Корректор. Книга первая: Ничьи котята
Шрифт:
– Ну так что, пойдешь? – нетерпеливо переспросил Дзинтон.
– Ладно, уговорил, – улыбнулась Цукка. – Я вспомнила, что мне еще кое-то нужно купить в магазине. Заодно и зайдем.
– Женщины! – Дзинтон возвел очи к небу. – Только о покупках и думают.
– Зато мужчины, похоже, вообще не думают, – отпарировала Цукка. – Как я без утюга одежду гладить стану? Мне, между прочим, на работу опрятной ходить положено.
– А, утюг есть, – Дзинтон беззаботно махнул рукой. – У меня в комнате. Я его потом сюда принесу, пользуйся. Ну, пошли, а то солнце уже к закату клонится. Через пару часов темнеть начнет. Переодевайся, если надо, я тебя на дворе жду. – Он повернулся и стремительно вышел из кухни.
Цукка
Дзинтон и в самом деле показал ей несколько путей в город, о которых сама Цукка ни за что не догадалась бы. Оказывается, мароны, окружавшие отель, когда-то являлись частью довольно большого и, наверное, красивого парка при отеле. Сейчас парк зарос густым подлеском и мало чем отличался от дикого леса. Вокруг него по большей части еще сохранилась легкая деревянная ограда, хотя тикуриновые жерди под действием ветра и дождей местами расщепились и попадали на землю.
Из дворика перед входом имелось, оказывается, аж три выхода: один – через главные ворота, а два других – через калитки в боковых стенах, от которых через парк вели тропинки, проходя через остатки калиток в ограде и убегая дальше. Одна такая стежка, попетляв между деревьями, выводила к обрыву над бухтой, по которому вниз, в город, шла крутая каменная лестница с местам осыпавшимися ступеньками. С торчащей над обрывом скалы, которую Дзинтон назвал смотровой, открывался великолепный вид на раскинувшиеся внизу бухту и город, даже более шикарный, чем с давешней смотровой площадки.
– Не стоит здесь в темноте ходить, а то костей не соберешь, – предупредил парень. – Надо подсветку, наверное, сделать, но пока не до того. Но при свете до транспорта здесь путь раза в два короче. Там, внизу, Сиреневый бульвар, по нему монорельс идет.
Другая тропинка, грунтовая, тоже выводила к обрыву и ныряла куда-то вниз, к покрытым ползучей березой каменистым осыпям океанского берега. По ней Цукка не рискнула бы путешествовать и днем, разве что ее кто-то страховал бы привязанным к талии канатом. Зато с обрыва открывался захватывающий дух вид на океан, сияющий и переливающийся под лучами солнца. Цукка пообещала себе, что обязательно посмотрит отсюда на первое же цунами – когда гигантская, в двадцать, а то и тридцать саженей, волна вырастает над мелководьем и, разгоняясь, обрушивается на скалистый берег, круша и разбрасывая камни. Зрелище, наверное, впечатляющее. Совсем не то, что в бухте, где она ослаблена узким длинным устьем.
Третья тропинка, заасфальтированная, тоже вела на внешний берег, но близко к океану не спускалась. Она, по словам Дзинтона, тянулась версты на три-четыре, проходя по пути через несколько и поныне действующих гостиничных комплексов и вливаясь в сеть проложенных по горам терренкуров, предназначенных специально для прогулок отдыхающих.
Помимо этих тропинок, через парк можно было ходить и напрямую, выбираясь к оградам одно– и двухэтажных домов, между которыми к окружающим улицам пробирались узкие стежки.
– Откуда ты все знаешь? – удивилась Цукка, когда Дзинтон вывел ее на тихую, заросшую травой улочку. – У тебя словно карта в голове.
– А я здесь уже полгода живу, – пояснил парень. – Успел исследовать. Времени свободного много, вот и шляюсь где ни попадя.
– Полгода? А где ты жил раньше?
– Любопытная ты, как кошка, – рассмеялся Дзинтон. – Где я только не жил! Вообще-то я из Оканаки, но мне там не понравилось. Сбежал я оттуда.
– В Оканаке не понравилось? – изумилась Цукка. – Но она же столица! Не то что наше провинциальное захолустье!
– Масария – далеко не захолустье, – качнул головой Дзинтон. – Крупный порт, через который идет не менее семи
процентов всего морского грузооборота Катонии. Она очень удачно расположена в географическом плане, и если бы не постоянные цунами… А кроме того, столица – а что столица? Большой, шумный, грязный город, с бешеным темпом жизни, не нужным никому, даже самим жителям. Люди думают о деньгах, карьере, о том, как бы получше и пошикарнее провести отпуск – по возможности как можно дальше от дома. Куча машин, постоянные пробки, вонючий воздух, зимой снег, который даже толком лечь не может, сразу тает на асфальте, а ночами влага замерзает, так что получается гололед. Его засыпают химическими смесями, которые потом вымываются на газоны, убивая траву и деревья. В общем, хорошего мало.– Но… – Цукка растерялась. – Все-таки это столица.
– Ну и что с того? Что есть там, чего нет в Масарии? Дорогие кабаки с проститутками, в которых за вечер можно просадить твое месячное жалование и даже не получить особого удовольствия? Гадюшники в виде Ассамблеи, правительства, президентской администрации? Артистическая богема, от близкого знакомства с которой может и стошнить? Спасибо, но я не вижу там ничего привлекательного.
Цукка не нашлась, что ответить. В ее представлении столица являлась далеким городом, всегда сияющим огнями, где люди веселы и доброжелательны, а жизнь легка и беззаботна. Пробки? Мертвые деревья? Кабаки? Гадюшники? Конечно, Дзинтон должен знать, о чем говорит, но…
– А почему ты уехал из Оканаки? – наконец спросила она. – Только потому, что там не нравилось?
– Я не люблю сидеть на одном месте, – пожал плечами ее спутник. – Семьи у меня нет, с товарищами я и на расстоянии могу поболтать. Деньги я умею зарабатывать и на бирже, а игры не надо ничего, кроме терминала и парочки специальных программ. Зато у бродяги вроде меня есть масса возможностей посмотреть мир.
– Вот как… – Цукка вздохнула. – Я бы тоже хотела посмотреть мир. Но у меня денег нет, чтобы куда-то ездить.
– Поездишь, – хмыкнул парень. – Какие твои годы! Закончишь университет, устроишься в какую-нибудь лабораторию или обсерваторию на приличную зарплату – и наездишься.
– Закончишь… – вздохнула Цукка. – Сначала поступить надо. А я уже один раз завалила экзамены.
– А почему? – неожиданно жестко спросил Дзинтон. – Ну-ка, отвечай – почему ты завалила экзамены?
Цукка дернула плечом.
– Готовилась мало, – неохотно сказала она. – Я еще со школы подрабатывать начала. Мы никогда не шиковали. У отца жалование маленькое, Танна, мачеха, не работает, с детьми сидит… Даже на хорошие учебники не наскребла, всякое старье читала.
– Ну, что старые – не беда, – задумчиво произнес Дзинтон. – Старые учебники – не обязательно плохие. Другое дело, адекватные ли. Ладно, проблему мы порешаем. Есть у меня кое-какие завязки. Ладно, пока замнем тему, надо подумать. Кстати, мне что-то есть захотелось. Я тут знаю одно кафе, довольно дешевое и на удивление неплохое. Пошли, прогуляемся ту сторону. Сегодня моя очередь готовить ужин, так что я угощаю…
На заброшенный дом Яна натолкнулась много часов спустя, когда уже совершенно отчаялась. Казалось, она бесконечно брела, неся перед собой бесчувственное тело Карины, только иногда делая передышки, чтобы дать отдых гудящим ногам. Карина изредка приходила в сознание, тихо стонала, потом отключалась снова. Иногда она просила пить, но где взять воду, Яна не знала. Ей самой все сильнее хотелось пить и есть. Солнечный свет уже не пробивался сквозь кроны деревьев, в лесу стремительно сгущался сумрак, и напряжение заставляло девочку нервно оглядываться по сторонам после каждого шороха или скрипа ветвей под порывами налетающего ветра. Стремительно холодало – весна еще не полностью вступила в свои права, иногда уступая приходящему с гор холодному дыханию старой зимы.