Корсар
Шрифт:
Два корабля столкнулись с грохотом и треском, сплетаясь в объятиях ближе, чем юные любовники, такелаж перепутался настолько, что расцепить его просто так уже не выйдет.
— Вперёд! — заорал я, вскочил на планширь и перепрыгнул на палубу вражеского судна, выхватывая пистолет и сходу стреляя в одного из матросов противника.
— ?Mierda! ?Ven aqui! — крикнул кто-то из матросов брига, и тут же добавил ещё несколько бранных слов на испанском. Вот оно что. Надеюсь, несколько испанцев из моей команды ничего не будут иметь против убийства соотечественников.
Флибустьеры, потрясая оружием и выкрикивая проклятья, перескакивали на борт испанского брига. Зазвенела сталь, захлопали выстрелы. Испанцы отчаянно сопротивлялись,
На меня выскочил какой-то прыткий пылкий юноша в кружевной рубахе и со шпагой в руке, что-то пафосно выкрикнул на испанском в духе «защищайся, подлый пират», и тут же упал замертво с простреленной головой. Я не зря таскаю с собой две пары пистолетов. И да, я и на самом деле подлый пират. Жизнь заставила.
Скрестить клинки мне всё же пришлось, выхватить другой пистолет я попросту не успел, как на меня с абордажной саблей вылетел матрос в парусиновой куртке и бандане, пытаясь зарубить меня, словно я был неподвижной берёзовой чуркой. Я, разумеется, ушёл с линии удара, на всякий случай подставляя клинок, чтобы матрос не мог резко изменить направление удара и полоснуть меня в бок. Сталь проскрежетала о сталь, матрос приблизился, обдав меня гнилостным кариозным дыханием, а я в ответ с силой боднул его головой в нос. Хрупкие кости затрещали, испанец отшатнулся, зажмурившись от боли, и я полоснул его палашом по горлу, тут же отпихивая его назад ударом ноги.
На палубе испанского брига творилась настоящая вакханалия, бойня, кровавая баня. Разъярённые флибустьеры наседали на отчаянно сопротивляющихся испанцев, которые даже и не думали сдаваться, понимая, что в плену их ждёт только мучительная медленная смерть. А вот не надо было на нас нападать. Хотя я был бы не против, если бы испанцы решили сложить оружие. Можно было бы даже подарить им быструю смерть.
Но испанцы продолжали сражаться, даже когда их всех оттеснили на бак и они остались в меньшинстве. Похвальное упорство, за которое их можно было даже уважать. Но в итоге я приказал просто расстрелять их из мушкетов. Совсем не по-рыцарски, не благородно и не честно, зато эффективно. Терять своих людей из-за глупых понятий чести, когда противник тоже не стал бы им следовать, мне казалось максимально дурацким поступком. Уж лучше расстрелять испанцев издалека, а за мнимое бесчестье мне никто и слова не скажет. В команде так точно, а на мнение остальных мне было с высокой колокольни плевать.
Последних сопротивляющихся испанцев расстреляли, флибустьеры принялись добивать раненых, но я быстро пресёк это дело, разрешив добивать только совсем тяжёлых. Мне нужна была информация, кто это и зачем они напали на нашу бригантину, а разговаривать с мёртвыми я пока не научился. Вместо этого всех раненых обезоружили, связали и заперли пока в крюйт-камеру. Потом поговорим.
Наших раненых, которых тоже было изрядно, перетаскивали на борт «Поцелуя Фортуны», на стол к юнге, а те, кто остался цел и невредим, начали обшаривать бриг на предмет спрятанных ценностей. Никакого груза в трюме всё равно не оказалось, кроме припасов и расходников. Бриг шёл именно за нами, намереваясь поживиться нашим грузом, не иначе.
Глава 37
Испанского капитана найти, увы, не удалось. Вернее, мы нашли его останки, нашпигованные картечью. А жаль, мне бы очень хотелось с ним пообщаться наедине.
Бриг сейчас представлял собой жалкое зрелище, залитая кровью палуба напоминала скотобойню, чёрными пятнами сажи выделялись горелые доски. Повсюду валялись щепки и прочий мусор. Пираты деловито выбрасывали за борт мёртвых испанцев. Я прошёлся, цепким взглядом отмечая разные мелкие детали, спустился вниз, расстроенно поглядел на пустой трюм, сходил до капитанской каюты. Та оказалась
заперта, но против лома нет приёма, и я легко попал внутрь.Обстановка скромная, почти спартанская, каюта довольно тесная. Похоже, строители подумали, что капитану много места ни к чему. Я даже порадовался, что на нашей бригантине не так. Судовой журнал почему-то валялся на полу, на столе расплескались чернила, тёмными пятнами въедаясь в поверхность стола. Знал бы я испанский, может, и понял бы чего, а так я просто полистал несколько страниц в поисках знакомых слов. Всё-таки надо заняться пробелами в своём образовании.
Ничего особо интересного в каюте я так и не нашёл. Личные вещи капитана, немного денег, одежда. Я всё-таки ожидал куда более богатый улов. В конце концов, «Поцелуй Фортуны» тоже пострадал в бою, а добыча не покроет даже расходы на ремонт. Снова придётся потрошить собственную заначку. Как-то даже смешно, закопать целое состояние на необитаемом острове, чтобы потом выскребать из кошелька последнюю мелочь. А ведь ещё покалеченным в бою нужно выплатить неплохую такую сумму.
Мысли вновь вернулись к зарытым сокровищам. Испанцы точно работали по наводке, но кто их навёл? Ладрон мог, но вряд ли успел бы. Я даже пожалел, что оставил его в живых, мерзавец наверняка уже ищет корабль, чтобы с лопатами отправиться на Авес. Ладно хоть координат он не знает. А испанцы, скорее всего, ждали где-то поблизости. Только они ждали беззащитный флейт, а не пиратскую бригантину с пушками и злой абордажной командой. И в Сен-Пьере у них наверняка были свои люди, видевшие наше прибытие. И на Тортуге тоже. Вот они и рассудили, что раз уж мы вышли из Бастера вдвоём, а до пункта назначения добрался только один корабль, то и золото будет на нём. Почти угадали.
Скорее всего, этот бриг и должен был поджидать нас на пути возле Испаньолы.Либо это просто подстраховка, а по дороге сюда нас поджидал кто-нибудь более мощный и опасный. Какой-нибудь испанский военный галеон, всё же добыча того стоила.
Я не спеша вышел на палубу. Обозлённые флибустьеры, не найдя добычи, выводили оставшихся испанцев наверх, вести допрос с пристрастием. Пленных поставили на колени в одну шеренгу, их осталось не так много, всего полтора десятка. Остальные испанцы уже кормили местных рыб. Хотелось порасспрашивать их насчёт золота, преследования и их нанимателей, но по внешности было ясно, что это простые матросы, парни с нижней палубы, и знают они не больше, чем случайные прохожие. Поэтому я просто оставил их на потеху команде.
Парни у меня были суровые. Обветренные, просоленные. Никаких колебаний или угрызений совести. Первому из пленных демонстративно вспороли брюхо, и только потом стали спрашивать. Как-то оно легче спрашивается, убедительнее, когда рядом валяется труп, смердящий кровью и потрохами, который всего секунду назад надменно и дерзко смотрел на своих пленителей.
Вопросы задавал Клешня, в основном сам, изредка прибегая к помощи переводчика. Словарного запаса, чтобы спросить, где деньги и может ли кто дать выкуп, хватало даже у меня. Я безмолвно наблюдал, прислонившись плечом к бизани, Клешня обернулся ко мне, быстро спросил взглядом. Я еле заметно кивнул в ответ, продолжай, мол. Я тоже никаких сентиментальных чувств к этим испанцам не испытывал.
Один из пленных что-то быстро забормотал, прося пощады. Мартинез, один из наших испанцев, перевёл в общих чертах. Ни денег, ни выкупа у этого пленного не было, и Клешня тут же полоснул его ножом по горлу, а трое пиратов выбросили тело за борт, как бесполезный груз. В глазах у Клешни не было никакого азарта, злости или возбуждения, только холодная деловитость, и это, наверное, пугало пленных испанцев сильнее всего. Хотя остальные флибустьеры кровожадно шутили и смеялись, наперебой предлагая всё новые и новые способы заставить пленников говорить. Некоторые способы удивили даже меня.