Корона Тафелона

Фатей резко обернулся. Девчонки рядом не было.

— Ты чего вертишься? — спросил Харлан.

— Да так… показалось, кричит кто-то, — ответил юноша. — Большеногой нет, людей лечить некому?

— У сторожей знахарь плохой, — подтвердил Харлан. — Олинэ сказала — плохо здесь с лекарями. Хороший у Джурона-хакана есть, он его из страны шёлка привёз.

Олинэ как раз вышла из шатра матери и кивнула Харлану:

— Харлан-ага, иди, ждёт тебя Орлэ-хатун.

Дождавшись, когда он уйдёт, женщина повернулась к Фатею:

— Ай, нехорошо, — сказала она. — Обманул ты Орлэ-хатун. Зачем обманул?

— Я не обманывал Орлэ-хатун, — вскинулся юноша. — Вели убить, если соврал!

— Может, и велю, — хмуро сказала Олинэ. — Почему не сказал, что вы мохнатую везли? Сторожей обманули, хотели Орлэ-хатун обмануть?

— Хей, Олинэ, а сторожа не сказали, как к нашей девушке руки тянули? А про то, как напали без предупреждения? Убили нашего лекаря? А куда они увезли Увара-агу, они тоже не сказали?

— Почему сразу не сказали сторожам, что едете к Орлэ-хатун? — нахмурилась Олинэ.

— У нас даже женщины знали, что мы к Орлэ-хатун идём, — ответил Фатей. — Дака знала. Как могли не сказать? Хей, ты сторожам веришь, Олинэ? Им рабы нужны, друзья не к чему. Видала, какие мечи мы привезли? Хей, самострелы видала? Таких ещё не было в степях. Лучший мастер их делал. Всё Орлэ-хатун подарим.

Олинэ смерила его внимательным взглядом.

— Моей матери мечи не к чему, — сказала женщина. — Самострелы не нужны. Принесёте половину в мой шатёр.

— Хей, Олинэ, сердишься на Фатея? Ехали сюда — не знали, что ты при Орлэ-хатун. Знали бы — тебе бы подарки везли. Чаши хочешь? Ожерелья… К западу от земель Клосэ-хакана в Хларии такие ожерелья делают — ты спать не будешь, пока не увидишь! Тебе подарим.

— Не нужно, — оборвала его Олинэ. — Чаши, ожерелья, всё вези к Орлэ-хатун. В мой шатёр мечи отнеси. Слышишь?

— Слышу, Олинэ-батагур, — поклонился Фатей. — Всё сделаю. Если б Джурон-хакан нам Юлди вернул, отпустил бы Увара-агу, мы б быстрее всё пересчитали бы, чтоб тебе отдать да Орлэ-хатун порадовать.

— До Джурона-хакана мне дела нет, — неприязненно ответила Олинэ. — Хочешь — проси у моей матери. И лекаря у неё проси, у меня нету. Там из ваших есть кто помрёт скоро. Видела одного, Кобэ зовут — совсем помирает. Пока доедет — совсем помрёт. Остальным тоже худо. Что стоишь? Иди, проси у моей матери.

* * *

Юлди спал и снов не видел, словно провалился в глубокий чёрный колодец беспамятства. Вокруг не было ничего и никого, только темнота, из которой, казалось, смотрели на него злые и жадные глаза. Кто это был? Что ему сделал Юлди? Темнота сгустилась так, что стало трудно дышать. Отчаянным усилием монах взмолился Заступнику… язык не подчинялся ему, изо рта не вырывалось ни звука, а потом…

Темнота раскололась и в ней загорелся свет. Белый, холодный, пугающий… свет приближался к Юлди, рос… из далёкого пятнышка вырастал в мерцающую фигуру… которая словно глина лепилась под взглядом монаха как на заре времён Создатель лепил из глины первых людей… это была женщина и на ней, как на праматери людей, не было никакой одежды. Белая сияющая кожа притягивала взгляд, глаза…

— Цивей? — спросил монах, пытаясь отвернуться, пытаясь сомкнуть веки, чтобы не видеть бесстыдной наготы девушки. — Цивей, прикройся!

— Юй Ди… — выдохнула дочь лекаря, вставая на колени у изголовья кровати. Протянула руки к его лицу, провела по щеке, отдёрнула руку, будто укололась о выросшую за дни плена щетину, и засмеялась. — Юй Ди…

Она наклонилась над ним, вынуждая монаха посмотреть на свою голую грудь, взяла безвольную руку Юлди, обхватила палец губами, потом поднесла к своему соску. Как монах не надрывался, он не мог пошевелиться и только чувствовал, как его тело охватывает вожделение. Молиться не было сил. Ведьма засмеялась. Обнажённая, притягательная, проклятая… Вдруг повеяло холодом. В шатёр вбежал Юй Гэ и с размаху огрел дочь ремнём по спине. Девушка взвизгнула, подхватила белое платье и поспешно прикрылась. Лекарь ударил её ещё раз и оттолкнул от монаха. Юлди почувствовал, что может шевелиться, вскочил на ноги. В шатре было так темно, что едва можно было различить фигуры людей. Но ведь только что он видел Цивей так ясно, как будто стоял ясный день! Лекарь топал ногами и шёпотом ругался на дочь. Та что-то лепетала-щебетала в ответ. Что произошло? Зачем эта ведьма пыталась его приворожить? Наконец, Юй Гэ коснулся плеча монаха.

— Плохо, — сказал он на языке Дарилики. — Плохо. Нет шум. Идти. Идти. Нет шум. Идти. Юй Цивей нет. Нет. Юй Ди идти.

Девушка протянула руку, невесомо коснулась пальцев монаха.

— Фатей, — сказала она. — Идти. Фатей. Фатей. Идти.

— Фатей? Ты видела Фатея? — спросил Юлди.

— Юй Ди, — прощебетала девушка. — Фатей. Харлан. Идти. Идти. Смерть нет. Идти.

Цивей тянула его за руку, а Юй Гэ толкал в спину. Наконец, привыкнув к темноте, Юлди обнаружил в стороне тела своих стражников. Они неподвижно лежали и, кажется, уже не дышали.

— Идти, — настойчиво повторила девушка. Монах повиновался и позволил себя провести до небольшой двухколёсной повозки на краю лагеря. Их никто не окликнул, дозорные, казалось, смотрели сквозь них. У повозки Цивей остановилась и снова поднесла ко рту руку Юлди. Прежде, чем он успел помешать ей, она больно укусила его за палец. Монах вырвался, но тут его руку перехватил Юй Гэ и провёл по ране стеблем травы, размазывая кровь.

— Нет Юй Ди, — сказал старик с усмешкой. — Нет. Идти. Фатей.

Цивей указала под скамью в повозке.

— Фатей, — сказала она. — Харлан.

Всё происходящее казалось сном, тягостным и безумным. Юлди, наконец, понял, чего от него хотят, и кое-как спрятался под скамейкой в повозке. Цивей набросила поверх невесомую ткань. Такая не убережёт, не спрячет… что, если это обман, ловушка?

— Нет смерть, — сказал Юй Гэ. — Здоровье хорошо. Утро. Ждать. Идти. Фатей.

Глава десятая Пир у Орлэ-хатун

Эта дорога потом ещё долго снилась Юлди в кошмарах. Скрюченный, зажатый, изнемогающий от вернувшейся боли в спине, монах только и мог, что молиться Заступнику, слушать скрип колёс, топот копыт, голоса старика, его дочери, их спутников… и ждать, ждать, ждать… прошла одна вечность, за ней другая… к вечеру повозка остановилась и старик еле слышно прошептал:

— Ночь. Фатей. Ночь. Ждать. Плохо. Смерть. Ждать смерть нет.

Юлди хотел сказать, что он больше не выдержит, но старик быстро ушёл. Оставалось только терпеть и ночью терпение было вознаграждено. Сильные руки выволокли монаха из-под скамейки, откинули душную тряпку, поддержали, не давая упасть. При виде Фатея Юлди едва не заплакал.

— Хей, Фатея рано оплакивать, — сказал юноша своим обычным беспечным тоном.

— Где мы? — спросил монах, оглядываясь по сторонам. Они стояли посреди какого-то лагеря, возле составленных рядом телег и повозок. Рядом с ними беспокойно топтался Юй Гэ.

— У Орлэ-хатун в стане, — отозвался Фатей. Старик лекарь потянул юношу за рукав и торопливо заговорил, указывая на Юлди и кланяясь. — Ишэн говорит: прости его дочь. Говорит, она ещё не видит дороги. Говорит, она не хотела. Она увлеклась.