Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод)
Шрифт:
— Элли, что с тобой? Ты можешь сказать?
— Я не знаю, мама. Но я знаю, что с папой что-то было не в порядке, когда он сказал, чтобы мы уехали.
«Луис, что ты скрываешь? Ты что-то скрываешь от меня. Я же вижу; даже Элли это заметила».
Тут к ней вернулись все страхи и опасения последних дней. Рэчел почувствовала, что сейчас расплачется.
— Что? — спросила она у отражения Элли в зеркале. — Детка, что с папой?
— Я не знаю, — опять сказала Элли. — Мне снилось что-то. Про Гэджа. Или про Черча, я не помню. Не знаю.
— Элли, скажи, что тебе снилось?
— Мне снилось, что я была на Кладбище домашних
— Паксоу? — Ужас, острый и бессмысленный, охватил ее. Что это за имя и почему оно кажется ей знакомым? Кажется, она его слышала — его или похожее, — но не могла вспомнить, где. — Тебе снилось, что какой-то Паксоу отвел тебя на это Кладбище?
— Да, он сказал, что его так зовут. И еще... — глаза ее внезапно расширились.
— Ты еще что-то помнишь?
— Он сказал, что его послали предупредить, но он не может вмешиваться. Он сказал, что он был... как это... что он беспокоится о папе потому, что папа был рядом, когда его душа... не могу вспомнить! — Элли всхлипнула.
— Дорогая моя, — сказала Рэчел. — Я думаю, тебе снилось кладбище, потому что ты думала про Гэджа. И я надеюсь, с папой все в порядке. Ну что, тебе лучше?
— Нет, — прошептала Элли. — Мама, я боюсь. А ты не боишься?
— Не-а, — сказала Рэчел, помотав головой и улыбнувшись, но, конечно же, она испугалась, и это имя, Паксоу... Ей казалось, что она слышала его в каком-то пугающем контексте месяцы или даже годы назад, и это чувство не давало ей покоя.
Она чувствовала приближение чего-то. Чего-то страшного, что нужно предотвратить. Но чего?
— Я уверена, что все в порядке, — сказала она Элли. — Хочешь вернуться к дедушке с бабушкой?
— Пошли, — сказала Элли вяло.
Пуэрториканка завела в туалет своего маленького сына. На штанишках мальчика расплывалось большое мокрое пятно, и Рэчел снова вспомнила про Гэджа. Но новое горе подобно новокаину, на время отвлекло ее от прежнего, большего.
— Пошли, — сказала она. — Мы позвоним папе от дедушки.
— Он был в шортах, — внезапно сказала Элли, глядя на малыша.
— Кто, дорогая?
— Паксоу, — ответила Элли. — Он во сне был в красных шортах.
Рэчел снова вспомнила это имя, и к ней вернулся этот расслабляющий страх... потом он отступил.
Они не могли подойти к выдаче багажа; Рэчел только издали увидела верх шляпы своего отца. Дори Голдмэн занимала два места и плакала. Рэчел подвела туда Элли.
— Тебе лучше, дорогая? — спросила Дори.
— Немножко, — ответила Элли. — Мама...
Она повернулась к Рэчел и онемела. Рэчел сидела, выпрямившись, зажав рукой рот, с побелевшим лицом. Она вспомнила. Это пришло внезапно, просто не могло не прийти. Конечно же.
— Мама?
Рэчел медленно повернулась к дочери, и Элли могла слышать, как скрипнули ее сухожилия. Она отняла руку ото рта.
— Элли, этот человек во сне называл тебе свое имя?
— Мама, ты еще...
— Называл он тебе свое имя или нет?
Дори глядела на своих дочь и внучку так, будто они обе только что сошли с ума.
— Да, но я не помню... мама, мне больно!
Рэчел взглянула вниз и увидела, что сжимает рукой плечо дочери, как наручниками.
— Не Виктор?
Элли резко отдернулась.
— Да, Виктор! Он сказал, его зовут Виктор. Мама, тебе он что, тоже снился?
— Не Паксоу, —
сказала Рэчел. — Паскоу.— Да, я так и сказала. Паскоу.
— Рэчел, что с тобой? — вмешалась Дори. Она взяла руку Рэчел, заметив, как та дрожит. — И что с Элли?
— Это не Элли, — ответила Рэчел. — Мне кажется, это Луис. Что-то случилось с Луисом. Или может случиться. Посиди с Элли, мама. Мне нужно позвонить домой.
Она встала и пошла к автоматам, выискивая в сумочке мелочь. Она набрала номер, но трубку никто не поднимал.
— Может, позвоните позже? — спросил дежурный.
— Да, конечно, — Рэчел повесила трубку.
Она стояла, глядя на телефон.
«Он сказал, что его послали предупредить, но он не может вмешиваться. Он сказал, что он был... как это... что он беспокоится о папе потому, что папа был рядом, когда его душа... не могу вспомнить!»
— Покинула тело, — прошептала Рэчел. Пальцы ее вцепились в сумочку. — О Господи, вот что это за слово!
Она попыталась собраться с мыслями, привести их в порядок. Что-то было здесь, кроме потрясения смертью Гэджа и усталости от долгого полета. Что Элли могла знать о молодом человеке, который умер на руках у Луиса?
«Ничего, — без сомнений отозвалось сознание. — Ты же ничего ей не говорила, старалась умолчанием удержать ее от знакомства со смертью — даже с возможной смертью ее кота — помнишь тот дурацкий спор в кладовке? Ты хотела ее оградить. Потому что боялась за нее и сейчас боишься. Его звали Паскоу, Виктор Паскоу, и что ты скажешь об этом? Насколько это плохо, Рэчел? Что же все-таки случилось?
Ее руки так тряслись, что она только со второй попытки сумела снова засунуть монету. В этот раз она позвонила в лазарет университета и поговорила с Чарлтон, которая была несколько удивлена. Нет, она не видела Луиса и удивилась бы, если бы он пришел в этот день. Она снова выразила Рэчел соболезнования. Рэчел поблагодарила и попросила передать, чтобы Луис позвонил ей, если появится. Да, он знает телефон, ответила она на вопрос Чарлтон, не желая говорить ей (хотя та, по всей видимости, знала; у нее было чувство, что Чарлтон довольно любопытна), что находится сейчас в доме родителей, за полстраны.
Она повесила трубку, чувствуя, что ее охватил жар.
«Она услышала имя Паскоу где-то еще, вот и все. Боже мой, ребенок же не живет под стеклянным колпаком, как... рыбы в аквариуме. Она могла услышать по радио. Или кто-нибудь сказал ей в школе, и это ей запомнилось. А слово, что она не могла выговорить, «душа, покинувшая тело» или что-то вроде. Это доказывает лишь то, что у детей действительно развито подсознание, как пишется в воскресных приложениях».
Она вспомнила преподавателя психологии в колледже, который рассказывал, что при соответствующих условиях память может восстановить имя почти любого человека, с которым вы были знакомы, любого блюда, которое ели, погоду, которая стояла в любой день вашей жизни. Он говорил, что ум человека — это компьютер с огромным количеством ячеек памяти, более одного миллиарда, а может, и более тысячи миллиардов. И сколько всего может храниться в этих ячейках? Никто не знает. Но он говорил, их так много, что информация часто просто теряется, сознание может отключиться от нее во избежание переутомления. «Вы можете не помнить даже, где вы храните ваши носки, — говорил преподаватель, — хотя будете знать все содержание Британской энциклопедии».