Королевы смеха. Жизнь, которой не было?
Шрифт:
Текстильными фабрикантами, купцами первой гильдии стали и братья, и сыновья Наполеона Пельтцера. При них улучшился быт рабочих «Нарвской суконной мануфактуры». Пельтцеры жил дружно, старались держаться вместе и создавать семьи внутри своей «немецкой коммуны». Почти все были долгожителями, оставаясь активными до глубокой старости. Не исключение – брат Наполеона Ивановича Егор Иванович – прадед Татьяны Пельтцер. В 60 лет он взял под свой контроль суконную фабрику своего зятя Виктора Кенемана в Каблукове, когда тот решил переехать в Германию. У Егора Ивановича было трое сыновей: Роберт, Сигизмунд и Георг. Старший основал фирму «Роберт Гер. Пельтцер и Ко» по торговле москательными товарами. В Москве его знали как Романа Пельтцера, отца одиннадцати детей. Двое из них – Иоганн и Георгий – были особенно дружны.
Иоганн поменял свое имя на «Иван» и стал знаменитым российским актером, а Георгий – талантливым военным инженером, построившим множество мостов по всей стране. В 30-е
Георгий Пельтцер стал отцом пятерых детей, Иван Пельтцер – двоих, Татьяны и Александра. Несмотря на то что Иван Романович, а затем и его дочь увлеклись актерством, в семье Георгия Романовича эту профессию не одобряли и даже осуждали. Неожиданно в театр подался только его сын Константин. Вот, пожалуй, и все, больше актеров в этом роду не появлялось. Две ветви одной семьи дружили, общались, но полное взаимопонимание было только между Татьяной Ивановной и Константином Георгиевичем. Они постоянно уединялись, обсуждали творческие идеи, спорили. «Ее всегда было много», – призналась недавно двоюродная сестра актрисы Татьяна Георгиевна Пельтцер, почти полная тезка нашей героини. Громкая, веселая, раскрепощенная, Татьяна Ивановна органично вписывалась только в актерскую стихию.
От Ивана Романовича она унаследовала бесценный дар живого видения мира, необычного и всегда неожиданного восприятия самой жизни. Говорят, что она вообще была очень похожа на своего отца, особенно по темпераменту. Сохранился удивительный документ: в восемьдесят лет Иван Пельтцер взял в руки перо и классическим ямбом написал свою театрально-сценическую биографию. К сожалению, довел он ее лишь до 1905 года. В этих записках предстает старая Москва, ее быт, население, театральная жизнь, гастроли заморских знаменитостей. Историки театра могут найти точные описания и оценку игры Сары Бернар и Элеоноры Дузе, ощущение от концертов Сергея Рахманинова, у которого, кстати, Пельтцер учился по классу фортепиано, и Антона Рубинштейна.
Один из первых заслуженных артистов республики, Иван Пельтцер много снимался в кино: «Белеет парус одинокий», «Медведь», «Большая жизнь», до революции сам ставил фильмы. Он был не только знаменитым актером, но и деятельным антрепренером и педагогом. Одним словом, мог бы хорошо пристроить свою дочь-актрису, да и сам с возрастом найти теплое местечко. Но все было не так просто. Что-то мешало раннему творческому благополучию Татьяны Пельтцер.
Свой сценический путь она начала под крылом отца и металась с ним из Нахичевани в Ейск, из Ейска в Москву, затем уже сама поменяла несколько столичных театров. Но так и не смогла нигде обустроиться. Может, сказывалась ее необразованность, ведь Татьяна Ивановна даже не доучилась в гимназии, а ее профессиональной школой стали антрепризы отца. Может, мешало ее нескрываемое купеческое происхождение или столь необычное замужество. А может быть долгая неустроенность обоих Пельтцеров связана с судьбой Александра – брата Татьяны Ивановны. Не закончив МАДИ, он был осужден по статье 58 (за контрреволюционную деятельность) и отсидел два года. Это темная история, и теперь, за давностью лет, ее никто не прояснит. Со временем Александр Пельтцер увлекся разработкой первых советских гоночных автомобилей «Звезда», сам испытывал их, стал трижды рекордсменом Советского Союза. Но в 1936 году он оставил пост главного инженера АМО (ныне – завод имени Лихачева), как написано в архивах, «по причине выезда из Москвы». Чем была вызвана эта причина и куда Александр Иванович уехал, теперь тоже неизвестно. Но 36-й год – время, которое говорит само за себя.
Вместе с ним с завода ушла и Татьяна Ивановна, нашедшая там пристанище после того, как в театре ее признали профнепригодной. Она уехала в Ярославль в старейший российский драмтеатр имени Волкова. Вернувшись через год в Москву, пришла в некий Колхозный театр, затем вновь – уже в третий раз – в Театр имени Моссовета. На этой сцене Пельтцер работала самозабвенно, участвуя и в революционных, и в классических постановках. Она застала еще легендарного Любимова-Ланского, общалась с блистательными партнерами и постоянно искала себя.
В 1932 году Татьяна Ивановна писала отцу о работе в спектакле «Снег» Н. Погодина:
«Дорогой мой папаня!
Ты уж не сердись на нас. У меня совершенно не было ни секунды времени. Только позавчера, т. е. 14 ноября, сдали мы премьеру. И вот теперь уже посвободнее стало. Ну, во-первых, расскажу тебе про спектакль. На премьере он принимался хорошо, вчера хуже. Мне, в общем, он нравится… 18-го общественный просмотр. Он покажет многое. Насчет меня. Какое-то у меня неудовлетворенное чувство. Многие хвалят, Ленковский, например, говорит, что я единственный живой человек на сцене. Но многие и ругают, говорят, что Таня Пельтцер – есть опять Таня Пельтцер. Ну, вот кратко о пьесе. А так вообще
живем ничего. Учусь я в университете нашем, очень это интересно. Консервы твои были изумительно вкусные, и мы их ели с большим удовольствием. Если будет возможность послать – пожалуйста, сделай. Шура очень доволен своей новой работой. Очень интересно, как у вас с Олюней дела и личные, и театральные.Ну, целую крепко.
Ваша Т.».
В общей сложности Татьяна Пельтцер проработала на этой сцене четырнадцать лет. Роли играла не самые плохие: Параша в «Шторме» Билль-Белоцерковского, Валя в «Мятеже» Фурманова, Михеевна в «Последней жертве» и Зыбкина в «Правда – хорошо, а счастье – лучше» Островского. Но – не прижилась. Труппа в театре была большая, у главрежей, как и везде, водились любимцы, да и в репертуар, видимо, Пельтцер не так хорошо вписывалась. А какой именно репертуар был ей нужен, она и сама еще не знала.
В 1940 году Татьяна Пельтцер оказалась в труппе знаменитого Московского театра эстрады и миниатюр. Рядом – Рина Зеленая, Мария Миронова, Александр Менакер, Нина Нурм, Борис Вельский, Юрий Хржановский. Новый жанр, репертуара почти нет. Это был веселый и трудный период в истории отечественной эстрады. Профессиональные драматурги не писали для малых сцен, а эстрадные авторы приспособились к уровню случайных, полухалтурных концертов. Энтузиастам приходилось действовать методом проб и ошибок. Помимо прочего, руководство театра настойчиво искало формы конферанса – приглашались Михаил Гаркави, Аркадий Райкин, пробовала вести конферанс и Татьяна Пельтцер. Она конферировала в острохарактерном гротесковом образе грубоватой няньки, который было трудно органично ввести в программу, и поэтому вскоре она перешла на бытовые роли в маленьких пьесках: управдом, молочница, банщица… Актриса смеялась над своими героинями и в то же время любила их. «У них крепкие руки и доброе сердце», – говорила она. Образы Пельтцер были как бы изнутри освещены улыбкой актрисы, затаенным лукавством. При всех своих смешных и отрицательных чертах они сохраняли нечто привлекательное.
Поначалу Татьяну Пельтцер вводили в пьески вместо Марии Мироновой с требованием и играть «по-мироновски», но эффект неизменно был отрицательным. Лишь когда, махнув рукой, ей разрешили делать, что угодно, Татьяна Ивановна предстала перед публикой во всей своей красе. Подражать, копировать она не умела – только создавать!
«Уважаемая тов. Пельтцер!
Простите, что Вас беспокоит письмом человек Вам совершенно неизвестный. Может быть, Вы не будете так уж сильно раздосадованы, если узнаете причины, побудившие меня обратиться к Вам с этим несколько странным письмом. Все дело в том, что, будучи короткое время в Москве, мне удалось два раза быть в Вашем замечательном, веселом театре и видеть Вас… Являясь большим поклонником искусства во всех его видах и повидав всего довольно много, я не могу до сих пор удержаться от того, чтобы не выразить Вам своего восхищения Вашим театром вообще и Вашей игрой в особенности. Такую легкость и естественность исполнения мне приходится видеть впервые. Сейчас, сочиняя это послание, я ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь: перед глазами – или Молочница, или Нюша, или Пассажирка из «Коротко и ясно». Ваша способность вызывать такой хороший, простой, естественный смех ну, поистине изумительна! А этот смех так нужен нам сейчас… Он просто необходим, как воздух в эти суровые дни. Мне просто хотелось этим письмом отблагодарить Вас за то громадное удовольствие, которое Вы доставили всем зрителям и, в частности, мне…
Это первая причина, побудившая меня написать Вам письмо с признанием. Да есть и вторая – это надежда на то, что вдруг, да ответите мне, человеку, никогда не получающему писем ввиду отсутствия каких-либо родных и знакомых. Это уж было бы настоящим счастьем для меня! Но, вероятно, мое письмо ждет жалкая участь… Тем не менее, чувствую, что с каждой почтой буду ждать от Вас письма. Может быть, это и ребячество, но так хочется надеяться, что и я получу наконец письмо!
Очевидно, необходимо сообщить, кто же это Вами и Вашей игрой так восхищается? До войны я – инженер, а сейчас – гвардии лейтенант. Нахожусь в действующей. Зовут – Соболев Борис Константинович. Мой адрес: Полевая почта 01835-Ж.
Если же ответите, то, пожалуйста, сообщите Ваше имя. Желаю Вам дальнейших успехов.
Ваш Б. Соболев.
15.6.43 г.».
Неизвестно, ответила Татьяна Ивановна на это письмо или нет, но сохранила его на всю жизнь. А военный период в биографии Татьяны Пельтцер, в большинстве своем, связан с трудной и долгой работой актрисы на маленьком пароходике «Пропагандист», который курсировал по Волге, обслуживая военные части.
Хотя не только с этим. В начале войны на места было спущено распоряжение: выявлять всех лиц немецкой национальности и высылать кого в Сибирь, кого – вообще из страны. В отделе кадров Театра миниатюр Татьяну Ивановну предупредили: «Высылать собираются всех немцев, независимо от заслуг». Это означало, что семидесятилетнему лауреату Сталинской премии Ивану Пельтцеру и его дочери тоже не на что рассчитывать.