Коромысло Дьявола

Дорога есть дорога. По пути на дачу к Веронике Триконич лучше-таки художественным матом обкладывать качество дорожного полотна, о чем и не думает побеспокоиться лукавое социальное государство. Зачем Бога-то гневить попусту?

«Не то как воздаст, и ты вмиг с откоса в кювет колеса сверху, не понять, где голова и руки, из рака ноги… Покойся почем зря с миром, вверх тормашками…»

Впрочем, и в миру, инде правят бал Сатана и золотой телец капитализма, иногда живется не без приятности и ожидаемых удовольствий, — плюрализма ради признавал Филипп. Просторную двухкомнатную квартирку послевоенной постройки в доме рядышком с гаражом босса он присмотрел. Как раз его, Фила Ирнеева, она дожидалась, пустовала, простаивала бездарно.

За три месяца вперед заплатил, с подобающим ремонтом туда-сюда распорядился…

«Хорошо-то как — большие бабки заиметь! И тратить их с толком, дабы не копить бессоли бездуховных сокровищ земных…»

Оно так и ожидалось ясновидчески, чтобы просьбу и благое пожелание деловой супруги босса Рульникова, в соль земли риэлтеры исполнили без промедления. Словно бы их адским огнем припекало. Причитающуюся хорошему клиенту и человеку оговоренную сумму за переуступку права на ценную и ликвидную шестикомнатную недвижимость выплатили сполна без жульнических затяжных торгов и штукарских проволочек.

«Правильно пишут на американских долларах: мы верим в Бога. Потому-то мне в той же штатовской валюте благословенно выдали наликом, а остальное безналом на кредитную карточку, эмитированную не слишком близко и не очень далеко от Республики Белороссь — к Дьяволу ее брось! Тогда и бабки целее…

Слава тут Богу, иностранным банкам и спасибо дядюшке-благодетелю, Генриху нашему Иосифовичу, подсказавшему сей вариант безопасного хранения и распоряжения деньгами».

Дабы не быть неблагодарным за ему преподанные денежные милости, Филипп успел облагодетельствовать друзей-компьютерщиков Андрюшу с Матюшей жирным заказом на сборку и супер-пупер комплектацию для него нового компа в планшетном форм-факторе:

— Чисто в конкретности, старички, с именем-монограммкой по моему поручению, штука баксов авансом. С бабульками и потом не обижу…

Можно было бы поискать чего-нибудь брендового по столичным компьютерным лавкам, фирмам… Но зачем, когда свой дружеский автосорсинг под рукой имеется?

«Со сроками на апостола Андрея и евангелиста Матвея можно не нажимать благосклонно, коль скоро таскать на каждый день субноут средней паршивости куплен по дороге из педа на обед.

Не дай Бог его Ника увидит! Возьмет да и обложит с чувством по матушке и по батюшке за отстойное и тормознутое аналоговое мышление…»

— …Чувствительно рада вас видеть, мой ненаглядный Фил Олегыч. И вас, наш бесценный свет-батюшка Пал Семеныч, милости прошу к нашим незатейливым ларам и пенатам.

Не хотите ли, милостивые господа, освежиться с дороги? Омовение в теплом бассейне к вашим услугам. Сию минуту я к вам присоединюсь. Позвольте мне только в поварню заглянуть и отправить в город лишнюю прислугу.

— О нет, моя драгоценная Вероника Афанасьевна. Я, знаете ли, предпочту не утеснять вас, молодежь, моей старомодностью. Простите уж меня великодушно, сделайте милость…

Я помню, конечно, как в юном возрасте в общей бане с крестьянскими девушками омовения принимал. Во время оно сие не считалось зазорным дворовым бабам и мужикам совместно, с веничком в парной…

Моя матушка-покойница Елизавета, помяни ее, Господи, в царствии Твоем, только с мужиками в первый пар ходила, барыня наша. А барин, батюшка мой Семен свет Захарыч, после уж с девками гигиену тела блюл. В простоте и патриархальности нравов.

Не подумайте, грешных мыслей и в помине не у кого не водилось, коли так с русской старины повелось…

Но, увы, дамы и господа, крайне пуританский XIX век на меня повлиял не лучшим образом. Нагое тело стало своего рода культурологическим табу для вашего покорного слуги в зрелом возрасте. Аз есмь таков, Павел сын Семенов Булавин.

Вот с тех пор я исповедую строгое древнеримское разделение мужчин и женщин в термах и на водах термальных. Сие ведомо не токмо мне, что в добродетельных патрицианских фамилиях ажник перед рабами, особливо противоположного полу, и в заводе не бывало когда-нибудь и как-нибудь обнажаться.

Разные времена, разные нравы, коллеги… Мне в обычай девятнадцатый век достался. Вам, молодые люди, — двадцатый и двадцать первый. Вы уж не обессудьте старика добросердечно за непрошеную лекцию и сенильное брюзжание.

— Как можно, Пал Семеныч!.. Это молодым должно стыдиться за предосудительные плотские привычки и греховную развращенность от мира и века сего, — постарался со всей ему доступной учтивостью возразить наставнику Филипп.

К загородной вилле арматора Вероники рыцарь Филипп и прецептор Павел подъехали едва ли не одновременно. «Рейнджровер» наставника истинно восхитил Филиппа, особенно бортовая высокотехнологичная начинка. «Вот это да, не ожидал!»

Но трехэтажная дача владелицы «Трикона-В» прискорбно обманула его в ожиданиях. Предвкушал увидеть нечто возвышенное, в античном духе с колоннами. А тут, на-кася, типовая краснокирпичная новорусская лжеготика, железные крепостные врата и зеленоватый железобетонный забор-запретка.

Хотя место для парковки гостей предусмотрено во дворе, а не снаружи на обочине. «Премного благодарим-с!»

Внутри, действительно, оказались запретная зона, маскирующая плотной живой изгородью охранный периметр с неприглядным забором, и резные деревянные воротца. У железных ворот две молчаливые немецкие овчарки с настороженными мордами. Останавливаться в запретке и выходить из машины куда как нежелательно.

«Ага! Слева и справа только высоченные кусты с трехдюймовыми колючками. Видно, соседние участки, на флангах и в тылу, тоже в собственности «Трикона». А парк-то у нашей Ник Фанасивны в английском стиле! В нем и дом-донжон угловатый не так уж по-уродски смотрится.

Почему бы ей особняк плющом изысканно не обвить, как вона те подсобные службы в кустах?..»

Бассейн Филипп отыскал не сразу. Двенадцатиметровый водоем тоже прятался в густом колючем кустарнике за высокими деревьями. Там-то Филипп и остолбенел, окаменел, оцепенел, неподвижным истуканом ошарашено застыл в присутствии живого сверкающего тела бронзовой Афродиты.

Со всем тем пресловутая божественная сила искусства не так уж велика и запредельна, чтобы надолго шокировать и сразить наповал рыцаря Филиппа. Оправившись от первого чудодейственного впечатления, он обошел статую со всех сторон, поцокал языком и вслух выразил свои эстетические впечатления:

— Э-э, сказали мы себе, гостям здесь положено пребывать исключительно в самом что ни на есть натуральном, нисколько не срамном виде… «Иначе выходит как-то неучтиво и зазорно, коль радушная хозяйка полностью обнажена.