Корректировщик

— Кен!

Возле фонтана кроме нас никого не было. Директор школы оказался подтянутым и стройным мужчиной лет сорока, отрастившим окладистую бороду и густые усы. Я так понимаю, для солидности. Лицо — с правильными чертами, но я сразу распознал человека, изрядно потрепанного жизнью. Из тех, что прячутся от теней прошлого на тихих государственных должностях. Оделся директор совсем не по-парадному — в легкие серые бриджи, цветастую гавайку и соломенную шляпу-канотье. На ногах Троекурова красовались мокасины с укороченными носками. Ух, не перевариваю, зачем он это сделал? Убей себя, директор.

— Александр Филиппович?

— Он самый. Давай присядем, — Троекуров указал на свободную скамейку напротив фонтана. Парк в это время дня был практически пустым — я видел одинокие фигурки учеников среди деревьев, но нашему разговору никто не мешал.

— Почему вы выбрали это место?

— Нет камер и прослушки, — честно признался Троекуров. — А я хочу обсудить парочку важных моментов.

— Думаю, вы можете называть меня Сергеем.

— Могу, — согласился директор, — но не стану. Лучше сразу привыкнуть. Впереди, знаешь ли, три года этих игр.

Похоже, ситуация мужика не радует.

Меня тоже.

Справа от меня сидит человек, который знает мое настоящее имя и принадлежность к конкретному роду. Это опасная информация, которую можно использовать в личных интересах.

— Зачем мы здесь?

Директор замялся.

— Ты в курсе, что я связан некоторыми… кхм… обязательствами с твоим кланом. Поэтому у тебя есть надежное прикрытие в «Заратустре». Я сейчас говорю о легенде. Что касается твоих… эээ… личных взаимоотношений с другими учениками…

— Можете не продолжать, — перебил я. — Если перевести на русский, вы не собираетесь защищать меня от карателей. Как и других простолюдинов, подавших сюда документы.

Диалог у нас получается жестким.

И некрасивым.

А как иначе? Мне не нравится руководитель, закрывающий глаза на беззакония, творящиеся в школе. Потому что традиции и бла-бла-бла. Потому что влиятельные папочки и мамочки у отмороженных на всю голову садистов.

— Каратели, — процедил директор. — Громко сказано, мальчик мой. Есть некая группа подростков, с которыми обязательно пообщается наш психолог…

— Не городите чушь. Сегодня эти выродки сожгли чучело напротив общежития, две недели назад пытались отрубить мне мочку уха катаной, а до этого едва не изнасиловали девушку-простолюдинку. И мы оба знаем, что они не остановятся. Вопрос в другом. Чего вы от меня хотите?

— Вижу, ты парень крутой, — нахмурился директор. — И думаешь, что тебе по силам изменить здешние порядки. Думать так — опрометчиво с твоей стороны.

— И?

— Я обещал твоему деду, что ты не будешь влезать в неприятности. Вот и не влезай. Найди способ урегулировать конфликт. Не переходи красные линии.

— Это какие? — заинтересовался я.

— Если ты покалечишь или убьешь кого-нибудь, столкнешься с системой правосудия Империума. А заодно — с родственниками пострадавших.

— А если — меня, Александр Филиппович?

— Что — тебя?

— Покалечат или убьют.

Троекуров вздохнул:

— Мне придется держать ответ перед сам знаешь кем.

Дилемма.

Внезапно меня посещает озарение.

— Александр Филиппович… а у вас дети есть?

— Что за бестактный вопрос…

— И всё же?

— Двое. Сыновья.

— А старший не сюда ли поступил? — напираю я. — Вы огонь в роду практикуете? Вижу, что огонь.

— Сергей…

— Кен.

— Прости, Кен. Да, мой старший сын учится здесь, но я не понимаю…

— Всё вы понимаете, — встаю с лавочки. — Не переживайте, между нашими родами не вспыхнет война. Я вашего сына не трону…

Слежу за его лицом.

И тут — новая волна озарений.

— Уже тронул. Он был там, на реке. Правда ведь?

— Мы закончили, — Троекуров тоже поднялся, изображая отстраненность. — И, надеюсь, я донес свою мысль.

— Донесли, — ухмыльнулся я. — А теперь я донесу свою. Лезть в логово этих придурков я не собираюсь. Привлекать род — тоже. Но если ваш сынок нарвется, то отгребет по полной. Извините за просторечные выражения. Я плебей, мне можно.

Из Сквера Достижений ухожу, не оборачиваясь.

Глава 20

Подниматься в воскресенье ни свет ни заря — это жестоко. Мы с Сыроежкиным еще на прошлой неделе рассчитывали на благоразумие администрации. В других школах города, между прочим, линейку перенесли на понедельник. Только не у нас. Строгость и следование традициям во всем. С первого звонка.

Расписание всем скинули на почту.

Торжественное построение — в девять утра. Мероприятие плавно переходит в небольшой концерт с участием старшекурсников. Дальше — классный час. А завершает программу масштабная презентация клубов и объединений «Заратустры». Я слышал, что вступить в один из кружков придется — таковы школьные правила. И это мне не по нутру. Начну с того, что я — взрослый мужик, давно отучившийся в своем мире, сдавший свои экзамены и благополучно забывший про учебники, тетради и дневники. А тут еще клубы с объединениями.

Ближайшие три года меня ужасают.

Сидеть за партой, слушая прописные истины, считать время до звонка, делать уроки, осаживать местных хулиганов, завоевывать авторитет. Общаться с людьми, которые в большинстве случаев глупее. Я выгляжу, как их сверстник, но между нами — бездна. Разница поколений, и всё такое. А ведь я буду проводить в «Заратустре» большую часть дня. Шесть, семь, а иногда и восемь часов. Плюс обязательный кружок.

Утро начинается с полигона.

Полусонные, мы с Катей взбадриваемся пробежкой, обмениваемся огненными ударами, развиваем защиту, прогоняем ката на тонфах. Катя оказалась дисциплинированной ученицей — выучила всё, что я показал накануне.

— Встретимся на линейке, — сказал я, трамбуя тонфы в рюкзак.

— Конечно, — улыбается она.

Сыроежкин впервые за неделю проснулся в шесть. Когда я уходил на полигон, сосед ворочался в постели и недовольно бурчал. Переступив порог комнаты, я был приятно удивлен. Шмотки убраны, постель заправлена, окно на проветривании. Виталик успел принять душ и теперь хозяйничает на кухне, готовит нам завтрак. Сегодня его дежурство, и чувак неплохо справляется.

Ах, да.

Забыл рассказать.