Короли садов Мамоны
Шрифт:
Уломав Зину Ивановну, Андрей складировал своё богатство в углу обширнейшего полуподвала. Удивительно, но она не возражала. Благодаря такой нечаянной оказии его стратегические запасы благополучно лежали до лучших времен. Конечно, кое-что уплывало. Спрятать столь протяженные объекты было весьма затруднительно. Приходилось делиться со своими ближними частью припасов, если учесть, что эти ближние оказывались твоими начальниками.
Особенно усердствовала пощипать с краешку главная медсестра. Черт ее дернул в это же самое время строить где-то в подмосковных окрестностях весьма нехилую дачную хоромину! Об её размерах и размахе Андрей смог судить по завозимым в тот же подвал стройматериалам. Всего того, что перебывало в нем, хватило бы на постройку двух приличных размеров дач со всей отделкой
Как бы то ни было, тому, что осталось, теперь угрожала реальная опасность. Предвидя такие удары судьбы, Андрей выпросил разрешение возвести рядом с каморкой, которую он занимал, дополнительную площадь. Из лелеемого проката он сумел почти половину пристроить в стены вновь возведённой мастерской. Расчет был на то, что в свое время можно будет демонтировать стены мастерской и единым махом перевезти все на дачу.
И вот новый подлый подвох судьбы. Пошарив по сусекам, то бишь по всем подвальным закоулкам и не менее обширному чердаку, Андрей наскреб довольно приличное количество отрезков такого же профиля. Приложив (думалось ему) к этой груде металлолома пару кусков из своих запасов, стенка вполне может состояться без особого ущерба для его недвижимости.
Закончив выкладку части каркаса, Андрей щелкнул тумблером сварочного трансформатора и нахлобучил на лицо маску. Сварку он освоил недавно, но дело это у него получалось. Андрей пользовался любой подвернувшейся возможностью попрактиковаться в столь экзотическом для себя виде деятельности. Как и любой новичок, он тщательно следовал всем инструкциям, которые только смог раздобыть. Ему даже удалось выбить у Зины Ивановны асбестовый коврик. Теперь, стоя на нем, он ещё раз окинул взглядом все причиндалы, которые положено иметь при работе со сваркой. Андрей довольно хмыкнул. Он склонился над каркасом и ткнул электродом в угол рамы. Мягкий гул аппарата мгновенно сменился натужным ревом, сполохи яростного огня разорвали полусумрак подвала. Работа, подстать раскаленным брызгам расплава шлака и металла, разлетавшимся вокруг ослепительным фейерверком, закипела…
Может показаться, что автор слишком злоупотребляет терпением читателя, углубляясь в описание столь прозаичного рабочего процесса. Господа мои, истинная ваша правда! В том, что автору приходиться упоминать такие непрезентабельные предметы, как ведра с водой и песком, стоящие под щитом, на котором внушительно обосновались пара огнетушителей с багром и лопатой, виноваты обстоятельства, которыми мы в нашем повествовании никак не можем пренебречь. Ибо они, эти неприметные спутники любого учреждения, иногда определяют судьбы его обитателей. Вспомните только страшные трагедии, случившиеся только потому, что у несчастных под рукой не оказалось во время ведра с песком или огнетушителя.
Не таков был наш герой. Он, в отличие от некоторых особей рода людского, пироманом не был. Андрей боялся пожаров. Именно потому он неукоснительно следовал предписаниям уважаемых пожарных инспекторов. Конечно, и в поликлинике имелся служивый такого рода. Это был настоящий полковник, безо всяких там скидок, у которого не очень-то забалуешься. Дело он знал свое туго. Как и подобает настоящему служаке, экс-полковник не признавал никаких авторитетов, кроме своего непосредственного начальника. А так как его высокое начальство находилось далече от мест дислокации доблестного служаки, то в поликлинике полковник прослыл ниспровергателем авторитетов.
Не считаясь ни с рангом, ни положением своего собеседника, он с равным тщанием распекал несчастного, которого смог уличить в недобросовестном отношении к технике безопасности. Для него было неважно, выражалось ли это в отсутствии крышки на электророзетке либо в спрятанном в шкафчике электрочайнике. Вовсе нет! Торжествующе потрясая обнаруженным запретным предметом, он мог подолгу терзать своих визави, громогласно доводя свой монолог до невольных слушателей близь лежащих этажей.
Впрочем, к «ризетке», (как его вполне добродушно называли в поликлинике за несколько корявую манеру экс-полковника изъясняться на литературном языке), особых претензий никто не предъявлял. С деланой тревогой виновники заверяли в скором исправлении допущенных ошибок. Что же касается
его своеобразной манеры разбавлять русскую речь украинизмами и армейским жаргоном самым нелепым образом, было уделено весьма специфическое внимание. Заслуженному ветерану танковых войск сие прощалось по причине, высказанной неким местным острословом. Мол, в его голове помещено такое количество военных и служебных терминов, что они вытеснили обычные слова.У Андрея с ним сложились добрые отношения. Экс-полковник как-то сумел расположить Андрея к себе. Просьбы уважаемого начальника службы технической безопасности по поводу устройства личных дел у него не вызывали никакого неудовольствия. Правда, дела эти занимали значительный объем от общего количества всех дел, которые делали их коллегами по работе.
Андрей не хотел огорчать старого служаку. Он с пониманием относился ко всем просьбам своего, пусть маленького, но начальника. Тот, в свою очередь, не оставался в долгу. За оказанные услуги он частенько расплачивался с Андреем жидкой валютой в виде литровых бутылей, наполненных по самое горлышко мутновато-вонючим, ядрёным самогоном.
Денег полковник-отставник не давал за работу принципиально. Он искренне считал самогон истинным мерилом товарно-денежных отношений между собой и остальным рабочим людом, в данном случае его представителем в лице Андрея. Самогон же поступал к нему в неограниченном количестве от его родни, живущей в «ридной неньке Украине». Не напрягаясь в финансовом отношении экс-полковник мог собрать и оплатить несколько ремонтно-строительных бригад, если бы в них у него возникла нужда.
Но, как говорили, человек он был не бедный. Имея значительную недвижимость в виде отменной квартиры, не менее приличного дачного дома и машины вкупе с изрядно пошатнувшимся здоровьем на рубеже своих шестидесяти лет экс-полковник все еще слыл завидным женихом. Одинокие поликлиничные дамы, те, которые ещё могли претендовать на тихое семейное счастье, буквально балдея от такой возможности, вели осаду сей крепости по всем правилам военного искусства.
Особенно усердствовала в своем благородном стремлении неутомимая Зина Ивановна. Она по роду своей деятельности могла чаще других претенденток, встречаться с объектом своего вожделения. Правда, их взаимоотношения протекали весьма своеобразно. Ей, как даме, по статусу было не положено брать инициативу на себя. От природы обделённая даром общения, она выражала свои чувства несколько директивно, к тому же подкрепляя их не хилым с рождения голосом.
Надо ли говорить, что наш бывший танковый начальник, за свою долгую армейскую жизнь большей частью привык командовать. Потому, сбрасывая охватившую его в первые мгновения оторопь, переходил немедленно в атаку. Господа, со стороны это производило, впечатление необыкновенное! В габаритах своих это были Голиаф и Давид, Слон и Моська. Присовокупив в этот ряд любые другие аналоги таких же сравнений, не ошибаясь, можно лицезреть прелестную жанровую картинку где-нибудь в стиле Федотова.
Не особенно напрягая свое воображение, как наяву вы увидите натужные выи, окрашенные в багровые тона лица, гримасы, достойные полотен Гойи. Вращение всех имеющихся в наличии подвижных органов тела, включая выкаченные на передние позиции и заправленные донельзя благородной жидкостью, именуемой кровью, очи сих достойных особ, дополняли красок к экзотическому действу. Добавьте к этой батальной сцене брызги слюны, громоподобные разрывы словесных снарядов и вы поймёте, что наш экс-полковник чувствовал себя в такой атмосфере как рыба в воде.
С чувством отменно выполненного служебного долга он с достоинством удалялся с театра военных действий, чего не скажешь о несчастной Зине Ивановне. Ещё долго за закрытой дверью её кабинета раздавались звуки, подозрительно похожие на шмыганье носом и сморканье. Иногда они перемежались с буханьем чего-то тяжелого, видимо, при встрече с полом или стеной.
А когда в кабинет врывались либо истомленная любопытством Ливадия Васильевна, или ещё кто, то они всегда могли обнаружить некие инородные предметы, которым по природе своей не полагалось находиться на полу. И, конечно же, они не могли не заметить несвойственного Зине Ивановне влажного блеска покрасневших глаз.