Короли преступного мира

У самого Роберта дела разворачивались более удачно. Фирма «Олимпия» стала надежной крышей. Россия, вчера еще крайне целомудренная, сегодня словно забыла об нравственности: ансамбль Советской армии сопровождал маршевой музыкой настоящий стриптиз! Девочки от пятнадцати и женщины до сорока пяти оспаривали различные титулы – «Мисс бюст», «Мисс ноги»…

Отбирались наиболее очаровательные и, может быть, бесстыжие. Даже Роберт, уже привыкший к обнаженной женской натуре, не сдерживал улыбки, когда кое-кто из фотонатурщиц едва прикрывал самое интимное место каким-нибудь клочком красной бумаги, вырезанным ножницами в виде сердечка или солнышка… Фотографии обнаженных претенденток на «корону» отправляли за рубеж, не брезгуя и публичными домами… Собственно, публичные дома были предпочтительнее.

Девушки не отказывались. Только бы попасть за границу.

Обычно, отбирая новеньких, Роберт как главный художественный руководитель не стеснялся и многозначительно спрашивал:

– Какая страна вас привлекает?

Девушки расцветали, словно подхлестнутые скрытым доселе чувством.

– Не отказалась бы от Франции… Согласна на Германию… Мне все равно, за марки или доллары.

«Товар» был удачливый, и фирма набирала обороты. Правда, иногда фирма занималась операциями, ей не свойственными…

Сам Роберт с особо доверенным Костей Греком ездил в Дрогобыч, небольшой городок в Прикарпатье. В стране на компьютеры голод… Польский караван контрабандистов обычно встречался на лесных дорогах Карпат с кишиневскими или дрогобычевскими машинами. И поляки, и перекупщики всегда точно знали место встречи. Компьютеры ночью быстро перегружались из кузова в кузов… Покупали у поляков недорого, за каких-нибудь 30–40 тысяч. Ну еще комиссионные дрогобычевским… Все равно окупалось с лихвой.

Одно лето Роберт отдыхал в Кишиневе. Почти в центре города, в живописной окрестности городского парка, на зеленом холме возвышался коттедж с остроконечной черепичной крышей, мансардой и резными балконами. Хозяину дома крупно повезло: гостиные, спальни, зимний сад, кабинет, бильярдная. Видеотехника – исключительно «панасоник». Мебель – финская: и серванты, и стенки, и спальные гарнитуры… Здесь было все, что можно было увидеть только на выставке. Роберт восхищался искренне: раньше за такое давали пять-шесть номиналов, а сейчас…

Другое лето Роберт провел в Дрогобыче. Заодно попил трускавецкую водичку. Но здесь было победнее. Правда, здесь и размах другой.

Дома у Роберта, впрочем, было не хуже, чем у других «деловых людей» его ранга. Две шикарные квартиры в Москве, одна – в Питере. Имел он жилплощадь и под Москвой, на всякий случай, – там жили нужные друзья и любовницы. Со счета фирмы были переведены деньги в четыре московских ресторана, потому семья могла там завтракать, обедать и ужинать. Если хотелось чего-то домашнего, покупали на рынке и за валюту.

Роберт любил чувствовать, как приятно его женщинам ходить по рынку с хорошим кошельком.

Еще был каменный дом под Сочи, даже два, куда Роберт ездил редко, зато дети с друзьями любили бывать там. Сам старался больше в Швецию или в Италию, хотя считал, что с деньгами в совдепе можно жить куда шире и небрежней: здесь за деньги продадут и себя, и маму родную, чего не увидишь на Западе. Развелось такое холуйство, что Роберт, кривя губы, иногда ужасался этой продажности: даже из близкого окружения он мог положиться на считанных людей.

Беспокоила Роберта дочка. Эльмира пошла не в мать. Эльмире, как и отцу, нужно раздолье. Глупая, конечно. Не знает, что почем. А зачем знать? Все же она его дочь! Если он занимался музыкой, рок-группами и даже теннисом, она – фарцовкой и сексом. Да и какая баба не живет сексом, если создана для этого природой? Фарцовка – так, баловство, зараза всего ее поколения… И все же надо держать в руках, «дашь волю – принесет в подоле». Он лазил по ее шкафам и не раз натыкался на презервативы. Молодежь пошла ученая…

Роберт в узком кругу любил шутить:

– Надо будет – затоплю всю Москву «левой» водкой.

И топил… Как ни странно, наказать по нынешним законам нельзя. Можно так ловко провернуть продажу и взять сверху два-три миллиона и больше, но по закону нельзя изъять незаконные миллионы. Старый криминал. Здесь уже не подходил, так как практически не осталось товаров, чья розничная цена регулировалась бы государством.

А купить какого-нибудь «неприступного» чиновника – раз плюнуть. У Роберта это называлось «связью с общественностью», и на этом поприще у него работала специальная группа: он знал прекрасно, что делается в милиции и чем дышит на этот день прокуратура. Недаром же до двух третей своих доходов он отдавал на взятки коррумпированным аппаратчикам…

Доном Робертом Роберт Архипович стал не сразу. Все эти годы шла борьба за выживание, в которой он нашел свое место. Здесь нравы были жестокие. Здесь нужен был не просто мозговитый босс, но и ловкий вожак, способный постоять за себя на рынке. Московские мафиозные кланы – торговые, уголовные или номенклатурные – были построены по разным чертежам, но принципы для всех были одни: начисто лишенная бюрократических связок четкая структура, необходимая для сохранения сферы влияния. Надо было «держать форму». Как только клан «заедался», он терял мобильность и погибал в конкурентной борьбе.

Роберт Архипович сумел подавить соперников: кого-то заставил подчиниться своей силе, кого-то – войти в долю. Так он стал доном Робертом. И не просто доном Робертом, а Пантерой. Он был гибким и хищным. Мягко, кошачьей поступью он мог долго идти по следу и, притаившись, неожиданно в прыжке достать добычу… Пантера-Роберт не упускал удачного случая, и те, кому надо было, хорошо понимали его силу: с доном Робертом не шутят.

13

Жена дона Роберта была спокойной женщиной. Ее уравновешенность помогала в доме сдерживать страсти. Характеры отца и детей были явно разные; часто, не уступая друг другу, они создавали в семье напряжение.

Вера Георгиевна в таких случаях сокрушенно говаривала:

– Когда в доме малые дети – это базар. А когда в доме взрослые дети, да еще и отец-ребенок – это уже дикий рынок… Одним словом, в нашем доме рыночные отношения.

Дон Роберт, действительно, дома часто бывал капризным, сварливым и каким-то по-детски беспомощным. Трудно было даже поверить, что в других обстоятельствах этот «ребенок» был воротилой и сильной личностью, о которой в иных кругах говорили с трепетом.

Но дети перед отцом не трепетали. Они были так же капризны и настойчивы в своих желаниях, стараясь при первой возможности его провести и обмануть, что, когда открывалось, сильно обижало Роберта.

– Но ведь я им ничего плохого не желаю!

Вот и сегодня, оставшись наедине с женой, Роберт жаловался на Павла, считая, что он подвел отца.

– Он же бездельник. На носу – экзамены, а он… Верунчик, удивляюсь твоему равнодушию! Он же не поступит на юрфак. Да-да, не поступит… Там ведь таких дураков уйма – а если уйма, то ему не пройти. Он думает, что у меня в Университет есть входная карточка…

Роберт горячо, взволнованно крутился по кухне.

– Нет, мой сын поступит без блата. Это говорю я, его отец.