Коротков

Агенту «Кина» предстояло добраться до Берлина вполне легально, рейсовым самолетом. Позднее Рыбкин передал в Москву мельчайшие подробности этой поездки (детали в разведке имеют большое значение, порой не меньшее, чем суть дела, особенно при анализе причин провалов).

«Досмотр на берлинском аэродроме был обычный, без личного досмотра и расспросов. В гостинице комнату достать невозможно, поэтому для «Адама» была приготовлена комната…

При явке «Адама» в полицию… для регистрации, как иностранца, его ни о чем не расспрашивали, только приняли анкету. При вылете из Берлина осмотр также был поверхностный» [112] .

112

Это не должно удивлять современного читателя. Швеция была страной нейтральной. Однако Германия весьма успешно использовала этот «нейтралитет» для получения через Швецию ряда стратегических материалов, а также для шпионажа против СССР и его союзников по антигитлеровской коалиции. Поэтому к посещающим рейх шведским предпринимателям относились с подчеркнутым вниманием и обходительностью.

«Адам» встретился с Куртом Шульце у станции «Цоо», под виадуком железной дороги, пересекающей весь Берлин. «Берг» рассказал «Адаму», что по своей инициативе обучил товарищей азбуке Морзе и работе на ключе. (Эти две передачи и были в феврале приняты станцией Центра.) Шульце также передал курьеру сообщение для Москвы, в котором, в частности, уведомлял: «У нас нет анодов. Пытаюсь достать батареи. Ганс Коппи вызывал вас, безуспешно. Стараемся сделать все возможное. Берг». Кроме того, от имени Харнака и Шульце-Бойзена «Берг» просил Центр найти возможность доставить в Берлин более мощный радиопередатчик.

«Адам» договорился с «Бергом» об условиях возможных в будущем контактов с ним и других курьеров Центра. «Кин»-Рыбкин так изложил эту договоренность в сообщении в Москву.

«На случай, если к “Бергу” будет послан курьер, то с ним обусловлен следующий порядок связи: человек, который поедет к “Бергу”, должен опустить в наружный почтовый ящик последнего записку, где будет сказано: “Ihr Dienst beginnt am morgen”. (Ваша служба начнется утром).

После получения записки “Берг“ будет ежедневно в 6 часов вечера ждать нашего человека у станции Зоосбан, вход с Харденберштрассе, под виадуком, у входа около Fremdenhzerkevatm (к поездам зарубежного следования).

Приметы “Берга”: худой ниже среднего роста, большие черные брови, лет 45, одет в коричневой шляпе, серое пальто».

«“Адам” должен был также передать Шульце деньги на оперативные расходы и анодные батареи. Но он не рискнул взять деньги с собой на встречу, а закопал их в тайнике, сообщив Шульце, как их найти. В отчете о поездке в Берлин для Центра этот момент был освещен так:

«Адам» зарыл 500 марок в коричневой бутылке с черным пластмассовым колпачком в назначенном месте: если встать около Бранденбургских ворот лицом к Шарлоттенбургштрассе, то слева от ворот видна дорожка, ведущая к Тиргартену. В ста двадцати метрах от ворот стоит скульптура раненой львицы. С двух сторон от скульптуры находятся по четыре скамьи. За второй скамьей слева, если подходить от ворот, растет дерево, на которое смотрит вниз львица; бутылка зарыта неглубоко, в вертикальном положении у его основания, с внешней стороны от скамьи».

До сих пор неизвестно, обработал ли Шульце этот тайник или нет.

К этому времени — весне 1942 года — разведорганы в НКВД и Красной Армии уже имели некоторый опыт заброса во вражеский тыл немцев-антифашистов, в том числе перебежчиков и военнопленных. Немецкий язык был для них родной, к тому же они прекрасно знали порядки и традиции вермахта, да и в самой Германии, так что этих людей следовало обучать лишь специальным разведывательным дисциплинам, ну и, конечно, работе на рации.

Из нескольких кандидатур Александр Коротков отобрал две. Поначалу — по бумагам. Затем уже познакомился с обоими немцами, и не просто познакомился, но обстоятельно переговорил с каждым, и не один час. И тот, и другой изначально были готовы принять активное участие в борьбе с фашизмом в рядах Красной Армии, более того, не раз такое желание высказывали устно и письменно. Однако одно дело воевать в составе войсковой части в качестве бойца или младшего командира, совсем иное — в одиночку, с документами на чужое имя, с чужой биографией, выполнять важное разведывательное задание, рискуя в любой момент быть схваченным, изобличенным и не убитым в бою, а замученным в застенках гестапо. И невозможно предвидеть, выдержит ли человек изощренные, многодневные пытки или нет.

Их звали Альберт Хесслер и Роберт Барт, обоим было чуть больше тридцати, у обоих имелся серьезный опыт антифашистской легальной и нелегальной борьбы. Увы, никто тогда не мог знать, что обоих ждет гибель, хотя и сегодня трудно сказать, чья судьба оказалась трагичнее. Не по их вине, и не по вине тех, кто непосредственно готовил их к заброске в столицу Третьего рейха, но еще до того, как самолет «дуглас» из состава знаменитой 1-й транспортной («партизанской») дивизии авиации дальнего действия, которой командовал полковник В. Нестерцев, оторвался от взлетной полосы аэродрома в подмосковных Подлипках (будущего центра советской космонавтики города Королева), они были обречены. Потому как уже третий месяц лучшие контрразведчики гестапо и абвера вели плотное круглосуточное наблюдение за Шульце, Кукхофом и Шульце-Бойзеном, проверяя все их знакомства, выявляя все новых и новых участников подполья.

Несмотря на относительную молодость, Альберт Хесслер справедливо считался старым коммунистом и антифашистом. После прихода нацистов к власти он некоторое время находился на подпольной партийной работе, потом вынужден был эмигрировать. В 1935–1936 годах Хесслер учился в Москве, в коминтерновской школе имени В. И. Ленина. В апреле 1937 года он добровольно отправляется в Испанию, в Интернбригаду. Под именем Оскара Старка командует ротой в знаменитом немецком батальоне имени Ганса Баймлера. Потом ранение, эвакуация во Францию, снова СССР, долгое лечение вначале в госпитале, затем в санатории Монино. После выздоровления Хесслер как металлист работает на тракторном заводе в Челябинске. Здесь в январе 1941 года Альберт женился на русской медсестре Клавдии Рубцовой.

Когда Германия напала на СССР, Хесслер сразу изъявил желание вступить в Красную Армию. Он прошел специальную подготовку как радист и разведчик в Уфе, Рязани и Москве.

Напарник Хесслера Роберт Барт, по профессии печатник, тоже был коммунистом. Уже в первые годы нацистского режима он подвергся аресту и кратковременному заключению в берлинской тюрьме Плетцензее [113] .

В 1939 году Барта призвали в вермахт, он служил вначале радистом, затем артиллеристом. Воевал во Франции, был ранен и награжден «Железным крестом» второго класса. В 1941 году ефрейтора Барта послали на Восточный фронт, а уже в марте 1942 года он перешел на сторону Красной Армии. Его даже не пришлось долго готовить, поскольку Барт был вполне квалифицированным военным радистом.

113

Весьма примечательно, что нацистские власти дальновидно оберегали будущий призывной контингент. С этой целью молодых людей, замеченных в оппозиционных взглядах, если только за ними не числилось серьезных грехов перед режимом, подвергали лишь сравнительно недолгому — год-два — заключению с целью «перевоспитания» или просто запугивания.

Хесслер и Барт должны были добраться до Берлина под видом солдат, следующих в Германию в краткосрочные отпуска [114] .

Хесслер (оперативный псевдоним «Франц») был снабжен подлинными документами на имя обер-ефрейтора артиллерии Хельмута Вегнера.

Барт (оперативный псевдоним «Бек») стал вахмистром артиллерии (это соответствовало званию фельдфебеля в пехоте).

5 августа 1942 года Хесслер и Барт опустились на парашютах на разложенные в условленном порядке партизанские костры в районе между Брянском и Гомелем. В ранцах кроме обычных вещей, что мог иметь при себе солдат-отпускник, были аккуратно уложены рации. Партизанские проводники доставили Хесслера и Барта к ближайшей железнодорожной станции. Спустя неделю через Белосток, Варшаву и Познань разведчики добрались до Берлина.

114

Еще один пример предусмотрительности: немецкие военнослужащие после нескольких месяцев пребывания на передовой получали краткосрочные отпуска на родину. В результате в Германии во время войны рождаемость почти не снизилась. К тому же дети, рожденные немками вне брака, считались находящимися под личным покровительством фюрера, а матери-одиночки почитались как истинные патриотки.

Хесслер явился на квартиру Шумахеров и провел здесь три недели, потом около двух недель жил в семье участников организации рабочего Рихарда Вайсенштайнера и его жены Ханни в районе Шонеберг, на Ворбергштрассе, 2. Барт остановился у знакомых на Курфюрстенштрассе, 162.

Казалось, все сошло благополучно. Разведчики доехали до столицы без приключений, документы их были в порядке и при проверке в пути следования ни малейшего подозрения не вызвали. Об их задании ни гестапо, ни абвер заранее знать не могли, да и не знали. Под наблюдение они попали лишь с того мгновения, как установили связь с берлинским подпольем. Местонахождение Хесслера гестаповцы выявили почти сразу, но квартиру, где поселился Барт, почему-то выследить не сумели.

В середине августа в Центре приняли радиограмму от Хесслера: «Прибыл благополучно. Встретил “Тенора” и беседовал с Харро. Все обстоит благополучно. Группа значительно выросла за счет антифашистского пополнения и ведет активную работу. Аппаратура работает [115] , но по непонятным причинам связи, тем не менее, нет. По получении сигнала о приеме радиограммы дополнительно сообщу информацию “Корсиканца” и “Старшины”. В настоящее время озабочен жильем».

Передачу Хесслер вел из ателье Оды Шотмюллер. В дальнейшем для этой цели он пользовался также и квартирой Эрики фон Брокдорф.

115

Речь идет о трех рациях, имевшихся у Коппи и Шульце.