Коронатор (Делатель королей) (другая редакция)

Она взяла в руки перо и задумалась. Филип из любви к ней поведал об измене герцога Кларенса, но не может же она сказать отцу, от кого получила столь важные сведения! Подобное обвинение настолько серьезно, что невозможно отделаться ссылкой на слухи. Что же придумать? Ей хотелось найти объяснение, которое и убедило бы Уорвика, и не вызвало бы у него подозрений. Но как это сделать? Мысли Анны путались. И эта усталость, желание поспать… Тишина покоя убаюкивала, навевала сон. Прошедшие день и ночь забрали у нее все силы. Она устало склонила голову на руки, но уже через мгновение выпрямилась, поймав себя на том, что погружается в дремоту. Итак, написать отцу следует нечто двусмысленное, что могло бы заинтриговать и встревожить Уорвика, заставить его задуматься. Но что?

Она провела кончиком пера по лицу, открыла изящную, выполненную в форме часовни крышку чеканной чернильницы и, обмакнув перо, вывела на листе надушенной мускатом бумаги: « Наnnibal ad portas!» [35]

Отец поймет, что это сигнал опасности. Но разве он и сам не знает, что Эдуард готовится к вторжению? И если отец не спешит в Лондон, а разъезжает по крепостям и гарнизонам, значит, он обо всем знает не хуже ее. Нет, ей следует предупредить его совсем о другом – о Кларенсе.

35

«Ганнибал у ворот!» ( лат.), то есть опасность близка (из Цицерона).

Анна придвинула новый лист пергамента и написала: « Lupus pilum mulat, non mentem» [36] .

Однако разве для Уорвика не очевидно, что любой из его окружения может оказаться предателем? Нет, необходимо точное указание. И, взяв третий лист, Анна вывела: « Тu quoque, Brute!» [37]

Брута считали сыном Цезаря, Уорвик также часто называл Кларенса сыном, и существует ли более яркий символ предательства, чем этот взлелеянный и возвеличенный Цезарем республиканец, примкнувший к заговорщикам? Пожалуй, эта фраза гораздо удачнее, но поймет ли Уорвик, отчего его дочь выдвигает такое обвинение против мужа сестры?

36

«Волк меняет шкуру, но не душу» ( лат.).

37

«И ты, Брут» ( лат.).

Анна зевнула и откинулась в кресле. Нет, видимо, придется изложить все, как есть. Но такое послание можно доверить только надежному человеку, а такого в своем окружении она не могла припомнить. Большинство ее приближенных прежде служили супруге Эдуарда Йорка и наверняка так же преданно клялись ей в верности, как и нынешней принцессе Уэльской… Но кого этим теперь удивишь!

Анна поднялась и побрела к ложу. Все равно она сейчас не в состоянии сосредоточиться. Она подумает обо всем потом… Потом, когда поспит хоть пару часов…

Но уже через час ее разбудила взволнованная леди Блаун.

– Ваше высочество! Леди Анна! Проснитесь же! Вас требует к себе король!

Анна со сна поначалу ничего не могла понять, но, когда смысл сказанного дошел до нее, она села и начала послушно одеваться. Генрих Ланкастер редко посылал за ней. И никогда – срочно.

– Камердинер его высочества лорд Лэтимер ждет за дверью, – скороговоркой твердила статс-дама, помогая принцессе одеться, в то время как Бланш Уэд носилась вокруг с гребнями и шпильками.

Через несколько минут, причесанная и умытая, Анна поднялась по лестнице в молельню короля.

– Принцесса Уэльская, государь, – с поклоном молвил камердинер.

Не поднимаясь с колен, Генрих сделал знак и продолжал молитву. Лорд Лэтимер вышел, и Анна осталась наедине с королем. Она видела его склоненную перед распятием фигуру, его поникшие хилые плечи под серым бархатом просторного упланда [38] , темную с проседью голову. Анна ничего не могла понять. Король никогда не тревожил ее в такую рань. Что же случилось? В глубине души она испытывала тревогу. Король безумен и нелегко предсказать ход его мыслей. Порой он сутки напролет не вставал с колен, а иной раз любил внезапно одеться в дорогие одежды, призывал чтецов, велел им читать ему его любимый «Рассказ мельника» [39] и хохотал до слез. За этим следовала власяница, король подвергал себя бичеванию, тратил огромные суммы на монастыри, а наутро слуги находили его забившимся в темный угол и твердящим, что из камина выглядывает нечистый, гримасничает и показывает ему срамные места.

38

Упланд – верхняя мужская одежда, как правило распашная, часто с опояской.

39

«Рассказ мельника» – новелла английского поэта Джеффри Чосера (1340?—1400) из сборника «Кентерберийские рассказы».

Король продолжал молиться. Тогда Анна опустилась позади него на колени и принялась читать «Раter noster» [40] . Неожиданно король повернулся к ней. Лицо его потемнело и было суровым. Анна, не поднимая глаз, продолжала молиться.

Когда она закончила, Генрих приблизился к ней и подал ей руку. Анна взглянула на него и испугалась странного блеска в его глазах.

– Ваше величество…

– Так красива, – тихо сказал Генрих. – Похожа на статую Мадонны в церкви Марии Заречной. Но, как известно, fronti nulla fides [41] . И эта девочка со взглядом ангела – сам нечистый!

40

«Отче наш» ( лат.).

41

Наружность обманчива ( лат.).

Последние слова он почти выкрикнул. Губы его побелели, лицо исказилось гневом.

– Следуйте за мной, Анна, – едва владея собой, проговорил он, – ибо нельзя говорить о подобном там, где молятся.

Он провел ее в небольшую светлую горницу. Здесь на выложенном плитами полу лежал пестрый ковер, но в остальном убранство поражало своей неказистостью. Простая, даже грубая мебель, пюпитр с раскрытой книгой у окна, застланный овчиной ларь, в котором король хранил свои книги. Стенной росписи или гобеленов не было, зато напротив окна висела большая карта мира, составленная в 1459 году Фра Майро – с Иерусалимом в центре и Сибирью где-то внизу.

– Где вы были этой ночью, миледи? – строго спросил Генрих Ланкастер, не давая невестке опомниться.

Анна замерла, не в силах вымолвить ни слова.

– Я спрашиваю, где вы были после того, как покинули дворец Савой?

Анна вдруг ощутила такой страх, что стало трудно дышать. Земля уходила из-под ног. Позор, судебный процесс, расторжение брака, ссылка, заточение, а главное, презрение и гнев отца – все это так живо предстало перед ней, что она оказалась на грани обморока.

«Я погибла, – подумала принцесса, но неимоверным усилием воли взяла себя в руки. – Нет, я погибну, если не смогу постоять за себя. Еще неизвестно, что ведомо королю».

– Кто вам сказал, государь? В чем вы хотите меня обвинить?

У Генриха глаза полезли из орбит, ноздри раздулись.

– Я обвиняю вас в том, в чем долго не осмеливался упрекнуть королеву Маргариту. А вы такая же, если не хуже. Я был рогоносцем, сударыня! Да, да, рогоносцем, но я не позволю, чтобы и мой единственный сын страдал по вашей вине так же, как некогда я.

Анна молчала. Разоблачение могло последовать откуда угодно, только не от вечно погруженного в себя Генриха Ланкастера. И сейчас он смотрел на нее с яростью, однако вовсе не казался безумным.

– Все дочери Евы изначально порочны. Моя бабка прославилась своим распутством на всю Францию [42] , мать моя вторично вышла замуж [43] , едва успев оплакать отца, моя жена изменяла с первым, кто оказывался под рукой, и вот теперь – эта чистая девочка, которую я полюбил, как родную дочь! Тебе уготован ад, Анна! Ты ступила на путь б-блудницы.

42

Бабкой Генриха VI по материнской линии была королева Изабелла Баварская.

43

Вдова короля Генриха V Екатерина Французская вступила в тайный брак с уэльским дворянином Оуэном Тюдором. Отсюда пошел род Тюдоров.