Коррупция. Очень краткое введение

Четвертый метод – контент-анализ – как исследовательский инструмент в последние годы заметно изменился. В прошлом, когда изучалось, скажем, содержание выпусков одной или нескольких газет за десять лет, этот подход включал тщательный отбор статей, по возможности за определенные периоды, и строгое следование заданному формату. С развитием онлайн-ресурсов и поисковых машин появилась возможность относительно дешево, быстро и просто найти информацию о том, например, как средства массовой информации одной или нескольких стран сообщали о коррупции (частоту репортажей, тип и уровень описываемой коррупции и т. д.).

Отчеты о коррупции, сделанные комиссиями по расследованию, – другой тип документов, которые можно подвергнуть систематическому анализу, и они зачастую являются бесценными источниками информации. Проблема в том, что такие отчеты достаточно редки.

Даже при том что такая проверка потребует использования других видов исследований, представляется разумным предположить, что количество и содержание репортажей о коррупции, предоставляемых средствами массовой информации, оказывает большое влияние на восприятие коррупции. Однако контент-анализ средств массовой информации не позволяет измерить коррупцию как таковую, хотя во многих странах, где власти не публикуют систематических официальных статистических отчетов, газеты иногда предоставляют отдельные статистические данные, включенные, например, в речь министра внутренних дел. Вместе с тем данный метод может быть использован для построения обоснованных предположений о том, почему граждане или бизнесмены имеют то или иное представление о коррупции.

В качестве еще одного (пятого) метода изучения коррупции ученые используют статистический анализ. В анализ включается большое количество реальных случаев коррупции (часто основанных на публикациях в средствах массовой информации, судебных решениях и интервью), которые должны быть систематизированы и подвергнуты статистическому анализу для выявления закономерностей. Этот метод полезнее применять при изучении коррупции в определенной отрасли или регионе, чем для анализа коррупции в целом, но он позволяет выделить характерные черты различных типов коррупции.

Относительно новым методом изучения коррупции является эксперимент. Все большее количество социологов прибегают к использованию эксперимента для доказательства своих гипотез. Одна из причин этого заключается в том, что данный метод, по их мнению, предоставляет более убедительные объяснения причинно-следственных связей, чем большинство других методов: действительно ли из А следует Б или же они просто связаны между собой каким-то образом, которому мы не можем найти удовлетворительного объяснения? Допустим, мы хотим узнать, основано ли предположение, что таможенные службы в стране А заметно более коррумпированы, чем их коллеги в стране Б, на каких-либо фактах. Чтобы это проверить, можно попытаться провезти небольшое количество контрабандного товара (дабы не подвергаться в случае обнаружения значительному риску), например вдвое большее разрешенного к ввозу количество сигарет из дьюти-фри, в обе страны и оценить, как часто таможенные службы будут готовы закрыть на это глаза в обмен на небольшую взятку.

Такой экспериментальный подход весьма привлекателен, но его использование может оказаться проблематичным для анализа столь сложного явления, как коррупция. Например, испытание коррупционной податливости сотрудников дорожной полиции путем проверки того, насколько охотно они согласятся простить водителю штраф за превышение скорости в обмен на предложенную взятку, вызывает этические вопросы. Если мы в ходе эксперимента будем превышать скорость, то это, вообще говоря, приведет к росту риска для жизни ни в чем не повинных граждан. Поэтому защитники гражданских прав могут задаться вопросом, правомочно ли вовлекать сотрудников дорожной полиции в то, что можно расценивать как провокацию. Если на первый вопрос действительно трудно предложить удовлетворительный ответ, то второй может быть решен, если проводить такой эксперимент выборочно – только над теми полицейскими, которые уже подозреваются в коррупции. В этом случае эксперимент не будет являться «подставой» (когда человек, который в обычных условиях не стал бы нарушать закон, подвергается настолько сильному искушению, что не выдерживает и соглашается нарушить закон). Другими словами, исследователи не будут предлагать взятку, искушая честных служащих, но будут ждать, пока ее у них попросят.

Оба описанных выше сценария (с таможенниками и дорожной полицией) – это эксперименты, проводимые в реальной ситуации, так называемые полевые эксперименты. Есть и другой тип эксперимента – лабораторный эксперимент. В нем определенные ситуации воспроизводятся (имитируются) в искусственно создаваемой среде. Так же как и полевые эксперименты, этот метод исследования коррупции очень молод. Такие эксперименты стали проводится лишь в конце XX века. Но уже первые исследования показали, что, например, в развитых странах женщины менее склонны к коррупции, чем мужчины, тогда как в развивающихся странах подобного различия установить не удается.

Читатель легко может представить себе, какие этические и методические проблемы возникают при проведении различных полевых и лабораторных экспериментов. Совершенно очевидно также, что результаты лабораторных экспериментов, например определяющих толерантность граждан к коррупции в разных странах, должны восприниматься с осторожностью. При их интерпретации мы не только должны учитывать отличие условий эксперимента от реальности, но также подвергнуть сомнению саму возможность обобщения результатов таких экспериментов, особенно если число их участников невелико. Стоит также задуматься и об отношении контролируемого лабораторного эксперимента к реальному обыденному поведению. Некоторые участники эксперимента могут вести себя в реальных, не экспериментальных условиях совершенно иначе.

Это лишь некоторые причины, по которым экспериментальный метод, в принципе достаточно привлекательный, требует преодоления ряда проблем. Но тот факт, что эксперименты, связанные с коррупцией, оказались весьма успешными, раскрыли новые перспективы и поставили ряд новых вопросов, показывает, что этот метод открывает новые интересные возможности – нам только нужно продолжать совершенствовать методику их проведения.

И наконец, еще один особый метод – это проксиподход. Этот метод использует, например, такая организация как Global Integrity (GI), которая утверждает, что, поскольку мы не можем удовлетворительно измерить масштаб собственно коррупции, то лучше попробовать оценить меры, предпринимаемые для борьбы с ней. В своем отчете, Global Integrity Report, GI изучает меры, предпринимаемые различными организациями (государственными структурами, НПО, средствами массовой информации и т. п.) в отдельных странах, а также внедрение и исполнение этих мер, и затем оценивает результаты, присваивая странам те или иные оценочные баллы.

Этот альтернативный подход достаточно перспективен, хотя при его использовании и существует опасность слишком прямолинейно трактовать официальные заявления. Тем не менее всегда полезно знать, насколько серьезно политические элиты воспринимают коррупцию, что они делают для ее искоренения и чего не делают. Более того, GI в большей степени полагается на оценки местных специалистов, чем на другие источники данных. Начиная с 2014 года GI изменила методологию исследования, так что последний ее полный отчет (на момент написания книги) относится к 2011 году и включает более тридцати изучаемых стран.

Теперь мы можем ответить на вопрос, поставленный в названии этой главы: мы можем измерять коррупцию, но не идеально точно. В этой главе было представлено несколько методов ее измерения (оценки), каждый из которых имеет свои преимущества, но при этом связан с некоторыми проблемами. Какие-то измеряют восприятие, какие-то – опыт. Некоторые направлены на создание «общей картины» – уровня коррупции в стране в целом, тогда как другие нацелены на специфику коррупции в отдельных отраслях, на фирмах или в регионах. Одни включают в себя опросы всех слоев населения, а другие – только деловых кругов. Это отчасти объясняет, почему результаты, получаемые при разных опросах в одной стране, могут значительно различаться. При этом только некоторые из них применимы для оценки социальной коррупции. Поэтому когда мы говорим, что хотим измерить коррупцию, мы должны хорошо представлять себе, что именно мы пытаемся оценить. Таким образом, чем больше методов применяется, включая так называемые «смешанные», или многосторонние (то есть подходящие к измерениям со всех возможных точек зрения), методы, тем лучше. К сожалению, в настоящее время это сложно сделать из-за различий в объемах данных, в формулировках вопросов и т. п. Все это, конечно, осложняет межстрановой анализ коррупции.

Тем не менее совершенно ясно, что развитые и стабильные демократии в целом гораздо меньше подвержены коррупции, тогда как обнищавшие диктатуры и проблемные государства сильно страдают от нее. Хотя из этого правила есть исключения, они только подтверждают правило. Скандинавские страны почти всегда показывают крайне низкий уровень коррупции, какой бы метод мы ни применяли.

В заключение необходимо подчеркнуть три важных момента. Во-первых, не существует альтернативы для тщательно продуманного и грамотного выбора методологии (то есть совокупности применяемых методов) и точной оценки результатов. Сложные статистические методики, использующие компьютерную обработку данных, могут оказать существенную помощь в попытках измерить коррупцию, но не являются альтернативой ясному и обоснованному выбору методов.