Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Коронавирус: как меняются наше сознание и будущее
Шрифт:

Как видим, в сложной ситуации даже простые, но неправильные решения могут вести к серьезным последствиям. Отсюда следует угроза, исходящая от любых неконтролируемых коммуникаций, которые, несомненно, включают в себя фейки, слухи и конспирологию.

И еще хорошая аргументация по водке, поскольку она акцентирует ее «домашний характер»: «Логика связывает водку с чем-то „исконно русским”, национальным, отсылающим к корням и традициям, а потому дает ей силу противостоять „чужому” и „пришлому” коронавирусу. Похожая схема лежит в основе „народных” рецептов против коронавируса, распространяемых в других странах – таких как совет лечиться коровьими мочой и навозом в Индии, окуриваться травой хамала (дикая рута) в Туркменистане; есть хаш и окуривать помещения ладаном в Армении. Таким образом, из-за угрозы заражения в условиях нехватки дезинфицирующих средств лекарств часть людей чувствует

себя беспомощными, а рекомендация просто сидеть дома и мыть руки с мылом многим кажется недостаточной. Появление в этом контексте водки – доступного продукта с широким спектром действия и богатой традицией лечебного применения – весьма логично. Вдобавок для россиян водка – это „наше народное” эффективное против „чужеродной” заразы средство, которое давно укоренено в русской культуре» (там же).

Человек ищет решение в сложной ситуации, его нельзя в этом упрекнуть. Можно упрекнуть только власти, не удосужившиеся создать нужные коммуникации с населением, которые могли бы останавливать подобные отклонения от нормы. А отдельный человек не виноват в том, что ему страшно…

Мы реально боимся, поэтому готовы схватиться за любую соломинку. Человеку еще никогда не было так страшно жить, как во время коронавируса. Он готов будет подчиниться всему – от вакцинации до чипирования лишь бы избавиться от этого страха. И это прекрасная среда для рождения и передачи фейков и слухов, к которым все будут жадно прислушиваться.

Реально видим, как несерьезное может стать серьезным и даже опасным. Если человек верит во что-то, то это будет отражаться в его поведении. Очень часто он будет поступать так или иначе, даже не задумываясь почему. Чем страшнее опасность, тем нелепее будут его страхи, поскольку он не хочет навлечь на свою голову эту опасность.

А. Кирзюк говорит: «Во время таких катастроф большое количество людей оказываются в состоянии, когда они понимают, что не могут контролировать свою жизнь. Они не знают, что произойдет в ближайшем будущем. Состояние полной неопределенности делает людей гораздо более восприимчивыми к конспирологическим теориям, а также заставляет их репостить информацию, в истинности которой они сомневаются. Люди думают: „А вдруг это правда” и пытаются предупредить других о „грозящей опасности”» [4].

И еще одно важное наблюдение: «Фейковую информацию в основном запускают из-за чувства обеспокоенности. В период потрясений, неопределенности потребность обмениваться текстами возрастает в разы. Когда есть ощущение присутствия снаружи неопределенной опасности, будь то вирус или возможные жесткие меры со стороны государства, у людей возникает настоятельная потребность оказаться в кругу своих. Тексты, которые циркулируют в группах знакомых, друзей, родственников, укрепляют ощущение того, что „мы вместе”, „я не один” и „другие думают так же, как я”. Это очень важная функция фейковых новостей и фольклора в целом. Запуская какой-то текст в паблик, человек как бы сверяет свои ощущения с ощущениями группы. Например, он призывает всех граждан запирать на ночь окна, потому что вертолеты начнут распылять в Москве дезинфицирующее вещество от вируса. Такой слух был популярен в середине марта. При этом сам автор сообщения может сомневаться в реальности этой новости, но он хочет удостовериться в своих подозрениях и понять, правда это или неправда. Ему интересно, что скажут его френды в ВКонтакте или его коллеги из рабочего чата в WhatsApp. Если другие люди начинают верить этой новости, то он убеждается, что его подозрения были не напрасными» (там же).

Давайте сформулируем этот феномен по-другому. В минуту опасности человек естественным образом хочет спрятаться в группе, в толпе, так ему безопаснее и легче. Он не один…

Мы вырастили человека и государство, которые не верят друг другу. Причем и человек, и государство считают, что противоположная сторона только и ждет того, чтобы обмануть. Отсюда рождение бесконечного числа слухов. И это понятно, когда медиа молчат или говорят то, что им велено, происходит заполнение информационного пространства другими способами, которые не всегда соответствуют истине.

А. Кирзюк приводит примеры таких недостоверных слухов: «Например, о зараженных коронавирусом бананах. В некоторых регионах России, благодаря этому слуху, даже снизились продажи бананов. Потому что люди всерьез верили в подобный способ заражения коронавирусом. Сейчас циркулирует очень много текстов с псевдомедицинскими советами о полезности питья горячей воды, о прикладывании имбиря или поедании щелочных продуктов – все эти действия, как многие верят, могут быть средствами

лечения и профилактики коронавируса. Благодаря популярности таких псевдомедицинских советов цены на имбирь во многих городах взлетели в разы. Люди бросились скупать имбирь, думая, что он защищает от коронавируса. Распространение таких текстов выполняет сразу несколько очень важных психологических функций. Во-первых, оно дает людям иллюзию контроля: я знаю, откуда исходит опасность, и могу предупредить окружающих. Во-вторых, распространение таких текстов позволяет человеку почувствовать, что он не один чувствует тревогу и беспокойство. Ну и, в-третьих, распространяя такие тексты, человек может повысить свой статус в этой группе. Кто предупредил об опасности, тот – молодец. Он делится с другими доступным только ему, но жизненно важным для всех знанием. Слухи и фейки могут быть идентичны по содержанию. Например, в каком-то городе ходят слухи о скором введении внутренних войск и объявлении комендантского часа. Люди пересказывают этот слух друг другу в магазинах, на остановках, соседям. В какой-то момент кто-то из носителей слуха делает псевдодокумент о том, что к Москве стягиваются войска. В этот момент слух становится фейком» [4].

Реально мы видим, как на наших глазах коронавирус перестал быть объектом, а стал субъектом, который сам управляет теперь нашими разговорами. Мы узнаем много деталей о нем, попутно теряя общую картину. При этом некоторые ситуации из-за него оказываются вычеркнутыми из нашего будущего, как, например, поездка на летний отдых в Италию. Вирус обрел видимый материальный характер, когда на экранах замелькали врачи в почти космических костюмах. Теперь такие картинки есть в голове у каждого.

Мы начинаем получать все более детализированную и все более ненужную информацию о коронавирусе, например:

– капли слюны при громкой речи висят в воздухе еще в течение 8–14 минут [5];

– антитела к вирусу SARS-CoV-2 нашли у уханьских кошек [6];

– домашние собаки тоже могут получить вирус от человека [7].

Мир сужается, в нем важным становится то, что не имело никакого значения раньше, и именно начинает обсуждаться. А прочие цели и задачи, над которыми мы бились всю жизнь, как-то потухли и ушли в тень.

Коронавирус явно что-то «сломал» в механизмах человечества. Более того, как мы знаем, психологические травмы передаются даже через поколения, так что впереди нас ждет и другое будущее, произрастающее из другого настоящего дня сегодняшнего.

И мнение Г. Павловского о том, как сложилась нынешняя ситуация: «Человеку не присуща никакая конспирология, но работа по систематическому оглуплению в последние годы в России идет совершенно сознательная – в открытой форме Кремлем она ведется примерно с 2012 года. Конечно, это ведет к определенным последствиям для общества, но, повторюсь, успешный результат для власти тут совсем не очевиден. Эти же тысячи „темных людей”, которых долго превращали в быдло, и которые сейчас работают, в том числе в медиа и телеграм-каналах, могут так же слепо развернуться и против самой власти» [8].

И еще одно интересное его замечание: «„Народный гнев” растет, но в нем много компонентов. Когда те же социологи говорят, что в обществе заметно растет агрессия по отношению к власти, речь в первую очередь идет о словесной агрессии. Люди все же не бросаются на полицейских и не атакуют правительственные резиденции. Агрессия как раз выражается в яростном отрицании авторитета власти. Человек никогда не бывает – за исключением наркотического опьянения – в совершенно оторванном от реальности состоянии, и та личная мифология, которую он себе сейчас начинает придумывать в связи с коронавирусом, ситуативно ему может быть даже полезна, она помогает ему выжить в этом хаосе. Просто раньше в центре этой мифологии ключевым элементом безопасности был Путин. Сейчас этого, похоже, уже нет».

Если мы посмотрим на данные «Левада-центра» об уровне доверия к политикам, то Путин имеет там непривычно низкий для него уровень – 25 %, хотя и стоит на первом месте ([9], см. также [10–11]). Хотя этот процесс начался уже давно [12].

А. Никольская четко фиксирует начало падения доверия к власти: «В нашей стране особого доверия к власти уже давно нет. Но то, что мы снимаем в опросах: люди перестали доверять ей с конца 2016-го – начала 2017 года. Тогда уже они начали говорить: „Нам все врут. Ничему нельзя верить”. Кстати говоря, происходит интересная эволюция в соцсетях, когда люди, которые вообще никак не интересовались политикой и, условно говоря, котиков лайкали, начинают вдруг пересылать друг другу какие-то политические анекдоты, видеоролики, где, в общем-то, такая выраженная сатира по отношению к власть имущим» [13].

Поделиться с друзьями: