Корона и Венец
Шрифт:
— Это годится для студентов обучающихся за плату, — хмыкнул профессор Гамбаров с кафедры гражданского права. Но что касается тех кто поступил за счет казны — тут как быть?
— Отнюдь! — покачала головой Софья Васильевна. Ведь по сути — за них ведь тоже вносится плата — пусть и государством. И соответственно контракт на обучение то же — всего лишь в нескольких пунктах разница.
— Несколько секунд общество взирало на нее с откровенным изумлением.
— Господа! — воскликнул профессор уголовного судопроизводства Вульферт. Как правовед я испытываю откровенный стыд — что столь очевидный выход нам подсказали со стороны!
— Думаю что юридический факультет в ближайшие дни разработает проект образовательного договора! — тут же как ни в чем не бывало, взял ход обсуждения в свои руки ректор.
…Расходились уже в глубоких сумерках.
— Неужели это то о чем мы мечтали? Царь-либерал… — забывшись пробормотал Столетов, когда они вышли из парадной Московского университета.
Оказавшийся поблизости Боголепов покачал головой.
— Да
В тот же момент на другой московской улочке беседовали два других профессора — но уже с историко-филологического факультета.
— Право же я не знаю, — размышлял вслух экстраординарный профессор кафедры русской истории Барсов, и в голосе его звучала явная растерянность. Георгий Александрович… его решения… Они парадоксальны и выверены! Это не похоже ни на его великого деда ни тем более на отца… Некоторые вспоминают Петра Великого — но то был совсем другой царь… Буря, натиск, ураган… На слом все что стоит на пути без разбора… А тут прямо таки математический расчет и вместе с тем непреклонность!
— Вы знаете, Евгений Василевич — качнув высокой бобровой шапкой, сообщил собеседник — глава кафедры мидиевистики Виноградов. Я тут пытался искать какое-то совпадение по характеру… И мне кажется — нашел… — и словно опасаясь чего то вполголоса вымолвил. — Может быть — новый Иоанн Третий пришел к нам в лице этого мальчика?
— Дай Бог, чтобы не Четвертый! — ответил Барсов. И повторил — Дай то Бог! «Но впрочем — в свой срок мы это узнаем!»
Глава 2
— Да — учебная программа должна давать знания! Знания и умения ими пользоваться! Но она не должна доводить учащихся до бесцельного переутомления, телесного и нравственного истощения их организмов, подрыва уважения к себе, потере аппетита к жизни, к нравственному и физическому малокровию… Сергей Николаевич сделал паузу и налил воды из графина в тонкий стакан и осушил одним духом дабы прогнать сухость в горле. — Я понимаю, господа, — продолжил он обведя взглядом зал. Собравшиеся — сплошь немолодые солидные люди в вицмундрах и при шпагах («Экая беда — а я свою забыл опять!») почтительно слушали. — Многие из вас скажут — зачем заводить речь об этих старых и скучных вопросах? Образование наше — худо ли или хорошо — давно уже сложилось и есть ли смысл чего-то существенно менять? Я не согласен с этим. Решительно не согласен! Вопрос образования — без малого едва ли не самый острый и больной для Матушки-России — после хлеба насущного. Неизбежно и необходимо возвращаться к нему, как необходимо землепашцу опять и опять возвращаться к своей ниве. И это не старый вопрос, потому что каждый год в наши старые гимназии и народные училища приходят новые дети! Новые заметим себе дети а не старые! — позволил себе он пошутить… И рутине с косностью в нашей школе не место! Чтобы понимать смысл обучения надо уметь смотреть вперед. Ибо нации не делятся на большие и маленькие. Они делятся на культурные и некультурные. А значит — на исторические и неисторические — те кто служит орудием и пищей для исторических наций — как африканские племена или индейцы…Танеев мысленно еще раз удивился. Сейчас перед ним — собранные почти со всей европейской России попечители учебных округов и директора гимназий — персоны солидные, выслужившие свои должности годами… А он — не достигший тридцати пяти лет человек говорит им с повелительным наклонением — и они внимают. Воистину как солдаты перед фельдфебелем! — вспомнил он разговор с Государем в первый день своего министерства. Вот он сейчас представил им реформу обучения — вдвое урезана латынь — в пользу иностранных языков, российской истории и географии, греческий язык вообще убран — и никто не возразил. Достаточно оказалось знаков отличия статского советника — чтобы все эти уважаемые люди — но ниже его чином слушают и мотают на ус. «Не место красит человека а человек место? Это если только человек — маляр!» — вспомнил он шутку Козьмы Пруткова. А по правде — то орден ли знатный чин дает авторитету побольше ума да учености. Ну-с и используем сие для доброго дела… — Сознавать все вышесказанное — вот первейшая ваша обязанность! — продолжал он. Обязанность учителей будь то столичная гимназия или уездное училище! Ибо образование есть еще и гарантия у государства в его дальнейшем существовании… Не будем же вязать бесполезных гирь на ноги тем, кому и без того предстоит тяжелый путь в гору жизни. Не будем кормить затхлой соломой нашу молодую силу! Ибо нам сила нужна, а не бессилье, ибо только сила — сила разума и наук может поднять нашу державу и наш народ на вершину истории! И закончив речь решительным жестом сошел с кафедры… Без команды гимназическое
начальство встало и разразилось аплодисментами… «А шпагу все таки надо будет привыкнуть носить!»1. Утвердить Ученый Совет в качестве высшего органа управления высшим учебным заведением или Университетом.
1.1. На Ученый совет возлагаются нижеследующее обязанности.
Выборы ректора с последующим утверждением Е.И.В.
1.2.Выборы деканов факультетов с последующим утверждением министром просвещения.1.
1. 3.утверждение на должность профессоров и приват-доцентов.
1.4. Установление Правил поступления, оплаты и прохождения учебы.
Установить что инспекция и инспекторы учебного заведения подчиняются исключительно Ректору.
2. Пост попечителя упраздняется
3. Из наказаний исключается наказание арестом и карцером.
Оставление лишь Выговора с лишением стипендии и исключения.
4. Вводится Императорская стипендия в размере 48 рублей в год для успевающих студентов.
5. Вводится Императорская надбавка к стипендии в размере 10 рублей в месяц — для талантливых и благонадёжных студентов.
6. Постановить что срок обучения в высших учебных заведениях устанавливается в пять лет, за исключением медицинских.
Срок обучения в медицинских высших учебных заведениях устанавливается в семь лет до 1895 года
7. Успешно окончившим высшее учебное заведение присваивается звание бакалавр.
Защитившим диссертацию 2-го класса-звание магистра,
защитившим диссертацию 1-го класса — звание доктор.
8. Вводится Императорское вспомоществование в виде ежегодных выплат магистру в размере 100 рублей, доктору в размере 200 рублей.
9. Отменяется требования получения разрешения от инспектора для поездок в каникулы.
10. Запрещается прием иудеев и мусульман на экономические, финансовые и правовые отделения всех высших учебных заведений Российской Империи.
11. Отмена процентной нормы для иудеев для поступления в прочие отделения высших учебных заведений по всей территории Российской Империи.
12. Учреждается Совет Ректоров при Императоре.
13. Отменяется запрета с учетом п.10 на обучение женщин во всех высших учебных заведениях Российской Империи на любых отделениях.
14. Установление полного равенства прав женщинам в области обучения в любых высших учебных заведениях.
15. Действие п.10 не распространяется на территорию генерал-губернаторства Варшавского и Великого Княжества Финляндского.
В комнате был приятный полумрак, тяжелые портьеры на окнах пропускали внутрь солнечный свет весьма скупо.
На ковре в середине комнаты стояла высокая стройная полуобнаженная девушка. Ее густые темно-рыжие волосы рассыпались по плечам, красивое лицо освещала многозначительная улыбка… Зыбкий газовый свет отблескивал на округлых плечах, высокой и крепкой почти неприкрытой груди, гладком животе… Узкие, изящные босые ступни тонули в высоком ворсе ковра. Странного кроя блузка и короткая юбка ничего не скрывали.
Вероника подняла руки за голову и соблазнительно прогнулась выпячивая грудь на которой сквозь батист выделялись твердые соски… Ладонь, коснулась живота скользнула ниже.
Георгий окинул ее взглядом с ног до головы ощутив поднимающуюся волну и внутри нее растекалась волна она затуманивала ему голову и подчиняла себе… Изящная небольшая грудь. Широкие бедра. Стройные но не худые ноги; с высокими лодыжками и без выделяющихся икр… Да — стройные ножки как сказал поэт нечасто встретишь в России…
И глаза — словно живые драгоценные камни!
Пальцы его задержались на застежке ее сорочки, и он потянул за нее. Вероника задержала его руку:
— Пожалуйста, не рви ее. Я ее шила два дня — сама придумывала…
Согласно кивнув он осторожно расстегнул черепаховую фибулу…
Через минуту ни единого клочка ткани уже не скрывало ее скульптурной лепки тело — не знал бы и не подумал никогда что у этой юной красавицы есть ребенок…
Тело её затрепетало, но не от холода и даже не от предвкушения. То, что она почувствовала, было чем-то иным… Чем-то способным свести ее с ума, заставить отбросить сдержанность, стыд и робость.
— Ты меня поцелуешь? — спросила она. (Из всех она единственная назвала его на «ты» в первый же день).
И улыбнулась — и эта улыбка казалась и очаровательной и порочной.
— Пожалуйста!
Он склонился к ней и нежно прижался губами к ее соску.
Руки Вероники взметнулись вверх и обхватили его плечи.
— Георгий, — сказала Вероника, и это было все, что она была способна произнести.
Только его имя.
Вероника положила голову ему на плечо, и он воспользовался этим, чтобы поцеловать ее еще раз.
Веронике казалось, будто она тает, расплавляется в его объятиях. Наслаждение нарастало до тех пор, пока она не смогла думать больше ни о чем…
— Ты так красива, — бормотал он ей на ухо. — И такая необыкновенная, Вероника!
Георгий прижался к ее обнаженному телу…
А потом не осталось ничего, кроме наслаждения, ничего, кроме жара, распространившегося по всему телу…
Ее тело поникло в его руках, но в следующий момент она повернулась в его объятиях, заставила его опустить голову и прихватила зубами его нижнюю губу. Ее тело снова затрепетало от властного зова плоти… Он положил руки на плечи Веронике и смотрел на нее, радуясь, что видит ее всю — ее жгуче янтарные глаза были полны страсти, а бронзовое тело источало желание.