Короли и Звездочеты

Всё очень просто. Магия.

Вот что удивляет его, доктора Лукина, в молодежи - хмыкнул Евгений Аристархович Монфиеву, когда у Волкова отпала челюсть, - привычка сначала с ножом у горла требовать ответа, а потом впадать в панику, когда ответ получен. Не нравится слово «магия», сразу хочется сбегать за психиатром, связать кого-нибудь покрепче и запереть подальше? Понимаю, понимаю, - покачал головой Лукин, - сам когда-то таким был… И, бывало, ловил, связывал и запирал. Ладно. Используйте другой термин: зона экстремальной аномалии. Общей аномалии, - добавил Лукин, задумчиво глядя куда-то в даль. И физической, и психической, и биологической. Здесь всякое бывает. Да…

Монфиев, проследив за взглядом Лукина, тоже посмотрел на плац Объекта, заполненный молчаливыми, погруженными в свои мрачные дела людьми. Там, между рядами посиневших тел в мокрых белых халатах и синих комбинезонах, ходил невысокий, полноватый старик с растрепанными седыми волосами вокруг загорелой лысины; кажется, его привез с собой Лукин, а в спешке, суматохе и нервах, последовавшими за сверхъестественным наводнением, Волков не стал вникать, кто это, да зачем… Имя у старика странное, вспомнил начальник охраны. Отдает сказочками о Робин Гуде и запахом дубовых бочек в старом пивном погребке. Гильдебран, кажется.

Пока Лукин что-то рассказывал о том, как умные головы из Академии Наук долго искали по всей стране такие вот аномальные зоны, да потом организовывали исследования пойманных аномалий, Гильдебран шагнул к одному из мертвых тел, опустился на колени у изголовья и что-то сделал - у Волкова у самого вдруг сдавило голову, будто железным тугим обручем, и он так и не увидел, что именно. Но через секунду недавний покойник вдруг закашлялся, выплюнул струю воды, задрожал, выгнулся в судороге, царапая ногами бетон плаца, перевернулся на бок, упал - и очень тяжело, надрывно, задышал.

Он пробыл под водой почти сутки. На втором, если считать снизу, этаже - который затопило за сто восемнадцать секунд. За это время Федот Прытковецкий, которого понесла нелегкая строить глазки одной милой девочке-лаборанточке, выволок на уводящую вверх лестницу и подружку, и еще дюжину человек, а сам остался у дверей и принялся завалить их шкафами, в тщетной попытке остановить подступающую стихию. Федотушка и тогда не отличался большими мозгами…

Никто так и не сказал Прытковецкому, что он был покойником почти сутки. Лукин попросил, ибо «возможна сверхсильная травма для психики», а когда доктор чего-то просит, он обычно получает желаемое. А может, и некому было говорить - всё забылось, стерлось в суете тяжелых, переполненных печалью дней.

Правда, с тех пор девушек-лаборанток на Объекте не было. Вообще персонал моложе двадцати пяти старались не брать - для Глюнова сделали исключение, потому как тот обладал очень редкой специализацией и, как уверял Журчаков, неплохими мозгами. А так - нет.

Волков потому и взял сегодня именно Прытковецкого, что знал - вот уже шесть лет он живет чужой, краденой жизнью. Невозможной. Неправильной.

Неправилен и вот этот крепкий, широкий в плечах человек с абсолютно разбойной физиономией и настороженным, цепким взглядом матерого хищника. Тот, кого вчера ночью повязали прямо над телом убитого парня из клиники. Тот, кто уже не жилец - Волков не Волков будет, если не организует этому типчику визит в «места не столь отдаленные». Если, конечно, ничего не выйдет из основной затеи… Впрочем, судя по рассказу Октавио, с тюрьмами он уже успел познакомиться…

–   Не с тюрьмами, - поправил Октавио, еще тогда, в клинике, когда Волков, в очередной раз проверяя, задал свой вопрос.
– С каторгой. На северо-западе, у границы с Буренавией, есть такое паршивое местечко - Тьюс называется. С одной стороны - лес, с другой - болота, с остальных - лес пополам с болотом. Мы там берег Алера укрепляли, чтоб оползней не было. Опять же, дороги чинили. Комарье, гнилая вода, ташуны - это твари такие болотные - голодные шастают… Одним словом - каторга.

–   Угу. А потом, значит, воевал, - с нажимом потребовал подтверждения Волков.

–   Ага, - согласился Октавио из рода Громдевуров. Ну и имечко… - Наш король отправился воевать Луаз с провинциями, кинул клич - дескать, я вас кормить, одевать буду, а мне много ль надо?
– громила выразительно хлопнул себя по животу. Судя по объему этого кладбища домашних обедов, - да, много, и король наверняка пожалел о том, что заключил столь не выгодную для себя сделку.
– А на войне, собственно, не так уж и плохо. Конечно, если ты не дурак, дело свое знаешь и глотки врагам резать научился…

–   И долго у вас война была?
– поинтересовался Евгений Аристархович.

–   Лет пять, - пожал широкими плечами вояка.
– Но я со службы не ушел. Чё я, дурак, от такой непыльной работенки отказываться? Обратно в ватагу, караваны подкарауливать? Не-ет, на службе и сыт, и при деле, и уважение к тебе все высказывают… Я и остался.

Если верить рассказу, Октавио, или, не будем смущать Прытковецкого лишней информацией, «сержант Октавин», был немного ленив, немного хитер, в нужную меру жесток и немного глуп. На работенку, которую ему предложил Лукин, он согласился, не раздумывая - впрочем, это не показатель; когда доктор чего-то просит, отказать ему трудно… Вопросов лишних - кто, где, что, зачем - не задавал. Попросил повторить трижды, как ему себя вести на людях, чтоб не вызывать подозрений. Повторили - вроде бы запомнил.

Внедорожник «Октавин» осмотрел очень внимательно, но не навязчиво, исподтишка. Буркнул что-то наподобие «Придумают же железноголовые», да и, как заметил Волков, очень крепко вцепился в ближайшую ручку, когда Прытковецкий погнал на полной скорости. А так… контакт цивилизаций можно было считать состоявшимся.

И все очень просто. Человек, который шестой год живет жизнь, взятую взаймы, и человек, который не должен существовать в нашем мире…

«Да пошли вы все!
– закричал Волков в полный голос. Разумеется, мысленно, чтоб не давать ненужную пищу для размышлений Прытковецкому и «Октавину».
– Вы мне еще будете сочинять сказки про магию, другие миры и волшебников! Да пошли вы все!»

Он не был бы Волковым, если бы поверил всем этим глупым сказочкам. Магии нет - есть случайности.

Обычно - те, которые он, Волков, сам себе создает.

VIII. ДРУИД

Если бы Лотринаэну, магистру магии Природных Начал, с дополнительной специализацией в магии Зеленой школы и магии Четвертого Шага, эксперту по межпространственным перемещениями кавладорского Министерства Чудес, сказали, что есть мир без магии, он бы рассмеялся тому шутнику в лицо. Обидно, язвительно и утонченно, как мог только он, эльфийский полукровка. Магия, господа хорошие - это то, что есть в каждом из бесчисленного множестве миров Вселенной. Просто примите, как данность, что всегда есть необъяснимое и невозможное, что мир насквозь пронизан потоками мощной энергии, и надо лишь вслушаться в музыку Небесных Сфер, уловить мельчайшие колебания этого потока и направить их в нужное русло.

Есть магия, пульсирующая жизненным соком в растениях. Есть магия, заключенная в биении сердца - или сердец - животных, их крови, кончиков когтей и трепыхании крыльев. Есть магия воображения, побуждений и желаний. Есть магия Начал - воплощения тех первостихий, которые и создали весь материальный мир. Магия жизни и магия умирания, магия, магия, магия… И, разумеется, - раз уж мы взялись повторять старый урок, содержание которого известно даже ученикам-первогодкам, - раз есть магия, есть и те, кто может в большей или меньшей степени управлять ею. Направлять те самые потоки Силы и предлагать магии воплотиться в тот или иной - желательный магу - результат. Кто-то способен меньше, кто-то больше…