Корсары Николая Первого
Шрифт:
К вечеру шведские корабли уже практически настигли беглецов, но, как оказалось, все же чуточку опоздали. Барометр падал весь день, но в какой-то момент он попросту рухнул. Ветер, постепенно крепчавший, к тому времени превратился уже в некое подобие шторма, и вот тут выяснилась интересная особенность испанского корабля. Сравнивая его с корветом, Верховцев сразу ощутил заметно худшую маневренность. Для торгового судна неудивительно. Вот только, как оказалось, построенный для дальних океанских переходов корабль волну держал играючи. А вот «Князя Варшавского», изрядно валяло на волне, это мичман помнил. И шведские фрегаты, похоже, не избежали подобного недостатка. Чему, к слову, не стоило удивляться. Корабли,
Ночью шторм разыгрался не на шутку. Убрав все паруса, кроме штормовых, «Санта-Изабель» моталась на волнах, как одинокая ягода в корзине. Шведские фрегаты окончательно исчезли из виду, очевидно, отстав, но легче от этого не становилось. Теперь надо было бороться просто за выживание.
И вот тут лучше всех показали себя испанцы. Опытные моряки, не раз ходившие за океан, с парусами они управлялись лихо. Русским, стоило признать, до них было далеко. Все же дальние походы не самый любимый конек русского флота. Хаживали, конечно, в кругосветки, Антарктиду открыли, но то был удел элитных экипажей. Большинство же занимались тем, что британцы пренебрежительно называли каботажем. А учитывая, что матросы с корвета в большинстве молодежь, зрелище было так себе. Но – труса не праздновали и даже никого не потеряли, что в такую погоду уже достижение.
К утру ветер и не думал стихать. Корабль выдавал сейчас узлов пятнадцать, а то и больше. Ни один пароход не смог бы развить такую скорость. Плохо только, что их волокло прочь от родных берегов.
Лишь ближе к вечеру стало немного спокойнее, но волны пока не унимались, и «Санта-Изабель» приходилось несладко. Зато Верховцев поймал себя на мысли, что ему все это явно пошло на пользу. Раньше у него была одна, как он считал, постыдная особенность. Даже при относительно небольшой качке его мутило, да так, что порой он с трудом сдерживался, дабы желудок не вывернуло наизнанку. Самое смешное, что первоначально этим мучились практически все начинающие флотоводцы, но, в отличие от сокурсников, у Александра это не проходило и, похоже, не собиралось.
Зато после навалившихся на него приключений вдруг оказалось, что он не чувствует ни малейших позывов к морской болезни. Что уж тут повлияло, заплыв в ледяной воде, простреленная рука, о которой он, к слову, уже больше суток не вспоминал, или ночь на мостике в отчаянных попытках удержать корабль? А может, чужие корабли, от которых с трудом оторвались, или осознание того, что в любой момент под днищем корабля может раздаться хруст, радостно сообщающий о подводной скале, на которую они налетели? Трудно сказать, главное, море его бить перестало.
Окончательно море успокоилось только под утро, когда все уже валились с ног от усталости. К тому времени окончательно разошлись тучи, и в неверном свете луны удалось рассмотреть берег. До него оставалось мили две, не больше. И не увидели б, однако в серой мгле слабо замерцали огни какой-то деревушки.
Наскоро померили глубину, обнаружили, что под килем всего-то десяток саженей, и отдали якорь, после чего люди попадали там же, где и стояли. Плевать было и на мокрую одежду, и на твердые палубные доски – как оказалось, все это совершенно не мешало спать. Правда, очень скоро народ как-то незаметно перебрался в кубрик…
Александр проснулся с первыми лучами солнца. Сколько он проспал? Три часа? Четыре? В любом случае немного, однако чувствовал себя на удивление бодрым и отдохнувшим. Настроение не испортила даже мокрая одежда, тем более что гардероб прежнего капитана был практически нетронутым и, что самое главное, чистым. Так что на палубу он вышел, словно только-только
гулял по улицам Мадрида.– Ну, красавец! – прокомментировал Матвеев. Он как раз уминал огромную тарелку яичницы с беконом, устроившись прямо на палубе, в тени мостика. Там же расположились Гребешков, Сафин и здоровенный, до ушей заросший густой черной бородищей испанец. Его, как уже знал мичман, звали Диего, и служил он на «Санта-Изабель» ни много, ни мало, а боцманом. Соответственно, авторитетом у испанской части команды пользовался немалым и, за отсутствием капитана и прочих офицеров, остался у своих за старшего. К слову, и по-русски неплохо понимал, хотя говорил с трудом.
– Мы на вашу долю оставили. Не побрезгуешь?
Александр усмехнулся. Нет, конечно, офицеру с нижними чинами за одним столом трапезничать вроде как бы и не положено. Вот только если ты с ними на одном острове выживал, потом в бою друг другу прикрывал спины… Некоторые условности в такой ситуации кажутся не просто смешными – глупыми.
В общем, на огромной сковороде оказалось еще изрядное количество простого, но вкусного и даже не успевшего остыть жарева. Тарелками, правда, не пахло – обычные железные миски, но это мелочи. Хуже, что вилок не было, ну да и ложкой можно управиться. Особенно когда в комплекте с завтраком идет самая лучшая приправа – голод. В такой ситуации бежать в каюту и потрошить наследство капитана в поисках той самой несчастной вилки, по меньшей мере глупо.
– Ну, что дальше будем делать? – спросил Матвеев, когда они закончили уминать яичницу и перешли к напиткам. Александр пил крепкий до черноты и такой же сладкий кофе, Диего – его же, но без сахара. Как ни странно, Гребешков тоже отдал должное напитку – когда-то пристрастился в дальнем походе, как он сказал. Сафин предпочел более прозаичный чай, а Матвеев и вовсе на кофе посмотрел, как на гадость какую-то, и заявил, что бусурманское пойло он потреблять не станет. Так что – тоже чай, и никакой альтернативы. Старовер, что с него взять.
– Идем домой, что же еще? – слегка удивленно ответил Александр.
– Можно и домой, но… Поверь мне, мичман, не дойти нам.
– Это почему еще?
– Англичане – не дураки. Сейчас они Питер блокировали наглухо.
– Из-за нас? – спросил Верховцев и замолчал. Вопрос был глупый.
– Да нет, что ты. Мы – так, сошка мелкая. Даже если те, со шлюпа, которые разбежались, уже добрались до своих… А так, скорее всего, и есть. Разве что финны их перебили.
– Финны ж вроде на их стороне.
– Э, мичман, какой же ты еще молодой, наивный. Финны – на своей стороне. У них одна мысль в голове: бойся сильного, режь слабого. Знаю я их, те еще поганцы. Ладно, будем думать, что добрались. И что, флот за нами погонят? Не стоим мы этого, поверь. Но вот порты наши они блокируют, для них сейчас главное торговлю нашу разрушить.
– А столица? Они ж на нее попрут.
– Ага. Британский капитан об этом тоже говорил. Мол, форты с утра расстреляем, обедать уже на Невском будем. Пустое это, бахвалятся и только. Ты на меня не смотри, что мирный человек, я флотскому интендантству много чего поставлял, знакомства имею и понятие о том, что флот может, а что нет, тоже. Кронштадтские форты они не пройдут.
– Я это и сам понимаю.
– Тогда зачем ерунду говоришь? Британцы, чай, не глупее тебя. Ясно же – постараются блокировать флот и начнут грабить. Собственно, уже начали. И проскочить мимо них будет сложно.
– Он дело говорит, – хмуро буркнул Гребешков. – Я так мыслю, не то что к Кронштадту не прорвемся – не дойдем до него. Несло нас далеко, тащиться долго, чужих кораблей здесь, как собак нерезаных. И все постараются нами поживиться под шумок. Война все спишет.
Возразить было нечего, только вчера от шведских фрегатов бежали. Мичман хмуро кивнул: