Кортес
Шрифт:
Для конкистадора этот брак означал полный разрыв с мексиканским прошлым. Ему, с душой индейца, приходилось становиться заложником испанских корней. В Кастилии он не мог пройти к вершинам власти, демонстрируя свои симпатии к туземцам. Ему следовало скрывать недоверие к испанцам. Если он хотел вернуть себе управление Мексикой, у него не оставалось иного выбора, кроме как жениться и этим приобрести для себя могущественных покровителей.
Хотя Кортес, вспоминая о пребывании в Испании в беседе с капелланом Лопесом де Гомарой, был весьма немногословен, тем не менее можно заключить, что ему пришлось прождать несколько долгих недель, прежде чем добиться аудиенции у императора. Встреча состоялась в Толедо летом 1528 года, по-видимому, в сентябре, и только стараниями адмирала Кастилии, герцога Бехарского и графа д'Агилара, своего будущего тестя. Все трое присутствовали на приеме, равно как и Франсиско
Карл V не сумел воспользоваться оглушительной победой над Франциском I. 24 февраля 1525 года французы были разгромлены в битве при Павии недалеко от Милана, а их король взят в плен. В августе он был доставлен в Мадрид и заключен в тюрьму, где содержался в неподобающих его особе условиях. Подле французского короля, относившегося к войне как к рыцарскому поединку, Карл V показал себя коронованным карликом, лишенным величия духа. 14 января 1526 года он вынудил Франциска I подписать Мадридский договор, по которому французский король возвращал себе свободу в обмен на Артуа, Бургундию и выкуп в три миллиона экю. По требованию Карла V два младших ребенка Франциска становились заложниками соблюдения условий договора.
Бракосочетание Карла V с Изабеллой Португальской, состоявшееся в апреле того же года, ни в коей мере не могло компенсировать все свалившиеся на императора напасти. После поражения имперцев под Мохачем турки заполонили подвластную Фердинанду Венгрию. А 6 мая 1527 года ландскнехты Карла V вступили в Рим и подвергли город разорению. В длинном перечне богохульных и варварских злодеяний разграбление Рима занимает одно из первых мест. Почти целый год войска Карла V, не получавшие жалованья, мстили тем, что убивали, грабили, жгли и вымогали. Опьяненная безнаказанностью солдатня перешла к откровенному вандализму. Отбивали головы у статуй, рвали древние манускрипты, жгли картины прославленных мастеров. Папа и его кардиналы были взяты в заложники. Вся Европа объединилась против Карла V, виновного в поругании средоточия христианства.
22 января 1528 года Франциск I и английский король Генрих VIII объявили Испании войну. В отместку Карл V заточил в темницу детей Франциска, которых держали в Сеговии в недостойных условиях. Этот акт вызвал всеобщее негодование. В довершение всего Карла свалил приступ подагры.
Кортес знал цену своему собеседнику. Король не гнушался захвата заложников, вел себя подобно главарю бандитской шайки. Как смел этот человек бросать ему обвинения в злоупотреблениях, которых к тому же он не совершал? Кортес смотрел королю прямо в глаза: конкистадор решился идти до конца. Он подготовил записку, в которой изложил все свои деяния и планы на будущее. Кортес ни на йоту не отошел от своих взглядов. В длинной речи он объяснил королю суть своей политики, выступая за сохранение традиционных индейских структур и христианизацию туземцев монахами нищенствующих орденов. Он еще раз пытался оправдать репартимьентос, защищая свое видение равновесия между сохранением индейцев и проживанием испанцев на этих землях. Он не произнес слова «смешение», но оно отчетливо прослеживалось во всех его предложениях. Король слушал, пытаясь прочесть в глазах своих советников то, что он должен был ответить, но слова Кортеса доходили до сердца без посредников. Даже если бы он не сказал ни слова, Карл V не смог бы устоять перед его страстным напором, убежденностью в собственной правоте. Но сама Америка, однако, оставалась для короля не более чем абстракцией.
Чтобы государь мог посмотреть на коренное население Новой Испании, Кортес представил ему свою свиту: индейцы танцевали под звуки тамбуров, жонглеры крутили на ногах деревянные чурки. Карл V мог подивиться на ягуаров в клетках из дерева, оценить яркую зелень перьев птички кецаль, полюбоваться круглыми щитами, инкрустированными золотом и серебром, дорогими плащами и оружием из обсидиана. Но Кортесу не удалось произвести впечатление на императора. Он вежливо выразил свое восхищение, но экзотика его сейчас не интересовала. Короля в этот момент больше беспокоила его подагра.
После первой встречи прошло еще несколько долгих недель, а от короля не было никаких вестей. Кортес заболел и слег в Толедо, где снимал дом. Поговаривали, что ему уже недолго осталось жить. Лос Кобос и Зунига убеждали короля посетить умирающего, благословить его в последний путь. Олицетворяя собой милость и всепрощение, император зашел проведать губернатора Новой Испании, которого сам же снял с должности несколько месяцев тому назад. О чем они говорили в этот раз, неизвестно, но только спустя восемь дней
после этого визита Кортес вернулся к жизни. Теперь то, что король опрометчиво обещал умирающему, приходилось даровать живому и здоровому. Глаза конкистадора засверкали прежним огнем.А политика в отношении Новой Испании становилась тем временем не то чтобы гибкой, а скорее извилистой. Несмотря на то что опала Кортеса сменилась добрым расположением короля, 9 декабря 1528 года в управление краем вступила первая Аудиенция. Эта хунта из пяти человек очень скоро превратилась в триумвират: два аудитора были убиты после их приезда в Мехико, показав, насколько опасной была работа исполнительной власти в Новой Испании. Власть разделили Нуньо Белтран де Гусман, Хуан Ортис де Матиенсо и Диего Дельгадильо. Не зная об изменениях, происшедших во взаимоотношениях императора и прежнего губернатора, три аудитора немедленно возбудили судебное расследование деятельности Кортеса. Гусман собрал двадцать два свидетеля, готовых давать показания по злобе или из соблюдения субординации. Тяжесть десницы Аудиенции очень скоро почувствовали на себе и индейцы. Но наступление Гусмана могло иметь только временный успех.
На корабле, доставившем аудиторов в Новую Испанию, находился также брат Хуан де Зумаррага – первый епископ Мехико. Назначенный центральной властью «защитником индейцев», этот напористый францисканец дал яростный отпор проискам Аудиенции. В Испании тем временем Кортесу, действовавшему среди францисканцев подобно умелому вербовщику рекрутов, удалось добиться от короля издания в Толедо указов о хорошем обращении с индейцами. Хотя они и не запрещали порабощение, эти указы явились настоящим прорывом, существенно ограничив эксплуатацию коренного населения. Цинику Гусману стало ясно, что его наступление превращалось в арьергардный бой.
С 1522 года осторожный Карл V не переставал именовать Кортеса во всех документах титулами губернатора и главнокомандующего в Новой Испании, но очевидно, что с 5 апреля 1528 года они стали фикцией, поскольку реально власть была передана в руки Нуньо де Гусмана. Поэтому теперь, в начале 1529 года, Кортес ждал от Карла V морального и юридического признания правомочности всех своих действий. Конкистадор вел войну на два фронта: с одной стороны, он желал вернуть себе пост губернатора Новой Испании, с другой – добивался официального закрепления за ним земельной собственности, захваченной им самовольно. Однако и король хотел того же: политической власти и доходов с земли Кортеса. Никто не знал, кто выйдет победителем из схватки. Это был поединок с непредсказуемым исходом. Обычно полагают, что власти нельзя долго противостоять, но расклад тайных сил иногда обманывает ожидания.
С марта 1529 года Кортес уже знал, что получит титул маркиза и права собственности на все захваченное недвижимое имущество. В отношении управления Новой Испанией вопрос еще не был решен, но Эрнан питал надежды. 1 апреля король написал Гусману письмо с целью урегулирования проблемы возмещения расходов на экспедицию к Молуккским островам и жаловал Кортеса двойным титулом маркиза и губернатора! [210]
В начале апреля успокоенный Кортес обвенчался в Бехарском замке с юной Хуаной де Зунига. В этом орлином гнезде на вершине отвесной скалы Кортесу, наверное, было не по себе: клочок земли в тесном ошейнике злобно ощерившихся зубцами толстых стен старой крепости. Место как нельзя лучше подходило для этого брака: за конкистадором захлопнулась дверь клетки. Но Кортес ухватился за этот союз, как потерпевший кораблекрушение хватается за спасительный обломок мачты. Если бы он не женился, его ждала судьба беглеца, человека вне закона, за голову которого назначена награда, а теперь милостью Гименея он маркиз, губернатор и главнокомандующий. Спасительный шаг, но за него пришлось заплатить дорогой ценой.
210
См. грамоту Карла V от 1 апреля 1529 года, отправленную из Сарагосы. Documentos cortesianos. V. III. Р. 38.
Хотя бы потому, что Кортес никогда не говорил о своем новом браке, можно предположить, что этот союз не был для него счастливым. Не находилось у него и доброго или нежного слова для супруги по расчету, младше его почти на двадцать пять лет, которую он с трудом выносил, несмотря на ее свежесть и красоту. Чтобы не ударить в грязь лицом, он подарил ей к свадьбе пять чудесных изумрудов, вызвавших зависть у императрицы Изабеллы. «Никогда еще в Испании у женщины не было столь великолепных драгоценностей», – восхищался Лопес де Гомара. [211] Но украшения не могли сделать брак счастливым.
211
L'opez de Gomara. Р. 273.