Кортни. 1-13

Некрологи Изабеллы Малкомс она прочла на шахте Х’ани неделю спустя после их публикации в газетах, но они только усилили ее ощущение изоляции и предчувствие трагической катастрофы, которое оставило у нее проклятие Изабеллы.

В конце концов она вернулась в Вельтевреден только по настоянию Шасы. А когда приехала – с пропыленными в долгой поездке волосами, сильно загоревшая под солнцем Калахари, – была усталой и по-прежнему удрученной.

Шаса ждал ее: должно быть, получил ее телеграмму. Он, вероятно, услышал «даймлер» матери, когда она подъезжала к шато, но не встречал ее на парадном крыльце, и она поняла почему, когда поднялась в свой кабинет. Он повернулся от окна, в которое смотрел, как она приехала, и пошел ей навстречу. Он был в мундире.

Сантэн застыла на пороге, глядя, как он идет к ней, и память унесла ее назад, на много лет, на много миль отсюда, на другую встречу с высоким и невероятно красивым молодым человеком в таком же зеленом мундире с блестящим ремнем и перекрещивающимися портупеями, в сидевшей под небрежным углом пилотке и с крылышками летчика на груди.

– Слава Богу, ты вернулась, мама, – сказал Шаса. – Я должен был тебя увидеть перед отъездом.

– Когда? – выдохнула она, с ужасом ожидая ответа. – Когда ты уезжаешь?

– Завтра.

– Куда? Куда тебя посылают?

– Вначале мы отправляемся в Робертс-Хайтс, – это тренировочная база летчиков в Трансваале, – учиться летать на истребителях, а потом туда, куда пошлют. Пожелай мне удачи, мама.

Она увидела на эполетах его летной куртки оранжевые полосы – знак тех, кто добровольно вызвался сражаться за пределами своей страны.

– Да, мой дорогой, я желаю тебе удачи, – сказала она и поняла: его отъезд разобьет ей сердце.

* * *

Рев двигателя «роллс-ройс мерлин» заполнял его голову даже через наушники радиотелефона, которые Шаса надел поверх кожаного летного шлема. У истребителя «Хоукер Харрикейн» была открытая кабина, и воздушный поток бил пилота по голове, но в то же время позволял беспрепятственно видеть все голубое африканское небо вокруг. Три истребителя летели в стрелообразном строю. Тусклая камуфляжная окраска не могла скрыть их прекрасные смертоносные обводы.

Шаса вел группу. Его продвижение по службе произошло быстро. Он был прирожденным руководителем и к тому же учился управлять людьми у Сантэн Кортни. Ему потребовалось всего восемнадцать месяцев, чтобы стать командиром эскадрильи.

На нем была рубашка защитного цвета с короткими рукавами, такие же защитно-зеленые шорты, а на голых ногах – velskoen [190] : жара в Абиссинии стояла страшная. На поясе висел табельный пистолет «уэбли» – архаизм для пилота современного самолета, но все летчики брали с собой личное оружие после того, как разведка распространила чудовищные, непристойные фотографии. Одна из моторизованных разведгрупп наткнулась на горную деревню и нашла останки двух южноафриканских пилотов, которые совершили вынужденную посадку и были захвачены shufta – дикими горными разбойниками. Пилотов отдали деревенским женщинам. Вначале их оскопили, потом избили раскаленным железом и так искусно вспороли животы, что пилоты еще жили, когда из них вытаскивали кишки. Наконец им раздвинули горящими ветками челюсти, и женщины мочились в их раскрытые рты, пока несчастные не захлебнулись. Теперь все пилоты носили личное оружие, для защиты и для того, чтобы точно знать: живыми их в плен не возьмут.

190

Прочные башмаки из сыромятной кожи, распространенные в Южной Африке.

Сегодня под безоблачным лазурным небом воздух был чистый и ясный, видимость неограниченная. Внизу и прямо впереди тянулись цепи абиссинских высокогорий, крутые Амбы – огромные горы с плоскими вершинами, темные глубокие ущелья между ними, пустыня и скалы, сухие и выжженные солнцем до тусклого цвета иссеченной шрамами шкуры старого льва.

Три истребителя непрерывно набирали высоту. Несколько минут назад они поднялись с пыльной взлетной полосы в Йирга-Алеем в ответ на еле слышные, но настойчивые просьбы пехоты по радио, и Шаса повел звено на север, отыскав тонкую светлую полосу дороги, вившейся в горах далеко под ними.

Он немедленно возобновил осмотр неба, поворачивая голову, не позволяя себе остановиться и сосредоточиться на чем-то близком: вверх, вокруг, вниз в постоянном непрекращающемся движении – и первым увидел их.

Это были крошечные точки, облако черных мушек на болезненно-голубом фоне.

– Внимание, звено, говорит ведущий. Впереди группа! – произнес Шаса в свой радиотелефон. – На одиннадцать часов! Их больше десяти, похожи на «капрони» [191] . Бастер! Бастер!

191

Самолет итальянского производства.

Слово «бастер» означало приказ увеличить скорость.

– Вижу их, – немедленно ответил Дэвид Абрахамс. Им исключительно повезло, что удалось остаться вместе – и в дни обучения на базе в Робертс-Хайтс, и во время всех капризов Восточно-Африканской кампании, и теперь, под командованием Дана Пинаара [192] , тесня итальянские части герцога Аостского [193] через горы к Аддис-Абебе.

Шаса взглянул на Дэвида. Тот подвел свой «харрикейн» почти вплотную к правому крылу Шасы. У него кабина тоже была открыта, и они улыбнулись друг другу. Большой крючковатый нос Дэвида обгорел на солнце и стал алым, ремни шлема не были застегнуты и висели под подбородком. Шасе приятно было, что друг у его крыла. Затем они закрыли кабины, готовясь к нападению, и посмотрели вперед. Шаса мягко развернул звено, поднимаясь к солнцу: классическая тактика нападения.

192

Дэниэль («Дан») Пинаар – генерал-майор, командующий южно-африканскими частями во Второй мировой войне.

193

Герцог Аостский – титул представителя одной из ветвей Савойской династии. Во время Второй мировой войны Амедео, герцог Аостский, был вице-королем Эфиопии.

Далекие мушки быстро превратились в знакомые силуэты трехмоторных бомбардировщиков «капрони». Шаса насчитал их двенадцать – четыре звена по три самолета. Они опять направлялись к перекрестку у Керене, где продвижение южно-африканских частей замедлилось в проходе между крутыми стенами Амбаса, и Шаса увидел, как из бомболюков передних бомбардировщиков начали выпадать бомбы.

«Роллс-ройсы» протестующе гудели. Самолеты продолжали подниматься на полной скорости, идя от солнца, которое слепило глаза итальянским стрелкам. Шаса качнул крыльями и устремился вниз в атаку.

Теперь он видел разрывы бомб, крошечные фонтаны светлой пыли, накрывающие перекресток среди колонн похожих на муравьев машин в глубине ущелья. Этим беднягам внизу доставалось; Шаса продолжал спускаться, и в это время второе звено «капрони» сбросило бомбы. Толстые серые яйца с оперением на одном конце падали с обманчивой медлительностью, и Шаса в последний раз осмотрелся, прищурившись, поглядел в сторону солнца, проверяя, не ждут ли там в засаде итальянские истребители; но небо было безупречно синим, и он все внимание сосредоточил на прицеле.

Он выбрал ведущего в третьем звене, надеясь, что нападение собьет цель бомбометания, коснулся руля направления и едва заметно опустил нос «харрикейна»: сине-серебристый «капрони» медленно занял место в центре прицела.

Оставалось шестьсот ярдов, но Шаса не открывал огонь. Он видел рисунки на фюзеляже: фасции – связанные ремнями пучки прутьев – и топор римского императора. Головы двух пилотов в кабине были наклонены к земле: летчики наблюдали за падением бомб. Сдвоенные стволы пулеметов на вращающейся турели смотрели назад.