Коронованный лев

— Далеко ли, добрые господа, путь держите? Не угодно ли отведать тушеных кроликов с морковкой? — с шутливо церемонным поклоном поинтересовался трактирщик. — Не почтите ли наш скромный кров своим благородным присутствием?

— Всенепременно, почтеннейший трактирщик, — благосклонно откликнулся отец на это приглашение, вполне достойное какого-нибудь рыцарского романа, не обязательно выходящего из-под пера Сервантеса, — и кроликов мы тоже почтим.

— Добро пожаловать, высокочтимые господа и дамы! — маленькие глаза мэтра лучились благожелательной улыбкой. — И прошу простить, если не все наши услуги окажутся на высоте.

— Откровенно говоря, — негромко пожаловался мэтр Гастон, лично ведя под уздцы отцовского коня, когда мы въезжали во двор, — со всеми этими праздниками просто морока. И боюсь, не всегда удается вовремя избавиться от нежелательной публики.

— Вот как? — сказал я, спешиваясь. — Вам помочь?

— Нет, нет, — оживился мэтр Гастон, несколько склоняясь, чтобы не разговаривать с воздухом над моей головой. Теперь, когда я смотрел на него, стоя на земле, он, как обычно, удивлял меня своим огромным ростом. Его непомерная толщина всегда создавала иллюзию, будто он намного ниже, так же как баобаб на картинке кажется укороченным. — Сейчас-то, слава богу, все в порядке, а вот вчера нежданно-негаданно нагрянула компания наших недавних лучших друзей — гугенотов, человек этак в дюжину…

Сбруя на лошади Огюста резко зазвенела, трактирщик, ничего не замечая, продолжал:

— Мне-то все равно, кто они, но молодцы, видать, были уже крепко навеселе и как-то уж очень настаивали на том, что их истинная вера позволяет им получать бесплатно все, что им нравится, обижать посетителей и совершенно непочтительно относиться к дамам. Наверное, один бы я не справился. На мое счастье, здесь был маркиз де Клинор, очень приятный, благовоспитанный молодой человек со своей свитой, вы его, конечно, знаете. — Клинор был настолько приятен и благовоспитан, что просто удивительно, как он не избрал всерьез духовную стезю — у него были все шансы получить к этому времени кардинальскую шапку, а то и оказаться уже папой римским. — Он их и прогнал, так что, почти никакого ущерба мы не понесли. А сегодня днем нас посетил наш известный буян — барон де Дизак. Хорошо, что он нас покинул за несколько часов до вашего появления.

— Вот как? — поинтересовался Огюст, взглянув на меня.

Трактирщик взмахнул рукой, с извиняющимся видом.

— Уж простите, что я так говорю, но мир в моем доме очень для меня ценен!

Я пожал плечами, не выказав к сообщению никакого интереса. Огюст тоже пожал плечами. Действительно, что тут может быть интересного? Нет славы в победе над слабейшим.

Тем временем, наших лошадей увели в конюшню, а мы вошли в просторный зал на первом этаже гостиницы, пропитанный самыми аппетитными запахами и уставленный уютными деревянными столами.

— Что ж, — сказал мэтр Гастон, — пойду, потороплю зятя с ужином, а этот парень, — он поманил рукой слугу, — покажет вам ваши комнаты. Доставить ли вам ужин наверх или вы предпочтете спуститься в общий зал?

— Мы спустимся, — ответил отец и оглядел компанию, — если никто не пожелает персонально уединиться.

Огюст едва было не пожелал, но передумал. Настроение у него было не ахти, но чем оставаться наедине со своими мыслями, лучше уж посмотреть на окружающий мир, относясь к нему как к препарату на предметном стекле. А вдруг в нем промелькнет что-то, за что его можно будет поймать как кота за хвост и призвать к ответу?

Не считая комнат для слуг, наше общество заняло четыре комнаты на втором этаже. Все же, габариты «Пулярки» были ограничены, так что мы разошлись подвое, не считая отца, который сам сошел за двоих.

Когда мы спустились, было совсем еще не темно, «Пулярку» заливал золотисто-румяный вечерний свет. Но пока мы сидели, окошки понемногу закрывались от сумеречной прохлады и потихоньку зажигались огоньки масляных ламп и свечей, по стенам заплясали фантастические гротескные тени, глядя на которые каждый бы понял, что он тоже в сущности лишь призрачное сказочное чудовище, занесенное неведомо куда неведомым ветром. Тушеные кролики удались на славу, равно как и молочные поросята, пулярки и пироги, на которые у меня уже не хватило сил. Несколько проезжих дворян составили нам компанию. Я не запомнил их имен, но все были довольно приятными собеседниками. Мы немного поболтали с ними ни о чем, от природы до Плутарха, и поделились новостями сомнительной свежести.

— Вы никогда не слыхали о Хранителях? — спрашивал присутствующих худой как щепка дворянин в оранжевом колете.

— О хранителях чего? — деловито поинтересовался Готье.

— Стало быть, не слыхали, — крякнул дворянин. — Это новый духовный орден. Он проповедует…

— Да ну их, в болото, всех и сразу! — воскликнул бородач с веселыми черными глазами. — Слишком много их развелось. Духовный орден — тоже мне новость! Религия нынче не в чести. А вот граф де Люн повздорил сегодня с кузнецом…

За соседними столами захохотали, еще не услышав историю. Граф де Люн был местным ходячим анекдотом — недотепой, занудой и к тому же страдал прискорбным дефектом речи.

— Замучил беднягу, показывая, какой толщины должна быть хорошая подкова, с каким блеском и звоном, ну, вы себе представьте, сколько выговаривал каждое слово! Кузнец через часок рассвирепел и попросил его говорить поскорее, Люн напыжился и принялся так же скоро рассказывать историю своего рода. Тем временем, мимо проезжал барон де Дизак. Ну, все знают, какое у него терпение! Слушал он, слушал, да и сгреб, наконец, графа за грудки, требуя, чтобы тот угомонился, а граф, не будь промах, дал ему по лбу сломанной подковой и начал, заикаясь, вызывать барона на дуэль. Дизак, конечно, не дослушал, чуть не проломил графу голову все той же подковой, быстро закончил свои дела и уехал, пока тот не пришел в себя. Кузнец сделал лошади графа подкову, сам вытащил из его кошелька двойную плату, да и оттащил подальше от кузни, чтоб тот, когда придет в себя, не вспомнил где был и не явился бы рассказывать продолжение…

Скоро нам надоела эта болтовня, и мы отправились наверх.

— Какая скука, — проворчал Огюст, когда мы поднялись в свою комнату. — Даже ушей никому не отрезали. — Говорил он не о кроликах. Его явно одолевало беспокойство.

Я пожал плечами и выглянул в окно. Говорить вслух перед Варфоломеевской ночью, что «все впереди», как-то не хотелось.

— Поль, а не пойти ли нам прогуляться? — предложил Огюст, уже севший было на постель.

Я обернулся и увидел его задумчиво крутящего в руках обнаженную рапиру.

— Надеешься найти кого-то с ушами?

Огюст ответил мне неожиданно непонимающим и обиженным взглядом, будто я попытался ударить его ножом, а ведь у меня-то в руках ничего не было. Тьфу ты… он же просто хотел поговорить без свидетелей, а о том, что именно кому-то там не отрезали, забыл сразу, как только сказал. Конечно, в таком контексте моя фраза прозвучала слишком презрительно, если он решил, что я не желаю его слушать. Я кивнул на клинок.

— Ты думаешь, он будет согласен с тем, чтобы ему их отрезали?

Через мгновение Огюст, наконец, понял, о чем я говорю, и испустил облегченный смешок.

— Если они будут слишком длинными, его никто и спрашивать не будет. — Огюст задумчиво посмотрел на пистолеты. — Знаешь, просто до смерти хочется обшарить окрестности, прежде чем ложиться спать.

— Понимаю, — согласился я, снова пристегивая отстегнутые было клинки. — Обожаю шарить в кустах по ночам. Жаль, что мы понятия не имеем, что именно мы тут можем найти.

— Узнаем, если что-нибудь найдем.