Корона жигана
Шрифт:
В этот момент их глаза встретились. Кирьян понял, что так оно и будет.
— Решено, — отвел взгляд жиган.
— Ну что, господа разбойники, — приподнялся Петя Кроха, — медлить не будем. Тронулись!
Подле сторожки уже стояли два автомобиля. Кирьян даже не удивился, когда в одном из них разглядел Евстигнея. Жизнь так устроена что предают чаще всего близкие или те, кто стоит рядом. И причина, как правило, в сиюминутной выгоде. В другой машине сидел совершенно незнакомый водила. Очевидно, позарившийся на шальной и легкий заработок. Парень даже не подозревает о том, что, как только дело
Повернувшись, Кирьян увидел на заборе чью-то ломаную тень — за ними наблюдали! Секунда — и вновь никого.
— Деньги-то мои не потерял? — спросил Кирьян Евстигнея, усаживаясь между двумя «матросами».
— Не потерял, — отвечал Евстигней, скривив рот.
Рядом с шофером устроился уркаган Петя Кроха. Перекрестился и произнес, ни к кому не обращаясь:
— Без молитвы к доброму делу приступаем. Ну да ладно, авось проскочим! А господь не выдаст.
Едва показалась усадебная церковь, Петя Кроха, молчавший всю дорогу, вдруг неожиданно заговорил, припустив в голос зависти:
— Вот жили-то баре! Земли-то сколько имели, и не вспахать! Хозяином-то здесь граф Шереметев был. Он после семнадцатого года куда-то в Европу укатил, а богатство свое здесь оставил. Говорят, что в одних портках уехал. Сынок у него непутевый был, еще до переворота куда-то сгинул. Граф ведь хотел все ему оставить, да, видно, не судьба.
— Большевички-то из его усадьбы музей сделали, — неожиданно поддержал разговор «морячок».
Пулемет укрощенным зверем лежал на заднем сиденье, и теперь в его руках был браунинг. При умелом обращении тоже убойная вещица. Ствол неприятно упирался в бок Кирьяна, но ведь не возразишь. — Говорят, там и охрана есть.
Уркач лишь махнул рукой.
— Есть три деда в тулупах… Был я там, на прошлой неделе. Одного золотишка только на сто пудов наберется. Надо бы поторопиться, пока большевички не изъяли, — серьезно заметил старый вор.
Кирьян нахмурился. Уркаганы между собой говорили свободно, как если бы ехали в одиночестве. Очень скверный знак.
Следовательно, его в расчет уже не брали, для них он не свидетель.
Придавая голосу бодрости, Кирьян спросил:
— А что же это вы про жиганов-то позабыли?
Старый урка внимательно посмотрел на Кирьяна, а потом сдержанно обронил:
— Там, где прошел уркаган, жигану остается только кости обгладывать. — И, повернувшись к «матросу», продолжил все тем же деловым и размеренным тоном — В Кускове у меня свояк живет. Он из бывших… Но если долю предложить хорошую, то не откажется. Кому же не хочется пожить красиво! Он и наколки даст верные, так что без суеты возьмем. Главное, добро нужно подальше от Москвы вывезти.
— На машине-то оно быстро, — подал голос Евстигней, преданно посмотрев в лицо старому урке.
Кирьян усмехнулся — совсем недавно таким же верным псом Евстигней смотрел ему в лицо.
Старый урка даже не взглянул на водилу. В чем-то он с Кирьяном был схож. Для него шофер не пайщик, а всего лишь инструмент — точно такой же, как отмычка или фомка. И если однажды он откажет, то с легкостью открутят голову.
— Как усадьбу возьмем, так в Ростов Великий нужно ехать, —
веско проговорил старый уркач. — У меня там майданщик верный живет. Все скопом купит, да и деньги хорошие за товар даст.— Ростов так Ростов, — подал голос Ерофеич.
Перспектива больших и шальных денег ему явно пришлась по вкусу.
— И куда теперь? — посмотрел Петя Кроха на Курахина.
— Уже приехали, — произнес Кирьян. — Видишь дом, что у дороги? Справа, — уточнил жиган, показывая взглядом на двухэтажный кирпичный дом. — На первом этаже.
— Сворачивай! — приказал уркаган, махнув в сторону зарослей, за которыми пряталось строение. — Почему света в доме нет? Он что, не жилой?
— А чего ему быть жилым-то? — удивился Кирьян. — Хозяева-то во Франции. А этот дом любовнице графа принадлежал. Она-то из простых, но поговаривают, что обстановка в доме была не хуже, чем в барских покоях Подсвечники золотые, ковры… Только все добро местные перетаскали, одни полы остались…
— Где же ты здесь золотишко-то прячешь?
— В подвале! — произнес Кирьян. — Да сейчас сам увидишь.
Они вошли в дом. Спустились по лестнице в подвал.
Кирьян уверенно ковырнул замок отмычкой. Сухо щелкнув, он отомкнулся.
— Здесь где-то должна быть свеча, — произнес он, толкнув дверь. — Темнота несусветная! Вы бы, господа уркачи, поосторожнее тут, — предостерег Кирьян. — Здесь одна ступенька коварная имеется. Споткнешься об нее, лоб разобьешь.
— Иди, иди себе!
— А тот товарищ, что с пулеметом топает, как бы сдуру на гашетку не нажал. Тогда, господа, неприятность может получиться. Ага… Нашел… Вот она, свеча-то… Огарочек, но ничего, нам хватит. Только золотишко взять, да в обратную дорогу. Огоньку бы, господа!
Ближе всех оказался Железная Ступня. Чиркнув спичкой, он поднес огонек к свече. Огарок заплакал воском, и фитилек закоптил в потолок крохотным угнетенным пламенем.
— Где золото? — спросил Железная Ступня.
— За той дверью, — ответил Кирьян — В углу стоит большой сейф, так вот, деньги находятся в нем.
— И сколько же?
— Не считал… Но где-то около четырех пудов, — немного подумав, отвечал Кирьян. — Одному тебе, старик, не унести, — хмыкнул жиган. — Ты бы на помощь остальных, что ли, позвал.
— Ключи! — жестко приказал Ерофеич. — А ну, братцы, тисните-ка его. Сами золотишко возьмем. А потом, еще неизвестно, что он там задумал, может, в шкафу пару маузеров прячет. А мне даже сейчас умирать не хочется.
— Ключи! — повторил «матрос» и улыбнулся. Пламя свечи слегка колыхнулось, глубокие дрожащие тени упали прямо на его лицо. Кирьян невольно поежился — будто вурдалак в душу заглянул.
— Бери, — разжал он ладонь.
Кирьян обернулся. В комнату вошли все, не было только Пети Крохи. Железная Ступня тоже замешкался. Пулеметчик, как и прежде, застыл у самого входа с «максимом» в руках. Так, на всякий случай. Вот только пальчики заметно поослабли — оно и понятно, не тростинку ведь держит, — ствол смотрел заметно ниже пояса.
«Матрос» уверенно потянулся за ключами. В мерцающем пламени его ладонь показалась неестественно выгнутой, а пальцы — нереально длинными, будто бы вурдалак возжелал вытряхнуть душу.