Кортни. 1-13

— Чарли! — крикнул Том, и матрос сквозь туман безумия схватки услышал его. — Разбей эту дверь, — приказал Том.

Чарли улыбнулся этому приглашению к дальнейшему разрушению.

— Отойди в сторону, Томми, — крикнул он, кидаясь к двери. Двумя мощными ударами топора он разбил дверь, и та повисла на петлях. Том пинком вышиб ее и пробежал внутрь. И обнаружил, что очутился в лабиринте маленьких комнат и коридоров. Он побежал вперед, заглядывая в комнаты.

Очевидно, их покидали в спешке: одежда и постели лежали в беспорядке.

Неожиданно Том услышал над головой громкие удары; в конце коридора он увидел шаткую лестницу. Похоже, кто-то пытался вырваться из запертой комнаты. Может, Дорри!

Сердце Тома заколотилось сильнее. Ни о чем не думая, Том бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Наверху он увидел тяжелую дверь. Она была открыта, ключ еще торчал в замке. Он вбежал в длинную узкую комнату. Окна здесь были закрыты ставнями, и в комнате было темно.

— Дорри! — крикнул Том и быстро огляделся.

Он сразу понял, что это не тюрьма. Вдоль стены напротив забранного ставнями окна стояло множество небольших деревянных сундучков.

Очень похожих на захваченные на корабле аль-Малика, на те самые, в которых хранился выкуп за Дориана.

Том понял, что попал в одну из кладовых аль-Ауфа, возможно, в ту, где пират держал самую ценную добычу.

Четыре сундучка были открыты, крышки откинуты.

Даже озабоченный поисками брата, Том был захвачен увиденным. Он узнал обычные для арабов мешочки с монетами, заполнявшие сундучки. Том взял один мешочек и взвесил в руке. Его вес и форма монет, которую он почувствовал сквозь ткань, рассеяли все сомнения.

— Золото, — прошептал он. И тут же заметил, что кто-то оставил рядом с сундучком кожаную седельную сумку.

Ее почти доверху заполняли такие мешочки. Должно быть, Том помешал кому-то набить суму перед бегством из осажденной крепости. Звуки, которые слышал Том, были ударами по сундучкам.

Кто бы это ни был, он еще здесь. И едва Том это понял, как услышал за собой осторожные шаги. Звук насторожил его, и Том повернулся к двери.

Услышав шаги Тома на лестнице, аль-Ауф спрятался за открытой дверью, и теперь Том сразу узнал его.

Он видел его на борту «Минотавра» во время боя с «Серафимом».

Аль-Ауф выше, чем казалось Тому, его глаза хищника в глубоких темных глазницах яростны, как у стервятника. Голова обнажена, на ней нет тюрбана. Густые черные пряди с нитями седины падают на плечи и смешиваются с завитками бороды.

Губы растянуты в свирепой гримасе; подняв левой рукой пистолет, аль-Ауф наставил его на Тома, целясь в голову.

Мгновение Том смотрел в зияющее жерло ствола, потом взглянул в горящие глаза аль-Ауфа, глядевшие на него поверх ствола пистолета. С металлическим щелчком, который оглушительно прозвучал в узкой комнате, ударник опустился и порох вспыхнул, выпустив облако белого дыма. Том сжался, ожидая удара пули в лицо, но его не последовало. Пистолет дал осечку.

Дым и вспышка на миг ослепили аль-Ауфа, и за это короткое мгновение Том преодолел разделявшее их расстояние. Он видел, что пистолет двуствольный и что палец аль-Ауфа лег на второй курок. И знал, что дважды ему не повезет: вторая пуля убьет его.

Том ударил шпагой по вытянутой руке с пистолетом, и лезвие рассекло запястье аль-Ауфа.

Как бритва, разрубило оно пучок вен и артерий под смуглой кожей, и пистолет выпал из потерявших подвижность пальцев.

Он ударился о каменный пол рукоятью, раздался оглушительный грохот: это выстрелил второй ствол. Пуля раздробила один из деревянных сундуков с монетами, и аль-Ауф отшатнулся, ощупью отыскивая ятаган на украшенном драгоценными камнями поясе. И успел выхватить его, чтобы парировать удар Тома, нацеленный ему в грудь.

Том не ожидал от него такой стремительности. Серебряные пряди в волосах аль-Ауфа ввели его в заблуждение. Корсар был быстрым, как леопард, его рука — сильна, как у человека вдвое моложе. Пока Том приходил в себя после удара, аль-Ауф опустился на колено и рубанул ятаганом по лодыжкам. Это удар мог искалечить Тома. Отскочить он не успевал. Вместо этого он подпрыгнул, и кривое лезвие скользнуло под подошвами его сапог. Еще в прыжке Том ударил по темной голове араба, но аль-Ауф увернулся, как змея, прячущаяся под камнем. Он оставил на каменном полу лужу крови: его запястье все еще кровоточило. Том парировал его выпад и сам сделал ложный выпад в третьей позиции, но аль-Ауф предвидел это и нырнул под лезвие, целя в живот. Тому пришлось отпрыгнуть, и его удар не достиг цели.

Они кружили, глядя друг другу в глаза, пытаясь угадать замысел противника. Каждый пытался найти брешь в защите, и их клинки гремели, соударяясь.

Том поскользнулся в крови, и в то же мгновение аль-Ауф устремился на него, как стрела из самострела; низко пригнувшись, он попытался достать до бедра. Том отбил удар, но вынужден был отступить.

Теперь он понял противника. Тот проворен и ловок, возраст не сказался на силе его руки. Если они продолжат поединок, скажется превосходящий опыт аль-Ауфа.

Том понял: надо предложить противнику соревнование в силе.

Он покачнулся в сторону, играя с аль-Ауфом, предлагая брешь в защите, но когда тот принял вызов и снова попытался ударить снизу, Том остановил его клинок своим и зажал мертвой хваткой. Теперь они стояли почти грудь к груди, скрестив оружие на уровне глаз. Том вложил в свою хватку всю силу молодых широких плеч, и аль-Ауф отступил на шаг. Том чувствовал, как он теряет силы, они с каплями крови уходили из раненого левого запястья. Том надавил сильнее, но аль-Ауф был не так слаб, как старался казаться. Он отступил так быстро, что Том, не встретив сопротивления, качнулся вперед, и снова аль-Ауф пригнулся, нанося удар.

Тому следовало предвидеть это; он уже достаточно знал противника, чтобы защититься от удара снизу. Только чудом он с невероятной быстротой и кошачьей ловкостью отклонил нижнюю часть тела, и ятаган лишь зацепил его бедро. Лезвие разрезало штаны и слегка задело упругую мышцу ноги.

Но рана не была опасна, а аль-Ауф, проведя этот удар, уже очень устал. Он отчаянно пытался восстановить силы, а Том поднял шпагу и заставил противника вращать оружие. Два лезвия кружились, прижатые друг к другу, сталь скрипела о сталь так громко, что от этого звука вибрировали нервы и дрожали рукояти в руках.

Тому удалось навязать противнику соревнование в силе: аль-Ауф не смел отсоединиться. Чтобы сделать это, он должен был открыться, а он знал, что удар будет нанесен с быстротой молнии.

Это был классический изматывающий прием, которому Тома научил Аболи.

— Этим приемом твой отец убил Шредера, — рассказал Аболи, — а этот голландец был величайшим фехтовальщиком из тех, каких мне приходилось видеть. После твоего отца, конечно.

Том вложил в запястье всю силу, и аль-Ауф сделал шаг назад. Клинки продолжали вращаться, и на смуглом лбу, который теперь был покрыт глубокими морщинами от усилий, проступил пот и потек в глаза и на бороду. Том, торжествуя, чувствовал, что противник слабеет. Из его запястья по-прежнему шла кровь, и губы аль-Ауфа искривила гримаса отчаяния. В его глазах тоже было отчаяние — и смерть.