Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Корона Суперзвезда
Шрифт:

– Ком в горле надо протолкнуть нефритовым стержнем…

Она будто ждала такой ответ, и спросила, как ей одеться на следующий приём. Он написал: «В мини-юбке».

Когда она пришла, он запер кабинет изнутри, и она отыграла соло на кожаной флейте.

– …сосала она впридрочку, а когда я кончил, проглотила и долго держала член во рту, пока он не обмяк… она богиня минета… – так он описал произошедшее.

Всего у них было пять встреч, и, что называется, каждый вздох, как в первый раз. Потом они перестали созваниваться и переписываться.

И он поставил это дело на конвейер – когда на приём приходила очередная красивая девушка, проводил опрос с большим пристрастием, чем это необходимо для постановки диагноза и назначения лечения,

с продолжением в соцсетях и сексом при следующем приёме во врачебном кабинете.

Выслушав все эти милые подробности его врачебной практики, я забрал листок нетрудоспособности, после чего отвёз в больницу № 1, на основное место работы. На тот момент многих пациентов уже выписали, после получения двух подряд отрицательных тестов на коронавирус, но также много и заехало. Всего в стационаре находилось 135 пациентов, из них четверо в реанимации. Смертей пока не было.

Глава XXVIII, в коей описывается моё суточное дежурство в больнице № 1 30 мая, во время которого удивительное приключение имело место быть, поистине приятное и превосходное

30 мая в 8–00 я прибыл на суточное дежурство в больницу № 1.

Про 22-летнего индуса Сталина узнал, что его перевели таки в туберкулёзный диспансер, и он там в реанимации на аппарате ИВЛ, сам уже не дышит. Я ознакомился с результатами КТ ГМ и КТ ОГК от 18.05.20, то есть за тот день, когда я его пунктировал. В лёгких туберкулёз с распадом, с отрицательной динамикой, в головном мозге – множественные зоны отёка в лобных и теменных долях (изменения более характерны для энцефалита); признаки дисциркуляторной энцефалопатии, кисты в базальных ядрах; экссудативный полисинусит, кисты верхнечелюстных пазух.

Всё сходится: у бедолаги туберкулёзный менингоэнцефалит. А анализ ликвора так и не нашёлся!

Удивительно, как начмеду удалось согласовать перевод пациента в тубдиспансер, куда в обычное то время не удаётся никого перевести, даже с чёткими показаниями, даже в тяжёлом состоянии. Обычная их отговорка – ну «тубик», ничего особенного, мы проконсультируем, а вы лечите больного у себя согласно наших рекомендаций, к нам пускай обращается потом в плановом порядке, и так далее…

Их логика понятна: никто не хочет брать на себя груз-200, бесперспективняк, овоща, полутруп, которого уже никуда не денешь, и стены учреждения тело покинет лишь в чёрном пакете… и Сталина постигла та же участь… сразу расскажу за его судьбу, чтобы закрыть эту тему – в тубдиспансере он скончался на вторые сутки после перевода от нас, его тело кремировали и отправили прах в Индию его родителям.

Итак, я приступил к работе… два часа поспал, потом мы распределили, кто когда пойдёт на обход. Утром вызвались пойти в отделения двое докторов, которые знали пациентов, знали, кому что сказать.

На тот момент все врачи были дежурантами, пациенты не были закреплены ни за каким конкретным доктором. Более менее разбирались в ситуации двое – заведующая гастроэнтерологией, работавшая каждый день в дневное время, и заведующая терапией, работавшая удалённо из дома. В дальнейшем планировалось, что мы будем работать, как обычно, чтобы за каждым врачом были закреплены конкретные палаты и пациенты.

Весь день я тусовался, немного поработал в инфоклинике, напечатал несколько выписок, сходил погулял, дошёл до своего офиса, побыл там, позанимался на тренажёрах, к шести вечера вернулся в больницу и пошёл на обход на 3-й этаж, куда ходил раньше. Мой коллега пошёл на 4-й.

Я обошёл все палаты 3-го этажа, общее количество больных около 50-ти, и у всех одни и те же вопросы: когда меня выпишут? что с моими анализами, с результатами тестов, с результатом рентгена?

Я записывал вопросы, звонил по местному телефону в чистую зону (мобильный в грязную зону не стал брать) и спрашивал у заведующей всю интересующую информацию. Она поначалу исправно отвечала, заглядывая по каждому больному в инфоклинику, потом, уже торопясь

домой, сказала: «Так, хватит! С понедельника у каждого больного будет свой врач, и пускай он с каждым сам разбирается!»

В итоге, по остальным больным я просто прошёлся, записал на листик все их вопросы, заверил, что сейчас через 5 минут на них отвечу, потом просто спустился на 1-й этаж, и выкинул исписанный вопросами листок в мусорное ведро. Сам же переоделся в санпропускнике в чистую одежду и вернулся в чистую зону.

По итогам обхода – только двое больных из 50 предъявили конкретные жалобы: у одной бабуськи заболел живот, и у одного мужика появилась аллергия на антибиотик. Остальные задавали вопросы из серии «чисто попесдеть».

Предметом оживлённого обсуждения на весь день стал график дежурств на следующий месяц, июнь. Он ещё не был готов, хотя 1-й день июня наступал послезавтра. Больница существовала более 60-ти лет, как-то функционировала все эти десятилетия, и графики на следующий месяц составлялись не позднее 10-го числа, т. е. за 20 дней до начала следующего месяца. В других больницах графики составляют сразу на 2–3 месяца вперёд.

В нашем случае майский график составлялся моей старшей медсестрой 5–6 мая, когда стало точно известно, что мы открываемся как инфекционный госпиталь. Потом его дважды переделывали, потому что заведующие травматологическим и хирургическим отделениями захотели, чтобы в их смене были только их подчинённые, травматологи и хирурги соответственно, чтобы работать с теми, с кем они привыкли работать.

Меня там кое-что не устраивало, и я обратился напрямую к начмеду… она мне лаконично ответила, что за составление графика отвечают трое: зав. гастроэнтерологией, зав. травматологией, и зав. хирургией.

Когда говорят, что за какой-то вопрос «отвечают трое», это значит, что не отвечает никто.

Я смирился с теми моментами, которые меня не устраивали, а в конце мая стал допрашивать указанных заведующих насчёт июньского графика. Они отводились, переводили стрелы друг на друга и на начмеда. А когда я 29 мая позвонил заведующему хирургией, он выдал мне такую фразу: «Мне всё равно, как будет составлен график, главное, чтобы со мной выходили в смену мои хирурги. График на всю больницу я составлять не буду, это не моя компетенция. Может, твоя старшая снова составит?»

Я тут же перезвонил ей и рассказал об этом разговоре. Она была удивлена, у неё была информация, что именно заведующий хирургией должен составлять июньский график.

И в свете всех событий я попросил её составить график и продиктовал числа, когда меня ставить не надо, потому что в эти дни у меня дежурства в больнице № 3.

Сейчас же, 30 мая, во время суточного дежурства в больнице № 1, до моего слуха донеслось обсуждение нового варианта графика. Заведующая гастроэнтерологией, которая была за главного в этот день, сообщила, что начмед обсудила данный вопрос с экономистами, и приказала раскидать дежурства между сотрудниками таким образом, чтобы кто-то дежурил строго в день и вёл конкретные палаты, и за ним были бы закреплены конкретные пациенты, которых бы он вёл от начала до конца; а кто-то был бы чисто ночным и суточным дежурантом. То есть мы возвращались к обычному режиму работы, который был у нас всегда.

И мне было предложено поработать дежурантом. Меня это устроило. Единственное, что меня волновало, не потеряю ли я в деньгах. В обсуждении графика принимали участие экономисты, а значит, надо быть начеку.

Зав. гастроэнтерологией заверила, что потерь не будет, поскольку, я по-прежнему буду выходить в грязную зону и контактировать с коронавирусными больными.

Коллеги, присутствовавшие при обсуждении, стали капризничать: одних не устраивало одно, других – другое, дежурантов не устраивало количество ночных смен и так далее. Наша начальница беспрерывно обсуждала этот вопрос с экономистами, начмедом, заведующей терапевтическим отделением… но до конца дня график так и не был составлен.

Поделиться с друзьями: