Кортни. 1-13

Бен-Абрам с минуту собирался с мыслями, потом заговорил тихо, чтобы за пределами шатра никто не мог его услышать. Он рассказал Ясмини, как Дориана ребенком захватили и продали в рабство, как аль-Малик купил его у пиратов и усыновил.

— Я встречался с ним лицом к лицу, с братом аль-Салила. Я хорошо узнал его на острове, после того как он уничтожил гнездо пиратов. Его зовут Том. Я был его пленником, но он отпустил меня и отправил с известием к аль-Салилу. Он пообещал, что никогда не откажется от поисков брата и когда-нибудь найдет его и освободит.

Ясмини в поисках подтверждения взглянула на Дориана, и тот кивнул.

— Тогда почему он не сдержал клятву, этот твой верный брат? — спросила она.

Дориан смутился.

— Не могу ответить, — признался он. — Брат Том никогда не отказывался от клятв. Вероятно, за столько лет он просто забыл меня.

— Нет, — сказал Бен-Абрам. — Есть нечто такое, чего ты не знал, а я не мог тебе сказать. Твой брат, разыскивая тебя, вернулся на Занзибар.

Принц аль-Малик не хотел расставаться с тобой. Он послал к твоему брату муллу аль-Алламу. Аль-Аллама сказал, что аль-Амхара умер от лихорадки и на кладбище есть могильный камень с его именем.

— Так вот почему отец изменил мне имя на аль-Салил, — сказал Дориан. Он понял. Голос его зазвучал сильнее и увереннее. — Чтобы скрыть истину от Тома. Неудивительно, что брат отказался от поисков.

Он закрыл глаза и замолчал. Ясмини подумала, что он лишился чувств, но потом увидела, что из закрытых глаз Дориана выкатилась единственная слеза. Ее сердце сжалось от жалости к нему.

— Что ты будешь делать, любовь моя?

Она погладила его горячее раскрасневшееся лицо.

— Не знаю, — ответил он. — Все это так жестоко. Мне словно сердце режут саблей.

— Ты теперь мусульманин, — сказал Бен-Абрам. — Сможешь ли ты вернуться к своим корням?

— Поверит ли твой брат, что ты жив, если столько лет считал тебя мертвым? — спросила Ясмини.

— И как ты можешь обнимать его, зная, что он заклятый враг твоего отца калифа аль-Малика, враг твоего бога и твоего народа?

Бен-Абрам повернул нож в его сердце.

У Дориана не было ответа на эти вопросы. Он отвернулся лицом к кожаной стене палатки и нашел убежище в слабости, вызванной раной. Он то терял сознание, то приходил в себя, его терзала физическая боль, но еще больше — сила чувств, угрожавших разорвать сердце. Все это время Ясмини не отходила от него.

Армия много дней простояла лагерем под подъемом, пока шейх лежал в уединении своего шатра.

Под руководством Башира раненых собрали и соорудили для них навес под тенистыми деревьями. Раненых лечил Бен-Абрам. Мертвых похоронили, но тех, кто уже был погребен под камнями лавины, не тронули. Потом починили то, что было разбито и поломано, и наточили сабли. И все время ждали приказа. Но приказа не было. Башир аль-Синд гневно бродил по лагерю, набрасывался на каждого, кто попадался ему на пути, и люди разделяли его досаду.

Все жаждали возможности отомстить за товарищей, погибших в узком проходе, но не могли — без приказа аль-Салила.

По лагерю распространялись слухи, что Башир поднимет мятеж и откажется повиноваться раненому шейху. Говорили, что шейх умер, что он выздоровел, что он ночью сбежал, бросив их на произвол судьбы.

Потом по рядам поползли другие, еще более необычные слухи: будто с побережья на соединение с ними идет вторая экспедиционная армия под командованием принца царской крови. Объединив силы, они смогут наконец уничтожить неверных в их логове. Этот слух распространялся всего несколько часов, а потом все услышали далекий глухой грохот боевого барабана, вначале такой тихий, что его можно было спутать с туканьем собственного сердца. Арабские солдаты толпились на высоких местах, смотрели на равнину, слышали звуки рогов. Они увидели приближение великолепной армии. Впереди ехала группа военачальников.

Все в страхе смотрели, как незнакомые воины въехали в лагерь. Предводитель армии был в доспехах турецкого стиля, в шлеме, похожем на котел, с острием наверху, с прошитым клапаном на горле. Звонким голосом этот великолепный воин обратился к собравшимся:

— Я принц ибн-аль-Малик Абубакер. Люди Омана, верные и преданные солдаты, я принес вам печальное известие. Абд Мухаммад аль-Малик, мой отец и ваш калиф, умер в своем дворце в Маскате, сраженный мечом черного ангела.

Стон прокатился по рядам: большинство сражалось у Маската, чтобы посадить аль-Малика на Слоновий Трон, и все любили калифа. Солдаты опускались на колени и восклицали:

— Да помилует Аллах его душу!

Абубакер дал им выразить свое горе и поднял руку в перчатке, призывая к молчанию.

— Воины калифа, я принес вам приветствие от вашего нового правителя, Заяна аль-Дина, любимого старшего сына аль-Малика. Он теперь калиф. Он просит вас присягнуть ему на верность.

Все во главе с Баширом аль-Синдом рядами встали на колени и дали клятву верности, призывая в свидетели Аллаха. Ко времени окончания церемонии солнце уже садилось. Тогда Абубакер распустил всех и подозвал к себе Башира.

— Где этот трус и предатель аль-Салил? — спросил он. — У меня есть к нему срочное дело от имени калифа.

Дориан, лежа в своем шатре на тюфяке, слышал объявление о смерти приемного отца: слова Абубакера отчетливо доносились сквозь кожаные стены. Ему показалось, что разом рухнули все основы его жизни.

Он был слишком слаб и болен, чтобы преодолеть это потрясение и новые трудности.

Потом он услышал имя Заяна аль-Дина и новость о его восшествии на Слоновий Трон и понял, что положение гораздо хуже, чем он считал. Огромным усилием он подавил горе, постарался забыть о своей слабости, взял Ясмини за руку и привлек к постели. Ее тоже потрясло известие о смерти аль-Малика, но не так глубоко, как Дориана, потому что она едва знала отца как человека. И когда Дориан встряхнул ее, она быстро справилась с горем.

— Мы в большой опасности, Ясси. Теперь мы оба в полной власти Заяна. Я не буду объяснять тебе, что это значит, потому что Куш — святой по сравнению с твоим братом.

— Как нам бежать от него, если ты прикован к постели, Доули? Что нам делать?

Он негромко и настоятельно объяснил ей, что она должна сделать ради них обоих, и заставил повторить каждую подробность.

— Я дал бы тебе письмо, но не могу сейчас писать этой рукой. Ты должна будешь передать сообщение устно, но хорошо запомни его, иначе он не поверит.

У Ясмини был острый ум, и даже в смятении она все запомнила с первого раза, хотя ей трудно было выговаривать некоторые слова, которым Дориан ее научил.

Однако времени совершенствовать произношение у них не было.

— Годится. Он поймет. Теперь уходи! — приказал он.

— Я не могу оставить тебя, господин! — взмолилась она.

— Если ты останешься, Абубакер тебя узнает. В его когтях ты не поможешь ни мне, ни себе.

Она поцеловала его один раз, нежно, с любовью, потом встала, собираясь выйти, но снаружи послышался тяжелый топот, и Ясмини едва успела вернуться и накрыть голову и лицо шалью. В этот миг клапан шатра откинули, и вошел Башир аль-Синд. Бен-Абрам попытался ему помешать, не подпустить к постели, на которой лежал Дориан.