Корунд и саламандра. Серебряный волк

— Я боялась, что и сюда не пустят, — произносит вдруг девчонка. — Я ведь в каждый трактир по дороге просилась, хоть кем, лишь бы кормили. Бабу Нику взяли, она травница, баба Ника… а я шла и думала — что, если и сюда не пустят? У нас говорят, что здесь только рады нашим бедам. А я шла и все думала — здесь ведь королевой наша принцесса, неужели не пустят?…

Ясек ругается сквозь зубы, спрыгивает с коня. Спрашивает у лютниста:

— Наугад идете?

— Да что ж, — Джок вздыхает, — в деревнях-то руки всегда в цене, вот только таких, как мы, нынче много. Дальше надо идти, а там, глядишь, и повезет.

— У меня мать отсюда недалеко. — Ясек глядит на девчонку, спрашивает: — Звать-то тебя как?

— Стефа… а малышку — Нинелей.

Ясек кивает. Повторяет:

— Мать у меня здесь недалеко. И сестренка, на тебя похожая. Не бросишь их, лютнист?

— Да ты что! Вместе шли… Опять же, девчоночка — умница. Поодиночке давно бы пропали, сгинули бы в гномьих краях, поминай, как звали.

— Хорошо, — кивает Ясек. — Сейчас пройдете Опадище и поворачивайте на север. Спрашивайте дорогу к монастырю Ии-Заступницы, никто не удивится, — и Ясек снова кидает быстрый взгляд на Стефу с малышкой Нинелей. — Туда верхом дня два отсюда, прикидывайте сами, за сколько пеши доберетесь. А от монастыря свернете к горам, пройдете сначала деревню монастырскую, потом через реку до кузни, а дальше земля моей матери. Там одна дорога от монастыря, не заплутаете. Спросите госпожу Ядвигу, а ей скажете, что Ясек прислал.

— А до гор там далеко? — спрашивает Джок.

Стефа прижимает к себе малышку.

— Это у вас дурак набитый в королях, — бурчит Васюра. — А мы с гномами не воюем.

Ясек выгребает из кармана горсть серебрушек, сыплет в ладонь менестреля. Снимает с шеи амулет, надевает на Стефу, говорит:

— Носи и не бойся ничего. Поняла, Стешка?

Девчонка кивает.

Ясек вскакивает на коня, бросает:

— Привет ей от сына передайте, да скажите — не скоро буду и писем писать не смогу. Пусть уж не тревожится.

— Я бы тревожилась, — говорит вдруг девчонка. — Нельзя так. Куда хоть едете, откуда вестей ждать?

— Да в Таргалу в вашу, чтоб ей! — Ясек машет рукой. — Ничего, не пропадем!

Стешка охает. Джок качает головой:

— Зря, ох зря!

— Надо, — выдыхает Лека. — Ничего… вернемся, Господь милостив.

Трогаем коней… Ясек пару раз оборачивается, машет рукой. Я чешу шрам на скуле, память о степняках. Думаю: как бы Таргала похлеще Степи не оказалась.

— Их никуда не пускали, — задумчиво произносит Васюра. — Они пробирались тайными тропами, потому что лютнист не хотел угодить в солдаты. Нет, ребята, нельзя вам самим ехать. Придется к каравану прибиться, иначе живо вместо Университета в ополчении окажетесь… вот только в купцов поздно вас рядить, а просто так в Таргалу сейчас не едут.

— Значит, нанимаемся в охрану, — предлагает Лека.

— Очень даже запросто, — поддерживает Ясек. — Уж, наверное, тем купцам, что едут в Корварену, не помешают лишние воины!

— И каждый наш шаг в сторону Таргалы будет оплачен, — киваю я, загоняя тревогу поглубже.

4. Ракмаиль, купец из Благословенного халифата

Наняться охранниками в караван оказалось до смешного просто. Вернулись в Опадище, там на постоялом дворе стояли груженные в дальний путь подводы, — и их хозяин, толстый чернобородый купец, уяснив, что трое окончивших службу воинов собрались ехать в Корварену, вцепился в нас голодным клещом. Не знаю, на какую он рассчитывал прибыль при такой плате за охрану… разве что всерьез полагал, что половину охранничков перебьют по дороге.

Купца звали Ракмаиль, в Опадище он остановился прикупить яблок, а караван вел аж из халифата. Вез вино, горный мед и сладости — это для голодающей-то страны! Впрочем, Ракмаиль не собирался сбывать свой товар на городском рынке: его ждал королевский управитель.

— Хвала Господу, — усмехается почтенный купец, поглаживая ухоженную черную бороду, — король Золотого полуострова пока не потерял аппетит, и его придворные тоже кушают по-прежнему.

— Кто бы сомневался…

Почтенный Ракмаиль собирается выехать из Опадища с рассветом.

Мы провожаем Васюру до Закатного тракта. Он немного мнется, вздыхает. Говорит, махнув рукой:

— Удачи вам, ребята!

И посылает Воронка в галоп.

Мы долго смотрим вслед.

Наутро караван трогается в путь. Нам определяют место в середине — под надзором проверенных людей. Впрочем, слишком уж на нас не косятся. Только раз, в первый день, подъехал Тувиль, старший из постоянных охранников, спросил:

— И что вы забыли в той Таргале? Там ведь тоска зеленая, ни тебе гульнуть, ни выпить… Если на заработки, так ведь что заработаете, все и прожрете, при тамошней-то дороговизне.

Таких вопросов мы ждали.

— Наследство, — коротко и словно бы неохотно ответил Ясек. — По правде сказать, безделица… папаша, жмот, упускать не хочет, а сам поехать побоялся. Ну, мы с ребятами все равно птицы вольные, я и сказал: «Половину нам, тогда смотаемся, утрясем дела».

— И согласился?

— А что ему оставалось, — ответил Ясек. — Других дураков не нашлось.

Дело, видно, насквозь понятное… во всяком случае, больше нас не расспрашивают. Только пошучивают — мол, много ли останется от нашей половины, если пройдемся отметить успех по корваренским кабакам…

Спокойное путешествие кончилось: Ракмаиль хоть и бережет тяжко впряженных битюгов, но все-таки лишнего отдыха не позволяет. Еще бы, каждый день пути — прокорм коней и людей, каждая неделя — дюжина серебрушек на охранников. Почтенный купец умеет считать деньги.

Но при этом — он идет через Волчий перевал, хотя через Вороний можно доехать на две недели быстрее. Конечно, это лишь доказывает его осторожность и благоразумие — у Вороньего рыщут вильчаки, да и Степь недалеко. Но еще — он то и дело отстает от каравана. Расспрашивает беженцев, говорит с трактирщиками, встречными купцами, лошадиными барышниками, с хозяевами пивоварен и маслобоен. Ох, непрост этот почтенный купец!

— Васюре бы стукнуть, — шепчет Ясек на ночевках. — Хоть бы на заставе остановился. Этакое шмыгало из виду упускать нельзя.

До предела нагруженные подводы одолели предгорья — и Ракмаиль вовсе забывает о дневных привалах. По вечерам, брюзжа, льет коням на овес какое-то снадобье: для восстановления сил, поясняет нам Тувиль. О людских силах никто не заботится. Парни не протестуют, грызут на ходу сухари, поглядывают вверх. Над тропой висит тревога — словно сверлят спину чьи-то злые глаза, ждут… Даже спокойные, сонные битюги чуют неладное, косятся на лесистый пологий склон, на заросли папоротника и ежевики, беспокойно фыркают.

Ночами спим вполуха, отгородясь кругом из наговоренной волосяной веревки. Часовые вглядываются в ночь «глазом совы», Ракмаиль то и дело обходит стоянку, проверяя защитный круг.

Мы с Лекой недоуменно переглядываемся, Ясек открыто пожимает плечами. У нас-то мир с гномами!

— Погодите, — бурчит Ракмаиль, — не были вы за перевалом, вот и хорохоритесь. Еще запроситесь обратно, как увидите, что в той Корварене творится, и на наследство на то плюнете.

К перевалу выезжаем внезапно. Дорога вроде и не сильно в гору идет — но вот поворачиваем за скальный выступ в странных сине-зеленых потеках, и открывается впереди простор Золотого полуострова. Заросшие лесом горы с проплешинами лужков и полей, нитка-речушка далеко внизу, редкие дымки.