Коршун и горлица

Сарита нехотя уступила ему и встала, спуская рукава простого льняного платья, оказавшегося среди вещей, заботливо собранных для нее Калигой и Зулемой.

Ну так?
– она встала перед ним на колени, прогнувшись, так что лицо ее оказалось подставленным сияющему солнцу.

Что ты хочешь теперь делать?
– спросил ее Абул, прищурившись.

– Ловить форель, что же еще, - она выпрямилась и засмеялась.
– Я думала, что ясно дала тебе понять.

Он поймал ее за руки и усадил на траву. Она подчинилась ему, все еще насмешливо на него глядя, и села, скрестив ноги.

– Вопрос слишком серьезный, моя Сарита. Что ты желаешь теперь делать?
– она нахмурилась, почувствовав его серьезность.

– Я иду с тобой. Ты должен вернуться в Альгамбру, и я иду с тобой. Ее глаза были полны решимости.
– Ты ведь не отошлешь меня снова, Абул?

– Я не отважусь больше на это, - сказал он.
– Теперь, когда я знаю, что происходит, когда дело попадает в твои руки, моя милая, я не собираюсь тебя отпускать.

– Вчера ты сердился из-за этого, а теперь смеешься, - сказала Сарита в полной растерянности.

– Ты был прав, когда говорил, что я не понимаю твоего народа и не должна пытаться вмешиваться в события. Урок был горьким, но он многому меня научил, и я могу понять твой гнев, но прошу тебя надо мной не смеяться.

– Ах, дорогая, я и не собираюсь, - Абул почувствовал угрызения совести и притянул ее к себе.

– И не думай, что я не понимаю того, что тебе пришлось вынести.

– Но теперь все это в прошлом, - сказала она.

– Давай покончим с этим и обсудим наше будущее.

– Давай, - согласился он, - и я хочу знать, как ты хотела бы устроить это будущее.

– Ты должен вернуться в Альгамбру, Абул. Мы должны смириться с этим. Ты и так надолго уехал оттуда.., и за это я должна винить саму себя.

– Мы не вернемся в Альгамбру, - тихо сказал Абул. Он долго думал над тем, как лучше сообщить ей о том, какую цену пришлось заплатить ему за ее освобождение, и, не придумав ничего, решил пустить разговор на самотек.

– Почему?
– по тому, как она задала этот вопрос, Абул понял, что она уже угадала его ответ.

Он легонько шлепнул ее по губам.

– В жизни человека есть много дорог, Сарита. И я не желаю до конца своей жизни идти по одной и той же, так что я решил изменить направление.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Так ты выменял меня на Гранаду.

Он рассмеялся и ущипнул ее за нос, стараясь показать ей, что достаточно легко относится к этому.

– Как оказалось, Гранада стоит души человека.

Много ли вещей, созданных руками человека, могут похвастаться тем же самым?

– Нет, Абул, я не верю в это.., я не могу.., я не могла бы жить, если бы думала...

– Тише, глупышка! Или ты думаешь, что без халифата я - ничто? Это было бы серьезным оскорблением, Сарита.

Она снова посмотрела вверх, туда, где высились пики гор и подумала об орле, которому подрезали крылья. Мука переполняла ее.

– Не притворяйся, Абул. Ты знаешь, что ты - это Гранада, а Гранада это ты. Вы неразрывны друг с другом.

– Ты говоришь глупости, которые еще и оскорбительны, - прервал ее Абул, - ты отнимаешь у меня право на мои собственные приоритеты, право на выбор пути, по которому мне следует идти дальше, однако я сделаю его сам и этот выбор не будет иметь ничего общего с выбором, который сделали бы люди, не видящие дальше своего носа.

Сарита вздрогнула; она почувствовала в нем нешуточный гнев. Абул был самым независимым мужчиной из тех, кого она когда-либо встречала. Он редко действовал не обдумав как следует последствий и, сделав что-либо, не тратил времени на пустые сожаления о содеянном. Так что, если он решил променять халифат на нее, то ей следует с радостью и благодарностью принять это.

Мысли сменяли одна другую, и она лихорадочно пыталась найти нужные слова, чтобы исправить свою ошибку. В конце концов, она решила, что будет лучше, если она воздержится от извинений и вообще от каких-либо объяснений, поскольку они могут увести ее туда, откуда ей будет еще труднее выбираться.

– И что ты хочешь теперь делать, Абул?

– Есть несколько возможностей, - сказал он легко, как будто до этого они не ссорились.
– Если хочешь, мы можем построить здесь хижину и наслаждаться жизнью вдали от света.

– Держать коз, - захлопала в ладоши Сарита, - коз и цыплят. У нас тут достаточно воды, а вокруг растут оливковые деревья и, возможно, мы могли бы выращивать...

– Зимой тут будет довольно холодно, - серьезно сказал Абул.

– Да, наверно. На зимние месяцы племя всегда спускалось в низины.

– Мы можем жить и жизнью бродяг, если тебе этого хочется, - сказал Абул.

– Мне кажется, что двоим будет трудно жить жизнью такого рода. Она требует какого-то сообщества.

– Ну, может быть, тебе захочется поехать в...

Почему-то подобная мысль не приходила в голову Сарите. Оставить полуостров.., порвать все ниточки, связывающие ее с Испанией.., с родиной, в людьми ее расы... Она вздохнула.

– Да, но что ждет нас там?

– Поместье моей матери, оно находится у моря.

Оливковые и апельсиновые рощи, сосны, дом из белого мрамора с террасами, выходящими на море, сады с хибискусом и олеандрами.

– И все это твое?

– Я унаследовал его, - улыбнулся он.
– Моя мать умерла десять лет назад, и я постоянно приезжал туда, но я никогда не жил там, хотя, будучи мальчишкой, проводил там много времени.

– Никогда не жил там?
– Это казалось ей необычайно важным.

Неужели они могут найти место, не населенное призраками прошлого?

Абул покачал головой:

– Никогда.

– Но там есть гарем?

– Гарем, моя милая, не может существовать без женщин, живущих в нем.

– Но ведь это то место, в котором они содержатся отдельно от мужчин.

Он покачал головой:

– Необязательно. Он не может существовать без женщин.

– Но ведь там, в.., у тебя будут жены?

– Только одна, или ты разрешишь мне иметь еще?
– он уже открыто смеялся над ней, и, заразившись его смехом, она рассмеялась сама.

– Нет, дорогая, никаких женщин. Ты будешь только моей, а я - только твоим.