Корзина полная персиков в разгар Игры
Шрифт:
Кирилл, глядя в потолок перед сном, в комнате неподалёку от Аркашиной, тоже вспоминал чёрные глаза неумытого студента, горящие откровенной ненавистью. Думалось ему ещё и о том, как его дразнили в первом классе: «Ртищев едет в Мтищи. Разявь свой ртище, Ртищев. Ты Ртищев? Ну и дурак». После такого Кирилл начинал отчаянно драться, но на его хрупкое сложение всегда находилась управа в виде здоровенного громилы-переростка, потакавшего ярым дразнильщикам. В школе младшим давали «грушу» – винтообразно сильно ковыряли большим пальцем по темени. Однажды, за начатую драку, несколько человек уложили его на пол и долго производили «пытку грушей». Не спалось. «А кошерный паренёк этот, ох и злобно смотрел и ещё долго останавливал взгляд свой змеиный на нас с Аркашкой…» На утро Кирилл, как он и пообещал сам себе, направляет стопы в училищный храм, где отстаивает всю заутреню и просит прощения за несправедливое зло, затаённое против однокашника и честного офицера раба Божьего Аркадия. «Брата его, не сделавшего мою сестру счастливой, есть за что не любить, но при чём тут Аркадий – чистая душа? Борис не смог дать ей ничего: в имени она не нуждается, денег он ей не дал, но и Бог с ними, но ведь теперь я чувствую в её молчании, что она с ним несчастна!»
12. В Первопрестольной вновь неспокойно. Рождество в охотинском доме
«Если поднимается свист и гам по поводу властолюбия и завоевательной похоти России, знайте, что какая-либо западная держава готовит бессовестнейший захват чьей-либо чужой земли»
И. Аксаков, славянофил
Осень
149
Российская социал-демократическая партия.
150
До конца 1903 года сгорел миллион тонн нефти в районе, где находилось 83% всей добычи в империи при ничтожной глубине залегания нефтеносных пород, а потому и самой дешёвой добычи в мире. Начиная с Японской войны, странным образом начинают загораться деревянные нефтяные вышки «Чёрного города». С 1905 года прямо на промыслах началась резня на национальной почве. За два года так называемой «стачки» сгорело свыше половины скважин и две трети буровых, что вызвало резкий спад нефтедобычи, утрату внешних рынков керосина в пользу американцев и в первую очередь Рокфеллера.
151
Так называли азербайджанцев.
152
Подводная лодка Михаила Беклемишева была уже почти готова и давала фору американской Фультона по размерам и глубине погружения. Беклемишевская «Макрель» потом служила вплоть до 1925 года. Но полноценно ввели её в действие поздновато. Во Владивостоке во время Японской войны состоялось первое в мире совещание по вопросу боевого использования подводных лодок. Лодка «Сом» была, наконец-то, готова к действиям, прочие – ещё нет. Ни одна из лодок к этому времени ещё не имела торпед. Когда японские корабли показались в заливе города, комендант крепости приказывает всем подводным лодкам немедленно выйти в море и атаковать неприятеля. Японцы же, в этой войне впервые в истории применили ядовитые газы, содержащие мышьяк.
По прошению Лебедева, Василия Степановича Стефанова назначили старшим по команде после славной службы околоточным с сорока благодарностями и четырьмя медалями в послужном списке. При этом – ни одного взыскания. Категорически избегал рукоприкладства Василий Степанович, был всегда вежлив и имел репутацию талантливого, честного и справедливого сыщика. Его уже называли Новым Путилиным 153 . Стефанов был поглощён поимкой некоего бандита Сенькина, устроившего за два года более сотни поджогов по Московской губернии и, наверняка, не без связи с эсерами, а также привлёк Глеба к поискам рецидивиста Родзиковского, Короля Воров, непрерывно грабящего храмы Божьи. За это дело Глеб взялся со всем присущим ему рвением, не забывая на досуге и дальше обдумывать «дело о персиках». В ходе расследования, Охотин случайно поймал в доме одного замоскворецкого мещанина по второму участку мокрушника-коллекционера, который годами собирал соответствующие знаки, сорванные с убитых им легавых 154 . За такое полагалось очередное повышение в чине, хотя совсем недавно Глеб уже проскочил, как он выражался: «за свои собственные уши – из урядника в полицейского надзирателя и в сыщика». В свободное время Глеб посещал занятия по джиу-джитсу, введённые в Московском сыске кипучей деятельностью того же Стефанова, и стрельбе в движущуюся
153
Во второй половине XIX века Путилин стал человеком-легендой, грозой преступного мира. Начав службу с самой низшей должности – канцелярского писца, он, благодаря своему трудолюбию и способностям, вскоре становится начальником Петербургской сыскной полиции. Ни одно значительное дело в те годы не расследовалось без его участия или не под его руководством. Он мог переодеться в одежду бродяги или чернорабочего и, рискуя жизнью, шёл в преступные группировки.
154
Сотрудники сыскной полиции, за лацканом пиджака, носили неофициальный знак «Бегущая легавая собака». Откуда и пошло жаргонное прозвище сыскных агентов – «легавые».
мишень. О слабом поле Охотин старался вовсе не думать, но перед сном нередко возникал в отключающемся сознании смутный образ той, что стала несколько лет назад его первой и единственной любовью. Прекрасное вдохновенное лицо той, которую жизнь вынудила зарабатывать на хлеб своим телом. Глеб с сотрудниками разгромил притон, ставшим логовом воров и встретил её там впервые. Он был поражён столь неземным выражением лица женщины, могущей оказаться в этом грязном месте. Он пытался вырвать её оттуда, обещал любить и носить на руках всю жизнь, ведь ей лишь восемнадцать и она едва сбилась с пути. Она готова быть с ним и всё, как будто бы прекрасно. Но, что-то не раскусил в ней пылкий юноша Охотин, то, что подтолкнуло её предать спасителя. В тот роковой день, во время катания на коньках, за ней, уже в облике девушки из хорошей семьи, воспитываемой Глебом, увязывается повеса из высшего света и приглашает пойти с ним на бал. Она ведёт себя так, словно Глеба поодаль на катке вовсе не существует, словно не он дал ей приличную одежду, готов был дать и имя и, вот-вот, повести под венец. «Кто женится на разведённой, тот прелюбодействует», сказано. А о жрицах любви, кажется, так сказано: «От трёх трясётся земля, четырёх она не может носить». Глеб был забыт, а лишь спустя время он получил от неё письмо, что она просит её простить, но мол, доходы младшего полицейского чина «не могут принести женщине достойного счастья» и далее в том же духе. С тех пор, что-то оборвалось в душе Глеба в отношении всех в мире женщин.
Остывшие
недавно трупы совсем юных жениха и невесты лежали, скорчившись, на полу и диване, а урядник докладывал входящему в скромное жильё Глебу, что всё смахивает на отравление растительными ядами, мол, анализ покажет какими.– Мизантроп и убивец он, – глубокомысленно заключил урядник.
Но Охотин, словно и не слыша его, подошёл к пустой стене на видном месте которой на гвоздике висит записка, нацарапанная до боли знакомым почерком. В ней значилось: «There's rosemary, that's for remembrance; pray you, love, remember: and there is pansies, that's for thoughts 155 ». И подпись: «Джагернаут», кириллицей, а после PS: «А этот мешочек с прострелом луговым оставляю для Вас, господин сыщик. Лютик этот собирают ранней весной в сосновом лесу. Сон-трава успокаивает таких, как Вы и надолго. Мешочек её Вы найдете под Спасом Нерукотворным. Волки чистой расы живут в тех краях. Это благородные звери». На соседствующей с гвоздиком подвесной полочке лежали два пучка трав. Судя по запаху, один из них соответствовала розмарину. Так объясняла Офелия символическое значение цветов. В углу под закопчённым Спасом лежал мешочек с травой, имевшей слегка луковый запах. Как завороженный, обводит Глеб помещение с тяжёлым запахом потухшим взглядом и останавливает его на грубо заголённом, разрывом подвенечного платья чем-то острым, животе невесты. Ведёт глаза к её коралловому монисто на тонкой вывернутой шее с закинутой головой и вновь к животу. Кожа, слегка обагрившаяся кровью, рассечена в виде древнего восточного символа – свастики. Там же, демонстративно, оставлено орудие, нарисовавшее свастику – заострённая персиковая косточка. «Псих проклятый!».
155
«Вот розмарин: это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; а вот троицын цвет, это для дум» – Гамлет, IV, 5.
Все последующие попытки выйти на след преступника остаются, как и до того, безуспешными. Анализ ядов в крови и остатков в пищеварительном тракте показывают похожесть на рицин из касторовых семян. Абиссинская клещевина мучительно убивала молодожёнов, которые, судя по живописным позам, долго корчились от боли во чреве. О луговом простреле сообщалось, что это сильный яд, вызывающий воспаление почек и паралич сердца. Показания немногочисленных участников свадебной церемонии и безутешных родителей проливают немногим больше света. Было сказано, что по традиции, перед отъездом в церковь шафер жениха вручает невесте от имени жениха букет цветов, который должен быть: для девицы-невесты – из померанцевых цветов и мирты, а для вдовы или второбрачной – из белых роз и ландышей. Невеста была юной девицей, но кто-то из присутствующих злонамеренно сделал наоборот и подсунул розы с ландышами. Шафер же, не знал таковых порядков. Вспомнили о том, что был в свадебной компании некий светловолосый человек, которого никто, как выяснилось, не знал. Вскоре на имя Лебедева пришёл пухлый конверт с персиковой косточкой внутри. «Даже не оригинально уже. Надоел маньяк этот» – подумал Глеб.
С подпорченным господином Джагернаутом-Джахангиром настроением, Глеб выбрался на семейное празднование Рождества Христова. Родители, по давней привычке, давали семейный обед. Иные их дети продолжали искренне радоваться этому, но некоторые приходили исключительно из вежливости, чтобы поддержать лопающиеся по швам отношения. Вчера утром Капитолина Климентьевна вместе с дочками и Гликерией выскребла дом до блеска, протерев можжевеловой водой, как и полагалось в Сочельник, приготовила сочиво и взвар с кутьёй 156 , напекла сочней, побывала во храме и принесла освящённой воды, как делала всегда и на Крещение, принося воды крещенской, окропила стены дома с пением тропаря Богоявления. Потом все домочадцы успели и попариться. С рождественского утра в доме Охотиных наготовили столько всякой всячины, что хватило бы и на двадцать гостей. Разморозили вставное звено белуги с икрою, купленных из бочек, наварили ухи стерляжей и телеса ершовые в студне. Испекли калачи хомутиные, пироги долгие со сладкою Гурьевскою кашей и каравайцами, состряпали и рванцы с варениками. Основным же блюдом, помимо всей прочей немало сытной снеди, стал гусь лапчатый чинёный. Уютно было дома после морозных ветреных улиц и площадей, где трещал мороз за тридцать градусов 157 и даже неделю назад на пожарных каланчах поднимались круглые кожаные шары, что означало: «нынче учёба в школах отменяется». На всех перекрёстках загорались костры, как «дикие», так и «организованные» – в специальных железных цилиндрических жаровнях на ножках. Постоянный поток ломовиков с дровами до заказчика проезжал мимо и часто извозчик подкидывал разжигающим на общее благо парочку поленьев, а на обратном пути, глядишь – и сам сходил с саней и грелся у огня, притоптывая валенками, прихлопывая обшитыми холстом варежками.
156
Взвар варился на воде из сушёных яблок, груш, слив, вишен, смородины, черники, земляники и прочих ягод. Кутья – томлённая в печи пшеничная и ячменная крупа со сливками, льняным или конопляным маслом и мёдом. Сочиво – пшеничный взвар с мёдом, маком и изюмом. «Сочиво» изначально означает «растительное масло», а позже и кашу с маслом. Накануне Рождества полагалось лишь сочевничать до сумерек с появлением Вифлеемской звезды. Сочетание кутьи, блюда поминального, и взвара – есть символ вечности жизни, рождения и смерти Спасителя, непрерывности рода человеческого.
157
По Цельсию – за сорок.
Первым в родительский дом прибыл Сергей, поделившийся впечатлениями о столице и успевший продекламировать любимой сестрёнке введение в свою задуманную поэму «Божий храм»:
«Возле белой стены копошатся людишки,
Но она выше их, хотя создана ими.
На обочине дороги каменный столб стоит,
Вдохновляет пиитов, но только плохих».
Сам поэт ожидал, почему-то, что рифма польётся и дальше, но она застопорилась, и он сумел выдать ещё лишь очень натянутую импровизацию, которую назвал пародией на декадентов:
«Цветок фасоли – хороший цветок,
Иногда его добавляют в кумыс,
Цветком зебры его зовут.
Звон погребальный выпростал мне душу,
Схизму души повлек он за собой.
Звон погребальный мне проник в сознанье,
Не покидает уж теперь его.
Не трубадур я, не трувер,
И уж никак не миннезингер,
Я – правоверный мусульманин
И я слагаю рубаи».
В этот момент к ним, в комнату Евпраксии, вошёл Глеб, который натянуто посмеялся над пародией и рассказал о назревании войны на Дальнем Востоке. В дверях появился Антоша, нашёптывающий себе под нос строки из Лермонтова:
«Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест – символ святой.
Всё полно мира и отрады…»
– Что, братец, давненько не виделись с тобою, – заговорил первым Глеб и обнял отрока. Его примеру последовал и Сергей.
Появилась разгорячённая пышная как свежая булка Варвара:
– Все тут вокруг нашей белоручки столпились, – в адрес сестры, – нет, чтобы нам с матерью да Карповной на кухне помочь! – но, затем, улыбнувшись, – Да я так, не со зла. Уж почти всё готово…
– Будем вместе накрывать стол, – нашлась Евпраксия, зардевшись румянцем, от слов вечно критикующей её старшей сестры.
– Дорогая Варя, – прокашлялся Серёжа, – «Евпраксия» переводится как «благоденствие», что служило эпитетом самой Артемиды, насколько мне известно, но отнюдь не как «белоручка»…
– Собрались наши умники-эрудиты и понеслось, – рассмеялась Варя, – Лучше бы делом занялись – стулья расставили, например.
– В этот радостный праздник негоже ссориться, дамы и господа, – вошёл улыбающийся Аркадий, который уже с начала рождественских каникул пребывал в отчем доме.
Дмитрий и Пётр поспели вместе, внося в дом запах мороза со снегом и многочисленные причиндалы фотографического аппарата Дмитрия, который основательно занялся изучением искусства фотографии, необходимого ему в ожидаемых экспедициях.