Короли и Звездочеты

–  Чувство юмора - верный признак душевного здоровья. Так что, решили задачку?
– спросил Евгений Аристархович, кивая на шахматную доску.

Саша, тяжкими вздохами и предполагаемыми стенаниями показывая, как ему плохо и муторно, перешел из лежачего состояния в сидячее и навис над шахматной доской.

–  Да черт ее знает, эту задачку. У белых слон заблокирован - если пойдет так, - Саша подхватил массивную резную фигурку и показал, какой ход имеет в виду, - то получается размен слонов; король черных делает рокировку… Это так, это вот так, - деревянные шахматы с глухим добротным стуком перемещались с клетки на клетку, - и в итоге у черных нет сильных фигур, но у белых потеряна инициатива. Пат.

–  Мда… - протянул Лукин, рассматривая сложившую ситуацию.
– Вечный спор между королями и звездочетами снова зашел в тупик…

Сухие, морщинистые руки доктора принялись расставлять фигуры в правильном порядке. Глюнов некоторое время наблюдал за этим нехитрым занятием, а потом неожиданно для себя взорвался:

–  Мы что, так и будем играть в шахматишки?! Евгений Аристархович!

–  Да, Саша. Я вас внимательно слушаю, - кивнул Лукин, не прерывая своего занятия.

–  Почему вы не спрашиваете меня о драконе?

–  А почему я должен спрашивать вас о драконе?
– послушно, раз пациент требует, спросил доктор, внимательно рассматривая слона-»друида».

–  Потому, что я его видел! Вчера в полночь, когда Система выдала свой супер-глюк, там, посреди той хр… фиг… штуковины, которую три дня назад опробовали Зиманович и прочие ребята из физической лаборатории, закружилось серое облако, а потом оно открылось, и показались горы - с острыми вершинами, покрытые плотными зелеными зарослями и, между прочим, освещаемые полуденным солнцем - хотя на часах было 23.42, я незадолго до того смотрел, когда с Теплаковым разговаривал… У Юрия Андреевича спросите!
– осенила Сашку счастливая мысль найти свидетеля своего безумия.
– Он же висел на этой самой конструкции, которая самопроизвольно начала показывать кино про дракона! Ни в жизни не поверю, что Теплаков мог не запомнить ту тварюгу, которая чуть его живьем не спалила. А кстати, что там с Юрием Андреевичем? Он, кажется, ногу сломал.

–  Если вас так интересует состояние доктора Теплакова - позвольте успокоить: обыкновенный перелом и обыкновенное высоконаучное пьянство, - пожал широкими борцовскими плечами Лукин. Повернул клетчатую доску так, чтобы лучше видеть «лиловую» сторону. Поправил пешку-»волка», поставив ее рядом с ладьей-»мегалитом».
– Вы, Саш, продолжайте, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

–  Так вот, Евгений Аристархович, заявляю со всей ответственностью: эпицентром того горного пейзажа был дракон, самый настоящий дракон. Синий с серебристыми линиями прожилок на крыльях, с серебряными краями шипов на голове и вдоль хребта, на лапах когти кажутся посеребренными…

–  Ага, ага… - Лукин поменял местами пешку-»волка» и пешку-»гидру» - так строй «лиловых» пешек смотрелся, на взгляд доктора, красивее.
– Слово «эпицентр» обычно употребляется в другом контексте, но я вас понял и внимательно слушаю.

–  И что, вам совсем не интересны мои шизофренические фантазии?
– оскорбился Глюнов и надулся на психиатра, как мышь на крупу.

–  Мне очень, очень интересно, - сделал честное и заинтересованное лицо Лукин. При этом Сашке показалось, что добрый доктор в глубине души помирает со смеху и еле сдерживается, чтобы не рассмеяться вслух.
– Саша, не сочтите за досужее любопытство: а что вы сейчас читаете?

–  «О людях и драконах» читаю. Автора не помню, но сюжет убойный - значит, там на остров высаживается семейство драконов и начинает терроризировать население, требовать жертв, но годы идут, драконы потихоньку адаптируются к человечеству и прочее; а когда соседний король посылает рыцарей разобраться, с ними угнетенное население начинает драться и защищать драконов, потому, что они типа стали их богами. А чего?
– с подозрением спросил Глюнов. Лукин, еле сдерживая улыбку, попросил назвать, а что Саша читал до того.
– Этого читал, «Песнь Пламени» называется. Там, значит, пришел завоеватель верхом на драконе, всех завоевал, потом его дракон умер, и завоеватель впал в депрессию и тоже умер, но обещал вернуться, когда настанут тяжелые времена; и вот они настали - дракон возродился, но половина не верят, что это тот же самый дракон, а… Чего вы смеетесь?
– не сдержал возмущенного вопля пациент.

Доктор вытер выступившие от смеха слезы:

–  Саша, мальчик мой, всякий раз, когда мы с Мариной Николаевной, уезжая в отпуск, оказываемся в книжных магазинах, я спрашиваю себя: кто ж читает все эти книги в обложках, на которых изображены пациенты с мускульной гипертрофией и ментальной гипофункцией. Спасибо, что просветили - оказывается, их читает такое же, как вы, наивное поколение…

Сашка обиделся. Евгений Аристархович просмеялся и продолжил гораздо серьезнее:

–  Не сердитесь, Саша - сорок лет назад я тоже любил подобное чтение. Давайте вернемся к вашему дракону…

–  Давайте вернемся.

–  Которого вы якобы вчера видели.

–  Видел, точно видел!
– воспрянул духом Глюнов.
– Без всяких «якобы». Синий такой…

–  С серебряными прожилками, шипами на голове, узорчатым гребнем, широкими крыльями, я понял, - подхватил Лукин.
– Саша, а вы уверены, что видели самого настоящего дракона?

–  Видел! Вы Теплакова можете спросить, и Сытягина, и Анну Никаноровну, и других - они все его видели…

Лукин как-то хитро прищурился, потер переносицу, и Сашка догадался, о чем его сейчас спросят. И сам поспешил озвучить приблизительный ход рассуждений:

–  А раз все его видели… то, выходит, дракон был настоящий?

Повисла нехорошая, полная тревожных размышлений пауза. Лукин принялся, в который уже раз, поправлять шахматные фигуры, и Саша автоматически сделал то же самое, вернув точно на середину клетки пешку-»шута» и пешку-»менестреля». Казалось, «шут» - фигурка изображала тощего мужчину с перекошенным хитрой усмешкой лицом, потрясающего погремушкой, - подмигивает и предлагает поприветствовать наступающее безумие напрашивающегося из рассуждений пациента вывода задорной веселой песенкой, которую напоет обнимающий пузатую лютни «менестрель».

–  Ну, если брать конкретно Теплакова, - Лукин задумчиво рассматривал коня-»кентавра».
– То он обладает редким, но чрезвычайно важным для ученого Даром - он потрясающе доказывает любые теории, даже если они абсолютно завирательны и неестественны. Жаль, что вы не слышали, какую речь он толкнул в защиту своего эксперимента по социоэкологоизоляции прошлым летом. Я-то, грешным делом, думал, что вся эта бодяга по пребыванию в замкнутой экологической системе ограниченным социальным контингентом нужна Теплакову, Поспелову и Аладьину для того, чтобы вдоволь наиграться в преферанс и сбежать от своих дражайших половин. А, послушав доклад Юрия Андреевича, был вынужден изменить свое мнение: это была прямо-таки поэма, ода будущим космическим полетам и подводным городам… Даже я, уж на что человек предубежденный и трезвомыслящий, ощутил желание идти и срочно спасать белых акул на побережье Австралии, которые будут охотиться на кашалотов, которые, в свою очередь, готовятся атаковать плотины, защищающие Марианскую впадину и спрятанные на ней колонии пришельцев от излишнего подтопления. Его развивающийся алкоголизм, если рассуждать с научной точки зрения, абсолютно типичен и малоинтересен, но вместе два указанных качества делают Теплакова крайне ненадежным свидетелем, если вы по-прежнему настаиваете на том, что он может подтвердить ваши слова. Кстати, я задержался именно из-за того, что беседовал с Юрием Андреевичем - и он очень подробно рассказал мне, как ваш черно-белый питомец, оказывается, добрался до припасов их «экспедиции». Как долгих четыре недели они с коллегами питались одной тушенкой и остатками картофельных клубней, припасенных до будущего урожая, как, в отчаянии и муках голода, он совершенно непонятным образом проснулся у холодильника Монфиева… Раз уж об этом зашла речь, то по его версии, Юрий Андреевич был разбужен странным научным вьюношем в белом халате, с деревянной линейкой и бешенством в очкастых глазах. А потом, спасаясь от юноши, который был пьян и потому пытался нашего несчастного Юрия Андреевича избить сборником шахматных этюдов, он залез на какую-то железную арматуру, потом его шибануло током, и больше он ничего не помнит.

–  Наглая ложь!
– возмутился Саша.

–  Самое обидное, - согласился Лукин, - что мне, чего доброго, придется удостоверить его временную физическую недееспособность, а значит, выписать больничный, который, без сомнения, будет одним из доказательств необходимости продлить эксперимент по социоэкологоизоляции на неопределенный срок… Саша, послушайте совет человека, который старше вас на сорок с лишним лет - не пейте с Теплаковым. У вас печени не хватит, - заботливо попросил Лукин.