Корпорация Лемнискату. И каждый день за веком век
Шрифт:
Но на первый план вышли другие волнения. Предатель папы так и не был найден, и Редклифа, как и меня, это сильно мучило. Поэтому мы решили не тратить время по пустякам. Фордайс составил список близких друзей отца, естественно, не включив себя. Глядя на три имени, я подумала: «Негусто».
Проверить их довольно просто, но меня все равно что-то смущало. Что, если мы что-то упустили? Постоянно казалось, будто от нас что-то ускользает. Мне в голову пришла одна идея, и я решила напроситься к маме на ужин.
Я выполнила обещание, данное сестре, Галя уехала учиться, и теперь мама с отчимом остались
Своими сомнениями я поделилась с князем, предложив составить мне компанию.
– Не уверен, что меня там ждут, – поморщился он.
Внимательно на него посмотрев, я решилась задать вопрос, который давно не давал мне покоя:
– Ты влюблен в мою мать?
У Редклифа аж челюсть отпала.
– Ты в своем уме? С чего ты это взяла?
– Ну, ходят слухи… – расплывчато ответила я.
– Вот не знал, что ты любительница посплетничать, – съязвил Фордайс. – Ты поэтому хочешь, чтобы я пошел с тобой на ужин?
– Нет, я полагаю, мама может, сама того не ведая, что-то знать о предателе. Ведь она находилась к отцу ближе всех.
Князь сверлил меня глазами.
– К сведению, Настя: если бы я испытывал чувства к твоей матери, то мы бы не оказались с тобой в постели, – процедил творец. – Вечером я заеду за тобой.
Хлопнула дверь, и в гостевой комнате корпорации воцарилась тишина.
Обиделся… Черт!
Ужин проходил странно. Мама была рада мне и не рада Фордайсу, тот испытывал такие же чувства, но по отношению ко всем, кроме меня. Отчим был не рад мне и князю, а я… Я пыталась сгладить острые углы.
Вот в такой теплой компании, натянуто улыбаясь и не показывая виду, мы общались весь вечер, скрывая истинное настроение за масками.
Единственный, кто не собирался хоть как-то вести себя прилично, был Фордайс. Прилюдно, в гостях, он впервые на моей памяти вел себя оскорбительно. Безупречная выдержка изменила творцу, и он весь ужин лишь задавал Евгении прямые вопросы.
Маме это не нравилось, Филипп скрипел зубами, но терпел такую бесцеремонность. Едва мы доели десерт, отчим, хмуро посмотрев на Фордайса, процедил сквозь зубы: «Мне нужно работать» – и ушел к себе в кабинет.
Сегодня буфером весь вечер была я, и непривычно было осознавать, что непонятно почему мои отношения с отчимом наладились. Он изменился или я?
– Редклиф, к чему все эти вопросы о прошлом? – спросила мама, едва мы оказалась в гостиной.
– Юрия предали, и именно потому он погиб.
Какие мы сегодня тактичные!
Я попробовала сгладить слова князя, но мама уже вскинулась на Фордайса.
– И ты считаешь, что его предала я? – прищурившись, поинтересовалась она.
Я порадовалась, что мы не в столовой и тут нет ножей.
– Если бы мы так считали, то я ни о чем тебя не спрашивал бы.
– Мы?.. – Мама резко развернулась ко мне.
Спасибо, Редклиф!
– Ты тоже считаешь, что я предала твоего отца?!
– Мама…
– А вы не подумали в первую очередь на свою корпорацию? Это ее задание он выполнял!
– Мы уже проверили. Лемнискату ни при чем. Осталось ближнее окружение, – сообщил князь.
– Плохо проверяли!
– Ты забыла,
кто мы? Поверь, лучше проверить было невозможно!– Ну что ты, как можно забыть… – съязвила мама.
– Мам, просто расскажи нам то, о чем мы спрашиваем.
Я видела, как ей больно. Если бы я оказалась на ее месте, потеряв Редклифа… Но отступить мы не имели права.
Мама вздохнула, сдаваясь.
– Думаю, его сиятельство уже просветил тебя, что друзей у нас было немного. На момент гибели Юрия с нами контактировали Евдокия, моя подруга Ника, Юрин друг детства Леонид, одна семейная пара, которая жила в селе недалеко от резиденции, и Лариса, моя подруга детства, которая возобновила общение только из-за того, что охотилась на князя.
Фордайс заерзал в кресле, ему явно было не по себе.
– И кто из них мог?..
Например, Лариса очень подозрительная, подумала я.
– Кроме Ники и Ларисы, все остальные знали об истинной деятельности корпорации. Лариса, так и не добившись взаимности от Фордайса, отправилась на Таити и, подхватив там какую-то заразу, умерла за неделю до гибели Юрия.
Может, это и нехорошо, но я испытала облегчение от неудачи навязчивой девицы, ну и от того, что ее нет с нами.
– Остальные – наиболее вероятные кандидаты.
Мы с творцом переглянулись и, еще немного пораспрашивав маму о подробностях тех дней, решили откланяться. Все равно вечер был безнадежно испорчен.
Но когда Редклиф вышел, мама остановила меня и замешкалась, внимательно разглядывая.
– Настя, ты видела в прошлом отца? – хрипло спросила она.
Я не стала скрывать:
– Да.
Она сжала крестик на груди, его подарок.
– Как бы я хотела… Ты счастливая.
Я горько усмехнулась:
– Счастливая? Знаешь ли ты, что это такое – прыгнув в прошлое, смотреть издалека на родных людей, которых ты любишь, и понимать, что они умерли и никогда не будут с тобой. Несмотря на мой дар, я не могу быть рядом с ними, жить с ними, только смотреть и вспоминать… Ты даже не представляешь, как это больно.
По щекам мамы текли слезы, а я, не выдержав, разрыдалась и выбежала из квартиры, услышав рык Фордайса:
– Евгения!..
События на личном фронте и в расследовании наполнили мою жизнь до краев, и я не знала, на что в первую очередь обращать внимание.
В любви все было сложно. После ужина у мамы Редклиф отвез меня в мою квартиру, был нежен и внимателен. Но в то же время и далек. Он обижался на меня за мои подозрения о нем и маме, вернее, за то, что я подумала, будто он может любить ее и быть со мной. Но я чувствовала – было что-то еще.
И конечно, все усложнил мой план с Дубовым! Не знаю уж, как помог ему наш ужин, но когда Геннадий звонил мне последний раз, его голос был радостным. К тому же он, как мы и договорились, регулярно присылал мне охапки цветов.
Надо ли говорить, что это не вызвало понимания у Редклифа. Я чувствовала, что князь ко мне неравнодушен, ревнует и бесится, но, черт возьми, я хотела от него слов любви и полной ясности, я хотела знать, что он мой со всеми потрохами. Чтобы наши отношения были открытыми для всех, а не скелетом в шкафу.