Корпорация «ussr». Часть третья: «революция»
Шрифт:
В отличии от меня, Спец выглядел как огурчик! Поседевший - как лунь, такой «огурчик»...
Я прямо посмотрел ему в глаза:
– Ты помнишь, Саша, чтоб когда-нибудь арестовывали ПОПАДАНЦА?!
– ...Даже, вот как?!
– Да, Саша... Именно, вот так - и, тебе нечего начинать. Ты много убивал, неужели сам боишься смерти?
Спец, глянул на меня - как «тогда», когда я его впервые увидел. На меня смотрел не человек, а гепард - вышедший на охоту:
– Так, значит, я отсюда уже живым не выйду?
Я еле заметно кивнул.
Он, открыл ящик письменного стола и достал «ТТ»:
–
Спец был прежним - но, я уже был совершенно другой! И, на меня его взгляд уже не действовал. Я был абсолютно - мертвецки спокоен.
– Каждый должен «уходить», завершив все свои земные дела... Мне надо передать «Корпорацию USSR» в надёжные руки - иначе, для чего всё это затевалось?! А, тебя что в этой жизни держит, Саша? Ты свою миссию уже выполнил...
Спец, откинул голову на подголовник кресла:
– Да... Сам заметил - живу в последнее время, как-то без азарта... Как будто, хлеб ем без соли. Никакого удовольствия!
Внезапно, он рывком приблизил свою голову к моей и, посмотрел прямо в глаза:
– Почему ты сам пришёл, Шеф? Почему не послал какого-нибудь «специалиста по устранению конфликтных ситуаций» из своего «ЦИБа»?
– Я пришёл не убивать тебя, Саша!- я похлопал себя по карманам, показывая что я пришёл без оружия,- и, «специалистам» из «ЦИБа» дан приказ не делать этого... До возникновения вполне определённой «ситуации». Я пришёл дать тебе ШАНС!!!
В глазах Спеца загорелся огонёк надежды... Он, даже начал улыбаться.
– Ты меня опять неправильно понял, Саша... Все мы - рано или поздно умрём, ещё ни один человек рождённый женщиной не стал бессмертным. Однако, раз мы с тобой дожили до таких лет - для нас ДОЛЖЕН(!!!) быть более важен, не сам факт смерти... А, то - что будут говорить о нас после неё.
«Огонёк» погас... Глаза Спеца тлели, как угли в погасающем костре, покрываясь похоронным пеплом отчаяния...
– Так, значит...
– Если, тебя застрелят при «задержании» - то, твой труп сожгут в крематории а, прах выбросят как мусор в канализацию - чтоб, духом твоим на Русской Земле не воняло! Но, это всё - «цветочки». В истории, на веки вечные, ты будешь неразрывно связан с «Демоном Революции». Во всех исторических работах очкариков-ботаников, во всех учебниках истории, во всех похабных статейках малограмотных продажных журналюг, ты будешь троцкистом - изменником, предателем, военным преступником и кровавым маньяком! Тебе припомнят всё - всех «дохлых кошек» на тебя повесят... И, Печору и, «Викжель» и, Финляндию и, Крым и Смоленск... Про Польшу, я уже промолчу!
Спец, с хрустом сжал кулак и ударил по столу так, что на потолке подпрыгнула тяжёлая люстра:
– Кто бы сомневался, что так будет! Зная, «наши» девяностые... И тебя, Шеф!
Я, не обращая внимание, продолжил:
– ...А, если ты - САМ(!!!),- я подбородком «маякнул» на лежащий на столе пистолет,- тебя похоронят... Если, не в Кремлёвской стене - то, на Старом Кладбище в Солнечногорске. Рядом со ВСЕМИ!!! И, главное - ты навсегда останешься в памяти народной, как народный герой - павший жертвою коварных козней врагов. Про тебя будут слагать стихи и песни, писать книги, снимать фильмы... Твоим именем будут называть улицы, корабли... Может быть, даже -
целые города!Минуты тишины...
– Ты, что выбираешь, Саша?
Спец, взял в руки «ТТ» и, как бы примериваясь, приставил его к виску:
– Спрашиваешь!
Потом:
– Скажи напоследок, Шеф... Как на духу... Клянусь, это никак не повлияет на...,- он задумчиво крутил пистолетом возле уха,- это ты всё задумал очень давно? С самого начала? Из-за той дурацкой истории с видеокамерами? Из-за той, такой нелепой смерти Андрея?
Я ответил без всякой фальши:
– Нет, Саша... Насчёт Троцкого я задумал «с самого начала», а с тобой чисто случайно получилось. Если б, мы не проспали заговор «левых» - он бы выше наркома иностранных дел не поднялся и, его бы «взяли» - за кой-какие «шашни» со своим американским дядюшкой. Считай это «несчастным случаем» - ты оказался в недобром месте, в недобрый час...
Спец, тоже брал когда-то уроки у Мозгаклюя:
– Вроде, не врёшь... Ладно, давай прощаться. Или, «это» сделать при тебе?
Он криво усмехнулся и, передёрнув затвор, приставив ствол к виску - сделав вид, что нажимает спусковой крючок.
– Погоди, Саша...
– Что, такое?- Спец, слегка пренебрежительно усмехнулся,- боишься вида крови или вышибленных человеческих мозгов?!
– Да, нет...,- я раскрыл принесённый с собой кейс,- сделай напоследок доброе дело, а? Послужи в последний раз Отечеству!
– Что, такое?!
Я положил перед ним печатный текст:
– Помоги эту гниду «упаковать» конкретно! Чтоб, на суде не вывернулся...
– Что, это?
– Твоя посмертная записка. Где ты уличаешь Троцкого и весь его кодляк. Типа, заблуждался - но, в последний момент прозрел и обличаю... Перепиши своей рукой, а «черновик» сожги в камине.
– Слушаюсь, Шеф...
Вид у Спеца был до того ошарашенным, что я б рассмеялся. Если б, это было на экране - а, не наяву.
– Это ещё не всё...,- я, деловито достал несколько тоненьких папочек,- а, это вот положи в свой сейф. Закрой его, а ключ... Спрячь куда-нибудь - чтоб, не нашли у тебя. Хм... Гкхм... На «теле». Типа, долго они там лежат - давно положил.
Спец молчал...
– Если, ты это сделаешь, Саня, Троцкий - уж точно, от «высшей меры социальной защиты» не отвертится! Ну и, иже с ним.
– ...
– Сталин, вычистив правительство, партию и армию, возьмёт в руки всю полноту власти уже сейчас и, в конце тридцатых, устраивать «репрессии» ему будет незачем.
– ...
– Значит, к сорок первому, будут готовы кадры из тех, кто в Продолженную Войну - ротами, батальонами и полками командовал!
– ...
– Значит, Великая Отечественная Война пойдёт по какому-то другому сценарию!
– ...
– Значит... Что молчишь, Саня? Ты меня слышишь?
– Слышу, Шеф...,- глухо ответил тот.
Придя в себя Спец, как-то по-детски - очень восторженно-восхищённо, воскликнул:
– Какой же ты всё-таки редкопакостный подонок, Шеф!
– Я знаю... Прощаться будем?
– Иди, отсюда - пока я в тебя не плюнул!
Я, пожал плечами:
– Как хочешь... Тогда я пошёл, а ты... Долго, с этим «делом» не тяни.
Уже выходя, я обернулся и, в последний раз, посмотрел на него - на живого: