скрутила паутина судьбы. Эх, крепко! Ну что, наместник, твой ход, может статься — последний.

— Благородные доны и вы, ваше первосвященство, — начал толстяк, — все мы пребываем ежедневно в ожидании истинного короля, приход коего предсказал почивший в мире великий король-ванд Ательред. И столь велика наша мука при созерцании пустеющего трона, что мы….

Да, видимо, больше всех мучаешься ты, жирная свинья. Спишь и видишь небось, чтобы стать основателем новой династии, только вот кишка у тебя тонка. Старинным саранским родам ты выгоден только в качестве временщика без права наследования. Хотя был бы я на твоем месте, уже давно бы все обустроил. Конечно, торгаши всегда знают, где лежит кусок пожирнее, только духу у них не всегда хватает этот кусок взять. Боятся они за свои торговые концессии, за корабли и склады. А вдруг все сорвется и пойдет прахом?

Меж тем наместник продолжал медленно и методично поливать меня грязью, подводя собравшихся к мысли, что я не просто самозванец, а еще и мэнгерский шпион. Думаю, речь он завершит тем, что я не просто мэнгерский шпион, но еще и шпион адрианопольского кесаря. Дону Риго тоже достанется. Его обвинят в сговоре со мной и в раскрытии государственной тайны самозванцу. А иначе как я смог все подстроить? В том, что это чистой воды совпадение, не поверят. Да и я, признаться, не верю, но разбираться с этим буду потом. Сейчас есть дела и поважнее.

Эх, наместник, наместник, сразу видно, что ты торгаш, а не воин. Не надо было со мной раскланиваться, надо было уже на входе отнять у меня оружие, арестовать дона Риго как предателя, а уже потом слушать меня, закованного в цепи и избитого. Нет, ведь знали заранее, что меня ведут, собраться успели. И могли ведь стражу подтянуть. Ну не верю я, что кроме гвардейцев, охраняющих внешнюю городскую стену и подчиняющихся, судя по всему, дону Риго, у тебя нет своих вооруженных людей.

Так, ладно, послушали и хватит. Действовать нужно быстро, как на переправе. Здесь уже сложилась вполне понятная политическая ситуация: или он меня или я его. Срываясь с места и на ходу вытаскивая меч, я в который раз мысленно поблагодарил Волка. Уже у трона я на самом краю зрения увидел, что дон Риго делает знак и останавливает своих гвардейцев.

Наместнику в какой-то мере даже повезло, он и испугаться-то как следует не успел. А вот благородные доны и его первосвященство потерпели явные убытки. Летящая на пол голова наместника обильно окропила их одежды кровью. На лицах застыло даже не недоумение, а настоящий ужас. Не видели они еще, чтобы кровь в тронном зале проливалась. А придется. И не раз — это я им обещаю.

Я медленно подошел к лежащей на мраморном полу голове, поднял ее за волосы и показал благородным донам:

— Благородные доны, знаете ли вы, чья эта голова?