Коронатор (Делатель королей) (другая редакция)

Где-то в вышине раздался крик ржанки. Он казался совершенно нереальным среди окружавших Ричарда звуков большого лагеря. Кругом стоял лязг железа, слышались ругань, ржание обеспокоенных лошадей, в полумраке сновали одетые в сталь воины и командиры, трубили трубы, собирая разбредшееся воинство, а перекрывая всю эту какофонию, однообразно звучало пение «Веnedictus» [86] . Ричард пошел на этот звук. На росистой поляне новоиспеченный епископ Илийский Джон Мортон, недавно прибывший из Лондона, завершал походную мессу. Рыцари в доспехах и простые латники в кожаных панцирях, наемники с наборными нагрудниками и лондонские ополченцы в кирасах с чеканным грифоном [87] – все они коленопреклоненно получали отпущение грехов, которые им предстояло сегодня совершить.

86

Benedictus ( лат. благочестивый) – начало католической молитвы.

87

Грифон – геральдический знак лондонского Сити.

Причастившись, Ричард направился к роще, где должна была выстроиться его конница. Как велел Эдуард, ему предстояло ожидать сигнала: «За братьев и Англию!» Этот же призыв послужит сигналом и для Кларенса, чтобы напасть на резерв Уорвика. И тогда все йоркисты и примкнувшие к ним должны будут обрушиться на пехотинцев Алой Розы, загнать их в болота и там перебить.

Молодой оруженосец Ричарда Джеймс Тирелл подвел герцогу его боевого коня. Лоб коня защищала широкая стальная пластина с витым шипом между глаз, грудь и бока покрывала сетка из металлических колец. Конь горячился, фыркал и бил копытом землю. Ричард похлопал его по холке и легко, словно не чувствуя тяжести доспехов, поднялся в высокое кованое седло. Его неуклюжесть сразу исчезла, он казался ловким и грациозным, настоящим воином без всякого изъяна.

Вокруг ржали лошади, из тумана возникали рыцари, коим было приказано оставаться в засаде до сигнала. Мимо Ричарда проскакал рыцарь в богатых серебристых доспехах. Под ним легко шел серый в яблоках пятнистый жеребец. Герцог проследил взглядом за всадником. Рыцарь остановился неподалеку от герцога и застыл на месте, словно статуя. Ричард даже слышал звон наборной сбруи его коня, когда тот встряхивал гривой и бил копытом влажную землю. В гордой посадке рыцаря, в том, как мягко, без усилий, он сдерживал горячего скакуна, было нечто столь привлекательное, что Глостер невольно загляделся на них. В былые времена при одном упоминании имени рыцаря Бурого Орла Ричард тотчас вспоминал о королеве Элизабет. Теперь же он подумал об Анне Невиль. Майсгрейв скакал с ней бок о бок через всю Англию, был ее защитником и приближенным… или кем-то куда более близким. Ведь не отдал же он ее йоркистам, а предпочел разделить с ней опасности и изгнание. Впрочем, король Эдуард давно простил Майсгрейва, даже наградил и приблизил к себе, но никогда больше не упоминал его имени в связи с принцессой Уэльской.

Тем не менее Ричарду казалось, что барона Майсгрейва и юную дочь Уорвика связывает тайная нить, недаром он велел своим людям установить слежку за сэром Филипом. Интуиция подсказывала герцогу, что Анна, безоглядно доверившаяся Майсгрейву год назад, и на этот раз попытается искать у него защиты. Однако Роберт Рэтклиф доложил, что им не удалось обнаружить, чтобы Майсгрейв встречался с принцессой. Однако одного из шпионов Рэтклифа, приставленного к Майсгрейву, нашли с перерезанным горлом в каком-то развалившемся сарае в Холборе. Никто, кроме Майсгрейва, не мог сделать этого. Возможно, шпион что-то заметил, и барон решил избавиться от него, хотя не исключено, что надменный Майсгрейв просто обнаружил слежку и в ярости прикончил соглядатая. Но второе менее вероятно, ибо Бурый Орел слишком выдержан и хладнокровен. И тем не менее, после смерти шпиона за Майсгрейвом долгое время никто не следил, а затем Рэтклифу донесли, что Майсгрейва застали беседующим с баронессой Деборой Шенли. Благонравная леди любезно разговаривала с убийцей своего первого супруга! Роберту Рэтклифу это сразу показалось подозрительным. Он и до этого наблюдал за баронессой, так как всем было известно, что принцесса к ней благоволит, а история побега Анны из Тауэра казалась весьма малоправдоподобной.

Рэтклиф – светлая голова, и он не спускал с леди Шенли глаз, пока не выследил Анну Невиль. Обе они покинули Лондон и следовали той же дорогой, где прошла армия Йорков. Рэтклифу оставалось только послать скорого гонца к Ричарду, чтобы он перехватил леди Шенли и ее так называемую служанку. Беглянки что-то заподозрили, потому что совершенно неожиданно двинулись в объезд. Но, когда они свернули в сторону с главной дороги, огни их отряда были замечены скакавшими за ними людьми Рэтклифа.

Ричард прислушался к звукам, долетающим из тумана, уловил, что пушки Уорвика умолкли. Это уже ничего не меняло. Ричард вздохнул и вновь покосился на Бурого Орла. Кларенс подозревает, что именно от Майсгрейва принцесса узнала о сговоре Джорджа с братьями. Прямых улик нет, если не считать того, что Анна видела Майсгрейва в Савое. Но Эдуард настолько уверен в преданности Бурого Орла, что отметает всякие подозрения.

Где-то впереди прозвучал сигнал к бою. Ричард тотчас забыл о Майсгрейве и весь превратился в слух. Откуда-то неслись приглушенные выкрики, хриплые звуки трубы. Туман делал все звуки нечеткими, неузнаваемыми, однако Ричард был достаточно опытным воином, чтобы определить, что это не звуки битвы. Труба ревела без умолку, бил барабан, порой раздавались отдаленные восклицания, но это отнюдь не походило на схватку. Затем все стихло. Рыцари Ричарда в глухом тумане чертыхались, не понимая, что происходит. Наконец герцог не выдержал и послал одного из своих оруженосцев выяснить, что случилось. Однако едва тот скрылся, как снова раздался вой трубы, и на этот раз явственно послышались звуки сшибающейся стали, крики боли и ужаса, громкие призывы. Битва началась.

Посланный вернулся далеко не сразу, а когда прибыл, стал докладывать:

– О святые угодники! Милорды, да там просто ад кромешный! Я был совсем рядом, меня тоже едва не затянули в свалку. Да-да, господа, это не рыцарский поединок, а настоящая свалка. Никто не думает о чести, о подвигах, люди падают и ползают в грязи, добивая раненых, четверо нападают на одного, не боясь позора, и колют его копьями в спину. У кого сломались копья, те орудуют обломками, как мужичье в драке. А сколько крови! Битва только началась, а уже стоят лужи крови!

Юноша был ошеломлен, и от него нельзя было добиться большего. Ричард уже было решил послать на разведку своего оруженосца, сообразительного и немногословного Джеймса Тирелла, но в это время прискакал гонец от короля. Ричард с невольной благодарностью подумал о старшем брате: несмотря ни на что, Эдуард позаботился, чтобы в ставке Глостера не остались в неведении.

Гонец короля – суровый, покрытый шрамами воин, побывавший не в одном сражении, – обстоятельно и подробно поведал о ходе боя. Да, натиск очень жесток, и йоркисты, и ланкастерцы дерутся так, словно каждый их противник – кровный враг. Королевский авангард понес большие потери, но сейчас государь со своим отрядом вступил в схватку и остановил наступавшего на него Экзетера. Видел ли посланец короля? Да, его величество бьется рядом с лордом Гастингсом и над ними вьется королевский штандарт. Он видел также, как зарубили знаменосца, но его величество подхватил знамя и передал его молодому оруженосцу с орлом на щите. Если он не ошибается, этот парень из отряда барона Майсгрейва.

Ричард поинтересовался, что за заминка вышла в начале битвы, и солдат, усмехнувшись, сказал:

– Это все из-за тумана. Ничего не видно на длину древка алебарды. Вот оба войска и встали так, что, начав двигаться, едва не прошли один мимо другого.

Рыцари Глостера, услыхав это, разразились смехом. Этим людям, привыкшим к крови и смертям, подобное показалось столь забавным, что они развеселились как дети, отнюдь не думая о том, что меньше чем в миле от них в это светлое Пасхальное воскресение идет кровавая сеча, где человеческое зверство не знает границ.

В отличие от большинства, Глостер казался озабоченным. Он все же решился послать за сообщениями верного оруженосца Тирелла, и тот вскоре вернулся с отнюдь не добрыми вестями: оказалось, что воинственный граф Оксфорд так насел на отряды Гастингса, что смял почти всю линию укреплений. Правда, из-за тумана он, отогнав йоркистов Гастингса, пробился к самому городку Барнету и его люди сейчас громят там обозы. Было и еще одно известие, не на шутку взволновавшее Ричарда. Оказывается, Уорвик послал на подмогу Экзетеру лорда Стэнли и теперь они теснят Эдуарда к болотам, стремясь загнать на зыбкую почву топей. Ричард занервничал, вглядываясь в пелену тумана. Ему не сиделось на месте, он то осаживал коня, то кружил на месте, то поднимал его на дыбы, пока жеребец, не на шутку рассвирепев, начал брыкаться. Будь на месте Ричарда не столь опытный наездник, он непременно оказался бы на земле. Это немного остудило пыл герцога. Скорее бы уже прозвучал клич: «За братьев и святую Англию!»

Бой все длился. С наступлением утра туман, казалось, сгустился еще сильнее. Миновал час, другой. Нетерпение всадников сменилось досадой. Люди уже свыклись с доносившимися издали звуками боя: лязгом, ревом, грохотом и изредка прорывающимися сквозь шум криками, полными боли и муки. Между всадниками засновали маркитантки, предлагая вино, куски пасхального творожного пирога, пахучие копченые колбасы.

Время от времени с поля боя являлись гонцы – окровавленные, в помятых доспехах. Все они в один голос твердили, что им еще не приходилось видеть столь бешеной сечи. Битва идет врукопашную, нет никакого порядка, люди словно одержимы желанием убивать еще и еще, у них притупилось чувство страха, и воины в ярости кидаются грудью на мечи, а мародеры тут же под ногами сражающихся пытаются грабить павших.