Коронатор (Делатель королей) (другая редакция)

«Я еду домой. И там, только там я встречу его…»

В Кале господин Венлок, наместник ее отца, разинул рот от изумления, когда она ворвалась к нему, измученная, растрепанная, со шпицем на руках.

– Милосердный Боже! Ваше высочество…

Над проливом сыпал мелкий дождь, но Анна улыбалась и подставляла лицо бризу. Она возвращалась домой, в Англию. Там ее отец… И там Филип…

Ссора с отцом после прибытия обескуражила ее. Уорвик потребовал от нее вернуться к супругу, Анна же скорее откусила бы себе язык, чем поведала ему о своих отношениях с Ланкастерами. А теперь… Теперь она дала слово написать письмо. Письмо Эду!..

Откинув одеяло, она села. Вайки, звякнув бубенчиками на ошейнике, спрыгнул на пол. Девушка встала. Гофрированная рубашка из белого батиста облегала ее до пят. Она сунула ноги в меховые туфли и пошла к столу, где возвышался массивный письменный прибор и лежали наготове листы пергамента.

– Я напишу это письмо… Я напишу это письмо… – твердила она, как заклинание.

Она вспомнила Эдуарда. Серые глаза, гладкие душистые волосы до плеч, персиковый румянец, как у девушки. «Он казался завидным женихом, – думала она. – И отец уверен, что Эд любит меня. Я должна написать ему так, чтобы он примчался в Англию на помощь отцу».

Она обмакнула перо и начертала:

«Высокочтимый принц Уэльский! Я, Анна, супруга вашего высочества, справляюсь о вашем здравии и…»

Анна сжала виски пальцами и швырнула лист в огонь. Несколько мгновений она глядела, как скручивается и темнеет в пламени пергамент. Она вспоминала письма, которые присылал ей Эдуард в эти два месяца. Поначалу тон их был тревожным, даже нежным. Упреков не было. Лишь неотступно звучал вопрос: кто был до него? Ричард Глостер или… Филип Майсгрейв? Это имя возникло не сразу, но Анна была до того напугана, что не стала распечатывать последующие письма, сразу кидая их в камин. Тогда Эдуард прислал ей записку через своего отца – короля. Записка была сухой, официальной, но Анне сразу стало легче. Пришло даже послание от королевы Маргариты – любезное, полное литературного красноречия. Анжуйка владела живым и легким стилем. Письмо было написано на латыни. Но и ей Анна не стала отвечать. И вот теперь отец приказал…

«Я должна написать нечто такое, чтобы Эд приехал как можно быстрее. Но что? Может, следует пробудить его ревность?»

Вайки расположился на полу там, где лежало солнечное пятно. Анна посмотрела в окно и вдруг сообразила, что сегодня первый день весны, и впервые после бесконечных дождей выглянуло солнце. Она улыбнулась. С солнцем возвращается надежда. Филип… Она летела к нему, как на крыльях. Анна прикрыла глаза, вспоминая его смуглое скуластое лицо, прямой нос, пронзительно-синие глаза под прямыми стрелами бровей, мягкие и пышные, как заросли папоротника, волосы. Фил…

Неожиданно она потянула к себе новый лист пергамента и начала быстро писать:

«Мне плохо без тебя! Я даже не представляла, какая тоска охватит меня, когда тебя не будет рядом. Ты смеялся вместе со мной, как мальчишка, а в глазах твоих была нежность. Я, наверное, глупая, но ничего не могу с собою поделать и медленно умираю вдали от тебя. Как ты был не прав, допустив эту разлуку, как был не прав, воздвигнув между нами столько препятствий! Ибо недаром Провидению было угодно, чтобы глаза наши встретились, а сердца забились в унисон. Ты нужен мне, мне нужно твое дыхание, твои руки, твои губы… Знай, что я всегда твоя, что не было мгновения, когда я не жила тобой, мой любимый, мой…»

Она едва не вывела: «Фил». Смахнула тыльной стороной ладони слезы и твердо вписала: «Эд». И сейчас же расплакалась навзрыд. Все это было ложью. Ее супруг не заслуживал столь явного обмана, каковы бы ни были их отношения. Но иначе она не сможет заставить Эдуарда поспешить отцу на помощь. Отец утверждает, что принц Уэльский любит ее. И если все пойдет, как должно… Что ж, она еще раз попытается стать ему доброй женой. Это письмо, предназначенное другому, соединит ее с Эдуардом Ланкастером. Если он действительно хоть немного ее любит…

Девушка вздохнула. Как бы там ни было, слово свое она сдержала, и письмо написано.

Еще раз вздохнув, Анна поставила подпись и запечатала послание.

4 Секреты Деборы Шенли

Прошло несколько дней. В воскресенье двор собрался послушать мессу в Соборе Святого Павла. По этому случаю Анна надела платье из пепельно-серого генуэзского бархата с небольшим заостренным декольте и накладным воротником, сплошь расшитым жемчугом. Платье было с высокой талией, и под грудью его стягивал широкий пояс, также весь унизанный рядами мерцающих молочно-белых жемчужин. Позади веерными складками расходился небольшой шлейф, рукава были двойными: нижние, узкие и длинные, доходили почти до пальцев, а верхние, выступающие из-под жемчужных опоясок над локтями, ниспадали почти до пола.

Девушка долго рассматривала себя в большом, оправленном в перламутр зеркале. «Я красива, – отметила она. – Но отчего же ни красота, ни богатство, ни власть не изгонят тоску из моей души?»

Она опустилась на бархатный пуф и глубоко вздохнула. В покоях пахло духами и притираниями и еще розовой эссенцией, которую добавляли в воду для купания. Запахи были густые, тяжелые, и от них голова шла кругом.

За спиной принцессы появилась высокая фигура ее камеристки Сьюзен Баттерфилд. Эта чрезмерно угодливая особа, походившая на овцу, была дальней родственницей Невилей.

– Ах, ваше высочество, вы просто восхитительны! Серый бархат придает вашим глазам изумительную яркость, они сверкают, как изумруды. Однако вы немного бледны. Не желаете ли наложить немного румян?

Сьюзен подала серебряную коробочку филигранной работы – подобие маленькой раки для мощей. Анна последовала ее совету и коснулась кисточкой щек. Ее лицо сразу ожило. Кто бы сейчас мог подумать, что эту юную женщину гложет тоска?

Неподалеку от принцессы на резной скамеечке сидела ее молоденькая фрейлина Бланш Уэд, перебирая струны лютни и напевая веселую французскую песенку графини де Диа [30] :

30

Куртуазная поэтесса конца ХII века.

Мне любовь дарит отраду, Чтобы звонче пела я. Я заботу и досаду Прочь гоню, мои друзья!

Леди Бланш всегда пребывала в отличном расположении духа и не расставалась с лютней. Анне она нравилась, но суровая статс-дама Грейс Блаун считала ее непростительно легкомысленной и не раз выговаривала ей, так что Анне приходилось заступаться за свою любимицу, чей веселый голосок разгонял ее меланхолию.

Вот и сейчас, когда строгая статс-дама заворчала на бедняжку Бланш, требуя, чтобы та занялась ногтями принцессы, Анна остановила ее жестом и сказала:

– Дорогая леди Блаун, оставьте Бланш в покое. С этой обязанностью вы справляетесь намного лучше. А юная Уэд пусть напевает.

Девушка тут же ударила по струнам:

Злобный ропот ваш не стих, Но глушить мой смелый стих — Лишь напрасная затея: О своей пою весне я!

Тучная Грейс Блаун опустилась возле принцессы на складной стул и молча принялась полировать ее ногти. Рогатый головной убор статс-дамы подрагивал от усердия, но Анна знала, что эта женщина ненавидит ее и проявляет усердие лишь по долголетней привычке покоряться Ланкастерам. Да и эта овечка леди Сьюзен, что хлопочет сейчас за ее спиной и старается придать своему голосу медовую сладость, на самом деле властная особа, она жестока с младшей прислугой и мечтает лишь о том, чтобы приобрести как можно большее влияние при дворе.