Кортни. 1-13

* * *

В конце концов Шаса Кортни понял, что лишь совет матери позволит ему решить, принять или отвергнуть предложение, сделанное во время охоты на прыгунов на открытых равнинах Свободной Оранжевой республики.

Шаса первым готов был презирать мужчину своих лет, который все еще крепко держится за передник матери, но он никогда не думал, что нечто подобное можно сказать о нем. Тот факт, что Сантэн Кортни-Малкомс – его мать, в данном случае был чистой случайностью. Зато она обладала самым проницательным финансовым и политическим умом среди всех, к кому он мог обратиться; она также была его деловым партнером и единственным человеком, которому он полностью доверял. Ему и в голову не приходило, что можно принять такое важное решение, не посоветовавшись с ней.

Желая разобраться в своих чувствах, после возвращения в Кейптаун он ждал неделю; к тому же ему нужно было застать Сантэн одну, поскольку в том, что скажет отчим, он не сомневался. Блэйн Малкомс был представителем оппозиции в парламентском подкомитете, рассматривавшем проект извлечения нефти из угля как возможную часть правительственного плана уменьшения зависимости страны от импорта топлива. Комитет должен был побывать на месте работ, и на этот раз Сантэн не сопровождала мужа. Именно такой возможности дожидался Шаса.

От Вельтевредена было меньше получаса езды на машине через проход Констанция-Нек на другую сторону горы к атлантическому побережью, где Сантэн устроила для Блэйна дом; дом стоял на пяти акрах горного склона, поросшего дикими протеями, и склон этот круто обрывался к скалистому берегу и белым пляжам. Дом построил во времена королевы Виктории один из магнатов-горнопромышленников Ранда, но Сантэн полностью перестроила его и сменила внутренние убранство и обстановку.

Шаса остановил «ягуар». Мать уже ждала на веранде, и он взбежал по ступенькам и обнял ее.

– Ты слишком похудел, – ласково упрекнула она. По телефонному звонку она догадалась, что предстоит серьезный разговор, но у них были свои традиции. Сантэн надела хлопчатобумажную блузку с открытым воротом, брюки и удобные туфли для пеших прогулок; без всяких обсуждений она взяла сына за руку, и они пошли по тропе, которая огибала розарий и поднималась на необработанный горный склон.

Последняя часть подъема была очень крутой, тропа – неровной, но Сантэн преодолела подъем без остановок и первая поднялась на вершину. Она почти не запыхалась и спустя минуту вновь дышала ровно. «Она поддерживает превосходную форму; одному богу известно, сколько она тратит на снадобья и мази, а тренируется она как профессиональная спортсменка», – подумал Шаса и гордо улыбнулся, глядя на мать. Он обнял ее за узкую талию.

– Смотри, какая красота! – Сантэн легко прислонилась к нему, глядя на холодные зеленые воды Бенгуэльского течения, в белой пене огибающие пяту Африки, которая, как у средневекового рыцаря, была одета броней – броней темных скал. – Это мое любимое место.

– Кто бы мог подумать? – сказал Шаса и подвел мать к плоскому, поросшему мхом камню – ее обычному сиденью.

Она села на камень и поджала ноги, а он улегся внизу на ложе из мха. Несколько мгновений оба молчали. Шаса подумал: сколько раз мы сидели так в этом ее особенном месте, сколько серьезных обсуждений здесь прошло!

– Ты помнишь Манфреда Деларея? – неожиданно спросил он – и оказался совершенно не готов к ее реакции. Мать вздрогнула и посмотрела на него с выражением, которое он не мог разгадать; лицо ее побледнело.

– Что-то случилось, мама?

Он начал вставать, но она жестом попросила его остаться на месте.

– Почему ты о нем спрашиваешь? – спросила она, но он не стал отвечать прямо.

– Разве не странно, что дороги наших семей пересекаются? С тех самых пор, как его отец спас тебя, когда я был младенцем и мы жили с бушменами в песках Калахари?

– Нет необходимости возвращаться к этому, – резко остановила его Сантэн. Шаса понял, что проявил бестактность. Отец Манфреда ограбил шахту Х’ани почти на миллион фунтов в алмазах. Он мстил Сантэн, уверенный, что та сознательно вредила ему. За это преступление его приговорили к пожизненному заключению, и он отсидел почти пятнадцать лет. Освободился Деларей, когда в 1948 году к власти пришло националистическое правительство. Одновременно националисты помиловали много других африкандеров, отбывавших сроки за измену, саботаж и вооруженные ограбления: их осудило правительство Сматса за попытку помешать военным усилиям страны в войне с нацистской Германией. Однако украденные алмазы так и не были найдены, и их потеря почти уничтожила состояние Сантэн Кортни, создававшееся ценой таких трудов, жертв и усилий.

– Почему ты упомянул Манфреда Деларея? – повторила она.

– Он пригласил меня на встречу. Тайную – «плащ и кинжал».

– Ты пошел?

Шаса медленно кивнул.

– Мы встретились на ферме в Свободной республике. Там присутствовали еще два министра правительства.

– Ты разговаривал с Манфредом наедине? – спросила она, и Шаса обратил внимание на тон вопроса и на то, что мать назвала Манфреда по имени. И тут он вспомнил неожиданный вопрос, заданный ему Манфредом Делареем.

«Ваша мать никогда не говорила обо мне?» – спросил Деларей, и с учетом реакции Сантэн на его имя этот вопрос приобрел неожиданное значение.

– Да, мама, я говорил с ним наедине.

– Он упоминал обо мне? – спросила Сантэн, и Шаса удивленно рассмеялся.

– Он задал тот же вопрос – говорила ли ты о нем. Почему вы так интересуетесь друг другом?

Лицо Сантэн стало бесстрастным, и он увидел, что дальнейшие расспросы бесполезны. Эту тайну он не разгадает впрямую. Придется выяснять окольными путями.

– Мне сделали предложение.

Он увидел, что она снова заинтересовалась.

– Манфред? Предложение? Рассказывай.

– Они хотят, чтобы я перешел к ним.

Она медленно кивнула, не удивляясь и не отвергая эту мысль сходу. Он знал, что, будь здесь Блэйн, все было бы иначе. Чувство чести Блэйна, его жесткие принципы не оставили бы места для маневра. Блэйн душой и сердцем человек Сматса, и хотя старый фельдмаршал не вынес душевных мук после того как националисты сместили его, отобрав бразды правления, Блэйн остается верен памяти старика.

– Могу догадаться, зачем ты им нужен, – медленно сказала Сантэн. – Им понадобился первоклассный финансист, организатор и делец. Это единственное, чего им недостает в их кабинете.

Шаса кивнул. Мать сразу все поняла, и его безграничное уважение к ней еще углубилось.

– Какую цену они готовы заплатить? – спросила она.

– Место в кабинете – министр горнодобывающей промышленности.

Он увидел, как взгляд Сантэн рассредоточился; она близоруко смотрела на море. Он знал, что означает это выражение. Сантэн, занявшись расчетами, рассматривала варианты будущего. Он терпеливо ждал, пока ее взгляд снова не сфокусировался.