Кортни. 1-13
Шрифт:
«Мозес, я возвращаюсь к тебе, мы оба возвращаемся к тебе, дорогой».
Когда Мозес Гама приезжал на «Ферму Дрейка», это походило на возвращение короля в свою страну из успешного похода. Через несколько минут после его возвращения известие об этом телепатически распространялось по всему обширному пригороду, и над ним нависало ожидание, осязаемое, как дым десяти тысяч кухонных костров.
Обычно Мозес вместе с братом Хендриком Табакой приезжал в доставочном фургоне мясной лавки. Хендрик владел целой сетью из дюжины с лишним таких лавок во всех черных пригородах по всему Витватерсранду, так что надпись на фургоне была подлинной. Небесно-голубые и алые буквы сообщали:
МЯСНАЯ ТОРГОВЛЯ «ФАЗА МУЛЕ»
ЛУЧШЕЕ МЯСО ПО ЛУЧШИМ
«Фаза муле» с жаргона, на котором разговаривали в поселках, переводилось как «приятного аппетита», и фургон представлял прекрасное прикрытие для любых перемещений Хендрика Табаки. Действительно ли Хендрик доставлял туши в свои мясные лавки или товары в другие магазины, занимался ли иными, не столь законными делами: развозил незаконно производимую выпивку, знаменитый skokiaan, он же «динамит пригородов», доставлял ли поближе к поселкам, где размещались тысячи черных рабочих золотых шахт, девушек, чтобы разнообразить их монашеское существование, или занимался делами Профсоюза африканских шахтеров, этого сплоченного и мощного братства, чье существование белое правительство предпочитало не замечать, – сине-красный фургон оказывался самым подходящим средством передвижения. Садясь за руль, Хендрик надевал шоферское кепи и костюм защитного цвета с дешевыми медными пуговицами. Он никогда не превышал скорость, старательно соблюдал все правила дорожного движения, и за двадцать лет полиция его не останавливала ни разу.
Когда фургон въезжал на «Ферму Дрейка» и Мозес Гама сидел рядом с Хендриком на пассажирском сиденье, они оказывались в своей крепости. Именно здесь они впервые обосновались, когда двадцать лет назад приехали из пустыни Калахари. Хотя у них был один отец, они во всех отношениях различались. Мозес тогда был молод, высок и поразительно красив, Хендрик – на много лет старше, могучий человек-бык с лысой головой в шрамах и выбитыми и поломанными зубами.
Мозес умен и сообразителен, благодаря самообразованию он стал очень образованным человеком, он харизматичен и лидер от природы, а Хендрик его верный помощник, он признает власть младшего брата и исполняет его приказания быстро и безжалостно. Хотя идея создания бизнес-империи принадлежит Мозесу Гаме, эту мечту превратил в реальность Хендрик. Когда ему показывали, что делать, Хендрик напоминал бульдога не только внешне, но и цепкостью.
Для Хендрика то, что они создали вдвоем: предприятия, законные и незаконные, профсоюз, частная армия боевиков, которую знали и которой боялись во всех поселках черных рабочих, – так называемые «буйволы», – все это имело значение само по себе. Совсем иначе относился к этому Мозес Гама. То, чего они достигли, для него было лишь первым шагом на пути к чему-то гораздо более грандиозному, и хотя он много раз объяснял это старшему брату, Хендрик не мог понять истинную суть замыслов Мозеса Гамы.
За двадцать лет, прошедших с их появления здесь, «Ферма Дрейка» разительно изменилась. Тогда, в самом начале, это был небольшой сквоттерский поселок, присосавшийся, как клещ-паразит, к огромному комплексу золотых шахт центрального Витватерсранда. Это было скопление убогих лачуг, лачуг, построенных из досок, стволов ивы и старых металлических листов, из расплющенных ящиков из-под парафина и просмоленной бумаги в мрачном открытом вельде, где не было канализации, водопровода, электричества, школ и больниц, не было даже полиции; белые отцы города из ратуши Йоханнесбурга отказывались признавать существование этого поселка.
Только после войны Трансваальский провинциальный совет решился признать существующее положение дел и конфисковать землю у отсутствующих владельцев. Все три тысячи акров в соответствии с законом о разделе территорий были объявлены официальным поселением черных. Прежнее название – «Ферма Дрейка» – сохранили за его красочные связи с прошлым Йоханнесбурга, чем оно выгодно отличалось от более современного названия Соуэто, представлявшего собой всего лишь сокращение выражения «Юго-Западный пригород» (South Western Township). В Соуэто жило уже свыше полумиллиона черных, в то время как «Ферма Дрейка» дала приют примерно половине этого числа.
Городские власти обнесли новый пригород забором и застроили его однообразными рядами маленьких трехкомнатных коттеджей,
совершенно одинаковых, если не считать номера на бетонно-кирпичной передней стене. Дома стояли почти впритык друг к другу и разделялись узкими улицами, пыльными, немощенными; плоские крыши из оцинкованной рифленой жести на ярком солнце высокого вельда сверкали, как десять тысяч зеркал.В центре пригорода размещались административные здания, где под надзором нескольких белых муниципальных надсмотрщиков черные клерки взимали налоги и регулировали поступление воды и уборку мусора. За рамками этой оруэлловской картины размещалась исходная часть «Фермы Дрейка», ее лачуги, пивные и бордели. Именно здесь все еще жил Хендрик Табака.
Он медленно вел свой фургон по новому району пригорода, и люди выходили из коттеджей и смотрели, как он проезжает. Это были преимущественно женщины и дети, потому что мужчины рано утром уезжали на работу в город и возвращались поздно вечером. Узнавая Мозеса, женщины хлопали в ладоши и издавали резкие гортанные крики – приветствие племенному вождю, а дети бежали рядом с фургоном, пританцовывая и смеясь, возбужденные тем, что оказались рядом с великим человеком.
Они медленно проехали мимо кладбища, где неаккуратные земляные могилы напоминали кротовины. На одних стояли грубые кресты, на других развевались на ветру обрывки флагов, лежали приношения – еда, черепки кухонной утвари и примитивные резные тотемы, которые должны были умиротворить духов; христианские символы соседствовали с символами тех, кто поклонялся духам и предкам-животным. Въехали в старый поселок, где на кривых улочках рядом с лавками знахарей другие лавки предлагали еду, подержанную одежду и краденые радиоприемники. В грязи, в дорожных колеях рылись куры и свиньи, между домами испражнялись голые дети, едва научившиеся ходить и одетые в одну только полоску бус, молодые шлюхи предлагали свои прелести, и вонь и шум стояли чудовищные.
Сюда никогда не заходили белые, а черная муниципальная полиция являлась только по вызову и никогда не задерживалась. Это был мир Хендрика Табаки, здесь его жены содержали в самом центре старого поселка девять домов. Дома были прочные, из обожженного кирпича, но их фасады, намеренно оставленные необработанными и обшарпанными, сливались с окружением. Хендрик давно понял, что нельзя привлекать внимание к себе и своему достатку. У каждой жены был свой дом: все они располагались кольцом вокруг дома самого Хендрика, чуть более внушительного. Хендрик не ограничивался женщинами собственного племени овамбо. Его жены были из племен пондо, и коса, и финго, и басуто, не было только зулусок. Хендрик ни за что не доверился бы в постели зулуске.
Хендрик поставил фургон под навес за домом, и все жены пришли приветствовать его и его знаменитого брата. Поклонами и мягкими уважительными хлопками они проводили мужчин в гостиную Хендрика, в дальнем конце которой, как троны, стояли два плюшевых кресла, крытые шкурами леопардов. Когда братья сели, две самые молодые жены принесли из парафинового холодильника кувшины с пивом из проса, свежесваренным, густым, как каша, острым, пузырящимся и холодным, а когда мужчины освежились, пришли сыновья Хендрика – поздороваться с отцом и выразить уважение дяде.
Сыновей было много: Хендрик здоровый мужчина, и его жены каждый год беременеют. Однако сегодня присутствовали не все его старшие сыновья. Те, кого Хендрик считал недостойными, отправлялись назад в деревню пасти коров и коз – богатство Хендрика. Более перспективные сыновья работали в мясных лавках, универмагах и пивных, а двое самых способных поступили на юридический факультет Форт-Хара, черного университета в городке Элис в восточном Кейпе.
Сейчас перед Хендриком уважительно выстроились только младшие сыновья, и среди них двое, на кого Мозес Гама смотрел с особым удовольствием. Это были близнецы, сыновья женщины из племени коса, обладавшей особыми достоинствами. Она была послушной женой, рожала Хендрику сыновей, прекрасно танцевала и пела, умела интересно рассказывать, отличалась здравомыслием и умом, к тому же была известной songoma – знахаркой и заклинательницей, умевшей предсказывать будущее и обладавшей даром предвидения. Сыновья унаследовали от нее большую часть ее способностей наряду с могучей фигурой отца и красотой дяди Мозеса.