Кортни. 1-13
Шрифт:
На отмелях отпечатки слоновьих ног в слое ила походили на небольшие круглые кратеры, заполненные водой. След старого слона уводил их все глубже и глубже в болота, но каноэ быстро скользило по заводям и каналам. Шон занял на некоторое время место кормчего, но скоро Пумуле надоели его неуклюжие толчки, и он отобрал у него багор.
В каноэ мог лечь только один человек; этой ночью в нем спал Рикардо. Остальные сидели по пояс в болотной грязи, прислонившись к борту, и пытались заснуть, насколько позволяли огромные тучи москитов.
Ранним утром следующего дня, наконец вытянув ноги из слякоти, Шон обнаружил на
Расстегнув штаны, Шон увидел, что пиявки заползли даже в щель между ягодицами и черными гроздьями свисали с мошонки. Содрогнувшись от омерзения, он принялся посыпать их солью. Рикардо, с интересом наблюдая за ним из безопасного места, весело заметил:
— Эй, Шон, небось впервые в жизни не рад, что там оказался чей-то рот!
* * *
Шон воткнул багор в болотный ил и придерживал его, пока Матату, вскарабкавшись на него по-обезьяньи, всматривался вдаль. Спустившись, он объявил:
— Я вижу острова. Мы уже близко. Будем там до полудня. Если Тукутела нас не почуял, то он на одном из островов.
Шон не раз летал над этим краем и изучал его карту; он знал, что острова тянулись цепочкой от болот до самого русла Замбези.
Они волокли каноэ по отмелям — Шон тянул нейлоновый канат, привязанный к носу суденышка, а Матату и Пумула толкали корму. Рикардо попытался было помочь, но Шон заявил ему:
— Расслабься, Капо. Я хочу, чтобы ты как следует отдохнул перед встречей с Тукутелой. Ты просто обязан быть на высоте.
Наконец над стеной папируса показались лохматые пальмовые листья. Дно вдруг резко ушло вниз, и Шон оказался по шею в воде. Он влез в каноэ, уцепившись за борт; все остальные последовали за ним. Пумула толчками багра направил лодку к первому острову. Растительность там была такой густой, что ветви нависали над водой, и им пришлось продираться через них к берегу.
Земля, вымытая нескончаемыми ливнями, была серой и сухой, но все равно было приятно почувствовать твердую почву под ногами. Шон развесил на просушку их вымокшую одежду и снаряжение, пока Матату обследовал остров. Когда он вернулся, вода в котелке как раз вскипела.
— Да, — кивнул он Шону. — Тукутела был здесь вчера утром, когда мы выходили из деревни, но теперь успокоился. На него снизошел мир реки, и он спокойно пасся здесь и ушел с острова сегодня на рассвете.
— Куда он направился? — спросил Шон.
— Рядом есть другой остров, побольше.
— Пошли на разведку.
Шон налил Рикардо чаю и оставил его с Пумулой, а сам отправился с Матату по кромке северного берега; они продирались сквозь непроходимый кустарник, пока не нашли самое высокое дерево на острове.
Добравшись до вершины, Шон устроился в развилке, обломил несколько веток, закрывавших обзор, и перед ним открылась картина грандиозного опустошения.
С
высоты шестидесяти футов окрестности просматривались до расплывчатой линии горизонта. Островок находился посреди Замбези; ее зеленые воды, блестевшие, как матовое стекло, расстилались необозримо далеко, так что огромные деревья на дальнем берегу сливались в узкую черную ленту, отделявшую зелень воды от высокой гряды плоских кучевых облаков, паривших в синем африканском небе. Замбези текла так стремительно, что водовороты и встречные потоки без конца рябили ее поверхность. Плавучие островки болотной травы, крутясь, уносились вдаль по течению; их же остров с высоты казался ему едва ли больше. Шон представил себе, каково пересекать эту неукротимую реку в утлом каноэ. В любом случае пришлось бы сделать несколько рейсов, чтобы переправить всех, и Шон тут же отказался от этой мысли. Возможен лишь один путь — назад.Он сосредоточился на цепочке островов, которые торчали, как часовые, охраняющие родную реку и окрестные болота. Ближайший остров был в трехстах метрах; проток между островами зарос тростником, водяными гиацинтами и кувшинками. Ярко-голубые цветы водяных лилий как будто фосфоресцировали на зеленой глади воды, и даже на такой высоте Шон различал их аромат.
Вскинув бинокль, Шон внимательно изучил проток и берег соседнего острова — даже слон мог затеряться в этом бескрайнем ландшафте, где смешались вода и суша.
Внезапно он напрягся: далеко внизу кто-то неповоротливо и тяжело шевелился в зарослях тростника, и Шон заметил отблеск солнца на мокрой коже. Его возбуждение тут же угасло, живот свело от разочарования — над болотной поверхностью показалась широкая бесформенная голова бегемота.
Окуляры бинокля позволяли Шону разглядеть розоватые свиные глазки и щетину в непропорционально маленьких ушах зверя. Бегемот тряс ими, как птица крыльями, и капли воды, сверкающие, как бриллиантовая пыль, создавали ореол вокруг его огромной головы. Он брел по болоту, переходя от одной заводи к другой и останавливаясь лишь затем, чтобы испустить внушительную струю жидкого помета, который тут же разбрызгивал мощными ударами кургузого хвоста. Эти залпы приминали стебли тростника, и за грузным животным оставалась широкая колея.
Шон с облегчением наблюдал, как бегемот проследовал к ближайшей заводи и погрузился под воду. Прогнивший каркас каноэ явно был плохой защитой от огромной пасти с тяжелыми кривыми клыками.
Наконец Шон взглянул в сторону Матату, примостившегося в соседней развилке, и маленький ндороб кивнул ему:
— Он уходит. Нам тоже нужно уходить.
Они спустились на землю и вернулись туда, где оставили Рикардо. Путешествие, проделанное в каноэ, и здоровый сон придали ему сил. Он не мог усидеть на месте, с волнением ожидая начала охоты. Именно таким Шон знал его прежде.
— Видели его? — нетерпеливо спросил Рикардо.
— Нет, — Шон покачал головой. — Но Матату считает, что мы уже близко. С этой минуты — полная тишина!
Пока они нагружали каноэ, Шон одним глотком опустошил кружку обжигающего чая и забросал костер песком.
Отталкиваясь багром, они двигались вдоль протока к соседнему острову; оказавшись там, Шон опять влез на верхушку дерева, пока Матату обшаривал кусты в поисках слоновьего следа. Через пятнадцать минут он вернулся, и Шон соскользнул вниз.