Короткий триллер

Родной дом… И царство Атиллы. Его владения.

Я не сводил глаз с расплывчатой тени его хвостового плавника. Вот она качнулась. Или же вода сыграла со мной шутку?

Не собираясь выяснять это, я с шумом выдохнул из легких воздух и, теряя плавучесть, плашмя улегся на дно у стенки.

Передо мной промелькнуло белое, как хлопок, брюхо, вода заколыхалась — акула проплыла мимо, и я тут же устремился наверх.

Отфыркиваясь, сделал вдох. Сэма на платформе уже не было: он все видел и мог угадать место, где я всплыву. Теперь он стоял на узенькой, смахивающей на металлическую полку, решетке, отделяющей резервуар с Атиллой от соседнего.

Прижимаясь спиной к сходящимся углом стенкам акульего бассейна, я завис, едва шевеля руками. Подо мной, в ожидании, плавала рыбина.

К этому времени приступ постыдного, слепящего страха уже оставил меня. Медленно повернувшись, я всмотрелся в нависшее надо мной лицо спятившего человека.

— Сэм, что бы ты обо мне ни думал, я не сделал ничего дурного…

— Попроси еще разок, Маккензи.

— Не знаю, о чем просить.

— Даже имея под собой судью, а меня — сверху, Маккензи?

— Клянусь, я понятия не имею, в чем дело.

— Долорес тоже поклялась, парень. Дала клятву, что не станет больше с тобой связываться.

— Она назвала меня?

— Она думала, что это ей поможет, Маккензи.

— Она солгала, Сэм. Я никогда не имел с ней дела. Она ненавидела меня, хотела навредить.

— Это мне она навредила, парень.

— Значит, она покрывает кого-то другого.

— Ты и есть этот «другой».

— Нет, Сэм… Может, она любит его, этого парня, и боится, как бы с ним чего не случилось. И как раз подвернулся я, грешник от рождения.

— И к тому же мертвый, Маккензи.

— Сэм, погоди… подумай… не делай того, о чем будешь жалеть всю жизнь.

— Я буду вспоминать эту минуту с удовольствием, Маккензи.

— Не будешь, когда поймешь, что ошибся. Сходи за Долорес, приведи ее. Пусть она посмотрит мне в глаза и выскажет свои обвинения в лицо, как принято у мужчин… а я посмотрю на ее лицо.

— У нее нет лица, парень. Уже нет. Прошлой ночью, после того, как мы здорово поссорились, она выложила все напрямик и тогда, уже видя ее мертвой у моих ног, — поглядел я на эти лапы, свернувшие ей шею, и отвез тело в залив. И как можно дальше, парень, туда, где рыба поголодней. Тогда я уже подумал про Атиллу, но, как только она умерла, я сразу понял, что Атилла — для тебя, Маккензи.

Крепко ухватив тяжелую бамбуковую пику, он опустил ее, целя мне в лицо. Я дернул головой вбок, и бамбук со звоном ударил в стенку бассейна.

— Порядок, Маккензи, порядок… — хрипло проговорил Сэм.

И выдал серию коротких тычков, попадающих мне в спину и плечи, вынуждая покинуть спасительный угол и сдаться на милость Атилле.

При мысли о том, каким лакомым куском окажутся для акулы мои ноги, болтающиеся посреди бассейна, меня едва не охватила паника. Я резко нырнул и устремился на дно. Все двадцать с лишним футов мускулистого, жесткого тела Атиллы приближались ко мне в широком развороте — он уже начинал переворачиваться, чтобы привести пасть в необходимое положение. Солнечные лучи розоватой колонной высветили воду и блеснули на торчащих рядами акульих зубах.

Сильно загребая руками и ногами и немыслимо изогнув позвоночник, я ухитрился изменить угол погружения; тень акулы заполнила бассейн, заслоняя солнечный свет. В тесном пространстве захлопнувшаяся пасть произвела звук, похожий на пистолетный выстрел. Проплывая мимо, рыбина жесткой, как наждак, шкурой провела кровавую полосу по моим ребрам.

Я опустился на дно, в угол бассейна, для короткой передышки. Соленая вода жгла мне бок, как кислота. Толстое стекло на противоположной стенке бассейна отделяло этот мир от другого, призрачного и нереального. На миг, будто в бреду, мне привиделись сотни лиц, прижимающихся к стеклу приплюснутыми носами. «Подходите, леди и джентльмены, посмотрите, как завтракает Атилла!»…

Но фантазии развивались по мере того, как от нехватки кислорода появлялось нестерпимое жжение в легких. А посреди резервуара, будто подвешенная между дном и поверхностью, плавала осязаемая реальность. Она терпеливо ожидала, доверяя инстинкту, и не сомневалась в успехе.

Ах ты, здоровенная и наглая зверюга, подумал я, проникаясь к акуле истинно человеческой ненавистью. Хотя, по сравнению с тем, что я испытывал к Сэму Треклу, она почти смахивала на любовь…

Прижимаясь спиной к углу бассейна, я по-черепашьи поднимался на поверхность. Медленно вынырнул и осторожно огляделся. Наблюдая за мной, чтобы вовремя меня перехватить, Сэм переместился на край мостика.

— Сэм, — сказал я, тяжело дыша, — неужели мы так и не сможем договориться?

— Нам не о чем договариваться.

— Ты не выпустишь меня ни на каких условиях?

— Никаких условий, Маккензи. Видно, ты хочешь помереть трусом?

— Это несправедливо, Сэм… я этого не заслуживаю.

— Сейчас заслужишь.

Он снова принялся тыкать в меня концом бамбука, а я, полуобернувшись к нему, пытался прижаться к борту. Пришлось уклоняться и крутить головой, уходя от тычков Сэма.

Лицо его перекосилось от злобы, и он с силой ударил пикой, стараясь выгнать меня на середину бассейна.

Но на этот раз я приготовился и уперся в сходящиеся углом стенки. Увидев летящий ко мне пустотелый наконечник, я рванулся в сторону. Бамбук проскочил рядом с моим плечом, я вцепился в него и, оттолкнувшись пятками от стены, пружинисто, как торпеда, рванулся из угла.

Я крепко держался за конец пики, а Сэм не выпускал свой: результат не заставил себя ждать — хозяин потерял равновесие.

Он выпустил бамбук, уже падая в воду. Серая тень устремилась ему навстречу. Я подплыл к краю бассейна и вылез из воды, отгоняя прочь мысль о том, что мне следует обернуться и посмотреть.

Мартин Уоделл Внезапно — после хорошего ужина

Деннис покоился в окружении своих родственников, хотя и не ощущал их присутствия. Внутри склепа было темно, а внутри его гроба — еще темнее. Он был жив, а окружающие мертвы, и все они собрались в одном месте.

Это сильно осложняло дело, но Деннис еще не настолько пришел в себя, чтобы это осознать. Если ему в его нынешнем полубессознательном состоянии и снился какой-нибудь сон, то это могло быть воспоминание о роскошном ужине в Олд Лодж Инне и о предпринятой после ужина продолжительной прогулке в Эйферхилл через холмы в прекраснейшем из осенних миров. На этой возвышенной ноте его жизнь, по всей вероятности, и оборвалась. Теперь он возлежал в холодном, сыром склепе, наполненном особым тошнотворным запахом, источником которого могла быть лишь начавшая разлагаться бабушка, похороненная им же, Деннисом, на минувшей неделе.