Королевы не плачут

– Ступай себе, парень, - сказал ему Филипп.
– Ты свободен.

– Э нет, любезный!
– сразу всполошилась Бланка.
– Постой. Ты должен проводить господина принца, не то он еще заблудится в темноте.

– Это излишне, - возразил Филипп.
– Я сам найду дорогу. Ступай, парень.

– Нет, постой!

– Можешь идти, я сказал.

– А я говорю: постой!

Паж не двигался с места и лишь одурело таращился на препиравшихся господ.

– Так мне можно идти или еще подождать?
– наконец не выдержал он.

– Ступай, - ответил Филипп, а после очередного "Нет, постой!" Бланки, быстро повернулся к ней: - А как же насчет того, чтобы посидеть вместе, поболтать?

– У меня не то настроение, Филипп.

– Так будет то. Я мигом подниму ваше настроение.

Бланка отрицательно покачала головой.

– Об этом и речи быть не может. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Филипп изобразил на своем лице выражение глубочайшего замешательства.

– Ах да, понимаю, понимаю. И прошу великодушно простить мою оплошность.

Бланка недоуменно взглянула на него.

– О чем вы, Филипп? Я не...

– Ну все, замнем это дело. Я, право, не хотел вас смущать, но как-то само собой получилось. Вот дурак, сразу не догадался...

– Фи...

– Я все понял, Бланка. И еще раз прошу простить меня. Примите во внимание, что сегодня я перебрал. Я спьяну увязался за вами, не сообразив, что вам всего лишь нужно было отлучиться на пару минут. Конечно же, я подожду вас здесь.

Щеки Бланки вспыхнули густым румянцем. Она рывком распахнула дверь и гневно выкрикнула:

– Ну, проходите! И будьте вы прокляты...

С самодовольной ухмылкой Филипп отвесил ей шутливым поклон.

– Только после вас, сударыня.

Они пересекли узкую переднюю и вошли в небольшую уютную комнату, обставленную, как будуар. Несмотря на то, что Бланка провела в своих новых покоях всего лишь одну ночь, они чувствовались обжитыми и уже пахли своей хозяйкой - в воздухе витал тонкий аромат жасмина и еще чего-то, чуточку пряного и невыразимо приятного, чем всегда пахло от Бланки и от всех ее личных вещей. Этот запах всякий раз вызывал у Филиппа сильное возбуждение и повергал его в сладостный трепет.

Дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась и в образовавшуюся щель просунулась голова Коломбы, горничной Бланки. Увидев свою госпожу с мужчиной, она мгновенно исчезла.

Бланка расположилась на диванчике в углу комнаты и жестом указала Филиппу на стоявшее рядом кресло. Филипп машинально сел, не сводя с нее восхищенного взгляда. Он любовался ее изящными, грациозными движениями, живой мимикой ее лица, тем, как она усаживается и сидит, - он любовался ею всей. Бланка была одета в изумительное платье из великолепной золотой парчи, которое удачно подчеркивало ее естественную привлекательность, превращая ее из просто хорошенькой в ослепительную красавицу. Филипп почувствовал, что начинает терять голову.

– Здорово я сыграл на вашей деликатности, не правда ли?
– лукаво улыбаясь, скала он.
– Между прочим, вы знаете, как называет вас Маргарита? Стыдливой до неприличия, вот как. И она совершенно права. Порой вы со своей неуместной стеснительностью сами ставите себя в неловкое положение. Это ваше уязвимое место, и я буду не я, если не найду здесь какой-нибудь лазейки в вашу спальню. Как раз сейчас я думаю над тем, в чем бы таком УЖАСАЮЩЕ ПОСТЫДНОМ мне вас обвинить, чтобы вы могли опровергнуть мое обвинение только одним способом...

– Прекратите, бесстыжий!
– негодующе перебила его Бланка. Немедленно прекратите!

В это самое мгновение в голове у Филиппа что-то щелкнуло - видимо, начало действовать выпитое в брачных покоях вино, - и она закружилась вдвое быстрее. И, естественно, вдвое быстрее он замолотил языком:

– Но почему "прекратите"? Нельзя ли покороче - "прекрати"? Так будет резче, емче, весомее... и гораздо интимнее. Что ты в самом деле - все выкаешь да выкаешь? Ладно еще когда мы на людях, но с глазу на глаз... Черт возьми! Как ни как, ты моя троюродная сестричка. Даже больше, чем троюродная, почти двоюродная - ведь мой дед и твоя бабка были двойняшки. Близнецы к тому же. Ну, доставь мне удовольствие, милочка, называй меня на ты.

Бланка невольно улыбнулась. Эта песенка была ей хорошо знакома. Всякий раз подвыпив, Филипп с настойчивостью, достойной лучшего применения, начинал выяснять у нее, что же мешает им быть на ты.

– Нет, Филипп, - решительно покачала она головой.
– Ничего у вас не выйдет.

– Ваше высочество считает меня недостойным?
– едко осведомился Филипп.
– Ну да, как же! Ведь вы, сударыня, дочь и сестра кастильских королей, а я - всего лишь внук короля Галлии. Мой род, конечно, не столь знатен, как ваш, а мой предок Карл Бастард, как это явствует из его прозвища, был незаконнорожденным... Ха! Черти полосатые! Ведь он и ваш предок! Значит мы оба принадлежим к одному сонмищу ублюдков...

– Филипп!..

– Мы с тобой одной веревкой связаны, дорогая, - продолжал он, все больше возбуждаясь.
– Мы просто обязаны быть друг с другом на ты. И никаких возражений я не принимаю.

– Ну а потом вы потребуете, чтобы мы... сблизились, не так ли? сказала Бланка.
– Дескать, коль скоро мы с вами на ты, то и наши отношения, как вы поговариваете, должны быть "на надлежащем уровне".

Филипп демонстративно хлопнул себя по лбу.

– Ага! Так вот что вас волнует! Ну, уж если на то пошло, мы можем сначала сблизиться и лишь затем перейти на ты.

С этими словами он одним прыжком пересел с кресла на диван рядышком с Бланкой, как бы нечаянно обнял ее за талию и привлек к себе.

– Что вы делаете, нахал!
– воскликнула Бланка, изворачиваясь всем телом.
– Что вы...

– Как это что? Иду на сближение, - с невозмутимым видом пояснил Филипп, однако глаза его лихорадочно блестели. Он отбросил с ее лба непокорную прядь волос и запечатлел на нем нежный поцелуй.
– Ну вот мы и сблизились... Гм. По крайней мере, частично.

– Свинья! Наглец!

– А вы невежа.

– Да неужели?!

– А разве нет?
– притворился изумленным Филипп.
– За кем, свет души моей, я ухаживаю последние три недели? Ясное дело, за вами. И что в ответ? Меня не замечают! Ради кого я отослал господина де Монтини в Рим - жаль, что не в Пекин? Разумеется, ради вас...

– Ах!
– саркастически произнесла Бланка.
– Так значит, это было сделано исключительно для моего блага!

– Вот именно. Он чувствительно мешал нашей любви.