Кощеева жена
Шрифт:
Тихон скинул рубаху и, смущаясь от пристального взгляда девушки, вошел в воду. Его длинные светлые вихры намокли и висели длинными прядями вдоль лица. Он был бледен и напряжен. Взяв Матрену за руку, он повел ее за собой на глубину.
– Смелый ты, Тишка! По ночам купаешься. Неужто русалок не боишься? Вдруг как утянут тебя под воду! Останусь ведь тогда вдовой!
– Нету никаких русалок. Я тут сызмальства купаюсь. Надо было, давно бы утянули, так что не болтай глупости!
Тихон нахмурился, и Матрена рассмеялась, брызнула ему в лицо водой.
– Чего это ты сегодня такой серьезный?
Она вдруг оступилась на скользком иле, не удержалась на ногах и ушла с головой под воду. Тихон подхватил ее за талию и помог встать, а когда она прокашлялась, сказал:
– Руки раскидывай в стороны и ложись на воду, она сама тебя будет держать.
– Я не могу, я боюсь! – воскликнула Матрена.
– Не бойся, я буду поддерживать тебя. По-другому плавать не научиться, – уверенно произнес Тихон.
Матрена попыталась лечь на воду, но у нее не получилось, и она снова окунулась с головой.
– Ну хоть волосы от сена прополощу! – смеясь, сказала она, отжимая свои намокшие черные косы.
После нескольких неудачных попыток лечь на воду, Матрена оттолкнула Тихона.
– Все, Тишка, устала я булькаться. Ничего не выйдет, только воду зря мутим! – недовольно сказала она.
– Раз устала, продолжим завтра. Буду ждать тебя в это же время.
Матрена удивленно посмотрела на парня.
– Я не отступлюсь, пока ты не поплывешь, – сказал он и, подняв с земли рубаху, пошел к дому.
– Ну вот еще, какой хозяин нашелся! Не дорос еще хозяйничать! Вот возьму и не приду завтра! – крикнула ему вслед Матрена.
Тихон от ее слов сжался так, что даже как будто бы уменьшился в размерах. Матрене стало стыдно за свою резкость, и она поспешно воскликнула:
– Да приду я, приду! Слышишь?
Но Тихон уже скрылся в приозерных кустах и ничего не ответил ей.
***
Через месяц тайных ночных встреч на озере Матрена довольно сносно плавала. За это время они еще крепче сдружились с Тихоном. Ни разу мальчишка не воспользовался наставлениями отца и не обидел Матрену ни двусмысленным прикосновением, ни взглядом, а ведь мог бы – целый месяц он поддерживал ее на воде. Матрена от этого еще сильнее прониклась уважением к парню. В одну из ночей, он сказал ей:
– Если вдруг папаша к тебе будет строг или несправедлив, ты мне скажи.
Матрена взглянула на него и ничего не ответила, отвернулась молча. Что мог сделать худой, тощий мальчишка против своего взрослого, сильного родителя? Даже если бы захотел, ничего бы не сделал, просто не смог бы ему противостоять.
У Матрены перед глазами вновь возникла сцена на озере: бледная, покорная Настасья и огромные ручищи Якова Афанасьича на ее груди. Матрену передернуло всю – от макушки до пят, тело покрылось мурашками. Она даже потрясла головой, чтобы прогнать навязчивое видение.
“Ох, Тихон! Ты ведь и сам-то родителя, как огня боишься. Что же ты можешь сделать?” – подумала она, но вслух лишь тихонько вздохнула.
Летняя жара постепенно сошла, и ночные свидания Тихона и Матрены прекратились.
***
Матрена старательно избегала встреч со свекром, но иногда все же пути их пересекались. И каждый раз, в доме ли, на улице ли, Яков Афанасьич как бы ненароком, невзначай
касался ее. То шутливо хлопал по плечу, когда она пробегала мимо него с коромыслом на плечах, то ласково поглаживал по спине, когда она месила на кухне тесто, а один раз он ущипнул Матрену за зад. Это случилось прямо за ужином, когда она подносила ему горшок с кислыми щами.– Ай! Вы чего, Яков Афанасьич? – вскрикнула она, да так громко, что на крик обернулась даже наполовину глухая свекровь.
– Что стряслось? – спросила женщина, строго глядя на Матрену.
– Ничего, Аннушка! Это я ногу молодой снохе случайно отдавил, – громче, чем обычно, пробасил Яков Афаначьич, чтоб жена услышала.
Матрена открыла было рот, но свекр так злобно взглянул на нее из-под кустистых бровей, что она отвернулась и покраснела. Ставя второй горшок щей перед Тихоном, она отвела взгляд в сторону, чтоб не видеть лица мужа.
– Не слишком-то проворная тебе женка досталась, Тишка! – воскликнул Яков Афанасьич и теперь уже нарочно шлепнул Матрену по заду. Матрена сжала зубы и уже готова была развернуться и ударить наглого мужика по широкой морде, как тут внезапно Тихон вскочил со своего места и закричал:
– Ты, батя, Матрену мою не трожь!
Голос его прозвучал по-ребячески звонко, он весь покраснел от волнения пуще прежнего и даже кулаки сжал для убедительности. Яков Афанасьич сплюнул в сторону, хмыкнул довольно и потрепал сына по плечу, как расшалившегося щенка.
– Никак мужаешь, парень? – насмешливо спросил он.
Тихон ничего не ответил и, не притронувшись к дымящимся щам, встал из-за стола и выбежал на улицу, хлопнув дверью.
– Ты, парень, расти, да с родителем палку-то не перегибай, а то ведь треснет тебе же по лбу! – грозно гаркнул мужчина вслед сыну.
Матрена притаилась, как мышь и наблюдала за Тихоном в маленькое кухонное оконце. Тихон взял топор и принялся яростно колоть дрова. Он колол огромные тюльки с таким остервенением, что щепки летели во все стороны. В эту самую минуту в груди Матрены разлилось что-то теплое, а губы девушки расплылись в улыбке.
Той же ночью Матрена на цыпочках, чтоб никто не услышал, прокралась в комнату Тихона. Притворив за собой дверь, она прислушалась к мерному посапыванию, а потом позвала:
– Тиша! Тиша, проснись!
Сопение стихло, Тихон заворочался, а потом резко соскочил с кровати.
– Кто здесь? – испуганным шепотом спросил он.
– Да я это, я! – торопливо ответила Матрена и подошла к парню ближе.
– Матрена, ты? Тебе чего? Случилось что?
Голос Тихона прозвучал сонно и взволнованно.
– Ничего, – ответила Матрена, – поблагодарить тебя захотелось.
Тихон сначала удивленно округлил глаза, а потом опустил их, будто высматривал что-то на полу.
– Чего меня благодарить-то? —смущенно буркнул он.
Матрена взяла мальчишку за руку и слегка пожала ее. Она не знала о том, что чувствует в это мгновение Тихон, но у нее самой по спине побежали мурашки, а в груди стало горячо.
– Ты хороший, Тиша. Знаешь, я рада, что судьба нас с тобою связала. Я ведь думала, что ты капризный, избалованный сопляк, но нет, ты, Тиша, настоящий мужчина.