Кортни. 1-13

Внезапно плотная буро-зеленая стена раздвинулась. Первыми показались массивная голова и плечи. Бык был старый, помеченный шрамами и изрядно потрепанный жизнью. Один рог у него обломался, и от него остался только зазубренный огрызок, второй почти стерся — животное постоянно точило свое единственное орудие о стволы деревьев и термитники. Шея высохла, сморщилась и местами облысела. Левый глаз, пораженный офтальмией, побелел и походил на стекляшку. Людей животное заметило не сразу. Некоторое время бык стоял, тупо пережевывая клок травы. Из уголков рта по торчащим стебелькам сползала слюна. Потом мотнул головой, отгоняя маленьких черных мух, роившихся у больного глаза и пивших стекавший по щеке желтоватый гной.

«Ах ты, бедолага, — подумал Леон. — Пулю в голову — вот чего ты заслужил».

— Стреляйте.

Он снова тронул графа за руку и замер в ожидании выстрела. То, что произошло следом, стало для Леона полной неожиданностью. Вместе того чтобы стрелять, Отто фон Мирбах вдруг крикнул:

— Ну же, давай! Покажи нам, на что способен.

В следующий момент он выстрелил, но не в голову, а над головой. Буйвол вздрогнул, посмотрел на них своим единственным видящим глазом, шумно фыркнул и, развернувшись, исчез в буше. Сбежал. Скрылся в той же чаще, из которой и вышел. За мгновение до того, как он пропал из виду, граф выстрелил из второго ствола.

Леон видел, как слетела пыль с горба старого буйвола чуть левее угадывавшегося под морщинистой серой шкурой спинного позвонка.

— Вы нарочно его ранили! — возмущенно воскликнул он, еще не до конца сознавая, что такое могло случиться.

— Jawohl! Конечно. Вы сами сказали, что опасны только раненые, а мы ведь пришли сюда размяться по-настоящему. Один уже ранен, и я намерен пощекотать и двух других!

Прежде чем Леон оправился от шока, немец издал воинственный крик и ринулся в буш за раненым быком. Обоих масаи случившееся поразило не меньше. Некоторое время они ошарашенно смотрели вслед графу.

— Да он спятил! — не то с ужасом, не то с восхищением воскликнул Лойкот.

— Да уж, — мрачно подтвердил Леон. — Спятил. Слушайте.

Чаща ожила: стучали копыта, хлестали ветки, трещали сучья. Потом сердитое сопение… тревожное мычание… резкие звуки выстрелов… хруст костей… Леон понял: граф стреляет по всем трем буйволам не для того, чтобы убить, а чтобы только ранить. Он обернулся к масаи:

— Вы здесь ничего больше сделать не можете. Кичва Музуру разбил пивной горшок на сто кусков. Возвращайтесь к машине и присмотрите за мемсагиб.

— М'бого, это большая глупость. Мы должны пойти вперед все вместе. В одиночку ходить нельзя.

В чаше грянул еще один выстрел, за которым последовал долгий предсмертный рев. Хорошо, что хоть одним меньше, подумал Леон. Но еще два быка оставались. Времени на разговоры не было.

— Ладно, идемте! — бросил он.

Все трое побежали и почти сразу увидели Отто фон Мирбаха, стоящего на краю небольшой полянки. У его ног лежал убитый буйвол. Задние ноги животного еще дергались в посмертных конвульсиях. Бык, должно быть, бросился на охотника, когда тот только-только вышел на поляну. Граф свалил его одной пулей в голову.

— Вы ошибались, Кортни, они совсем не опасны, — холодно заметил он, перезаряжая ружье.

— Скольких еще вы ранили? — рявкнул Леон.

— Обоих, разумеется. Не расстраивайтесь, вам еще может выпасть шанс научиться летать.

— Сэр, вы доказали свою отвагу. В вашей смелости никто не сомневается. А теперь дайте мне ваше ружье и позвольте закончить все.

— Не в моих правилах поручать мальчишке мужскую работу. К тому же у вас ведь есть отличное копье. Зачем вам еще и ружье?

— Из-за вас кто-нибудь погибнет.

— Не исключено. В любом случае этим несчастным буду не я. — Вставив в магазин последний патрон, граф зашагал к дальнему краю поляны. — Один из них спрятался где-то в этих кустах. Вытащу его за хвост.

Леон понимал, что немца не остановить. Он только вздохнул и покачал головой.

Бык поджидал врага за первыми кустами и, дав охотнику углубиться на пять-шесть ярдов, вырвался из засады. По бушу словно пронесся ураган. Но и граф оказался на высоте. Мгновенно развернувшись, он вскинул ружье и выстрелил, когда стволы почти уткнулись во влажные черные ноздри. Еще один идеальный выстрел. Передние ноги буйвола подломились, и сила инерции бросила животное к охотнику. Пролетев лавиной по земле, громадная туша врезалась ему в ноги. Графа отбросило на несколько шагов, и он, не удержавшись, свалился на спину. Ружье отлетело в сторону. Задыхаясь и хватая ртом воздух, немец сел. Леон бежал к нему, когда на середине поляны его настиг крик Маниоро.

— Слева, М'бого! Еще один!

Он повернул голову влево и увидел третьего раненого буйвола. Тот был близко и уже наклонил голову, чтобы поднять его на рога. Леон узнал животное по больному левому глазу — перед ним был тот самый бык, которого Отто ранил первым. Времени не оставалось. Он четко, сохранив равновесие, развернулся на носках и в самый последний момент качнулся вправо, оказавшись слева от полуслепого буйвола. Будь у животного целый рог, оно, возможно, вскрыло бы ему живот, а так все ограничилось тем, что огрызок лишь зацепил рубашку. Леон выгнул спину, и бурая махина пронеслась мимо, забрызгав штанины брюк своей кровью.

— Эй! — воскликнул Отто, поднимаясь с земли. Он еще не отдышался после падения, но голос звучал бодро и насмешливо, хотя и хрипло. Опершись на ружье, немец выпрямился. — Тореро!

— Стреляйте! — завопил Леон, увидев, что бык остановился.

— Nein! — прокричал в ответ граф, не поднимая оружие. — Интересно посмотреть, как вы управляетесь с копьем! Вы ведь еще хотите научиться летать? Так продемонстрируйте свое мастерство.

Первая пуля перебила буйволу заднюю ногу, из-за чего он разворачивался немного неуклюже, зато решимости покончить с обидчиками ему было не занимать. Нацелив на противника правый глаз, бык опустил голову и во весь опор устремился к цели. На этот раз Леон встречал его подготовленным. Держа копье в классической масайской манере, как фехтовальщик рапиру, он ждал до самого последнего момента, а когда этот момент настал, вновь развернулся под левый, слепой глаз буйвола. Когда бык проносился мимо — заскорузлый бок даже коснулся его ног, — Леон выставил копье перед быком, направив острие в ложбинку между ключиц. Наносить удар не понадобилось — бык сам наколол себя на копье. Острый, как лезвие бритвы, наконечник вошел в плоть на все три фута и без каких-либо усилий с его стороны. Леон выпустил древко, позволив животному унести его единственное оружие. Копье застряло в груди, и бык отчаянно замотал головой, пытаясь избавиться от источника боли и тем самым приближая конец — сталь резала сердце и легкие.

Смертельно раненный, буйвол еще добрел до конца поляны и там остановился, отыскивая врага единственным взглядом. Найдя наконец Леона, он повернулся к нему, но как-то неуверенно, покачиваясь. Сил хватило еще на несколько шагов. Бык снова остановился и, подняв голову, громко заревел. Потом вместе с ревом изо рта плеснула кровь; он упал на колени и медленно опрокинулся набок.

— Оле! — воскликнул Отто фон Мирбах, но теперь в голосе не чувствовалось насмешки, а когда Леон посмотрел на него, в глазах немца мелькнуло уважение.

К убитому буйволу медленно подошел Маниоро. Наклонившись, взялся за древко ассегая обеими руками и, резко выпрямившись, вырвал окровавленный стальной клинок из туши. Потом масаи повернулся к Леону и отсалютовал ему копьем.

— Я горд быть твоим братом.

* * *

Стараниями Отто завтрак больше напоминал банкет, главной темой которого была, разумеется, утренняя охота. Сидя во главе стола, с завидным аппетитом расправляясь с яичницей и запивая ее кофе, щедро сдобренным отборным коньяком, граф в красках описывал свои охотничьи подвиги. В завершение долгого и подробного рассказа он вскользь помянул Леона.