Кошка на раскаленной крыше. Стеклянный зверинец

Маргарет. Ушла.

Брик открывает дверь ванной и, ковыляя, направляется прямо к бару с пустым стаканом в руке. Он тихо насвистывает. Маргарет провожает его взглядом, поворачивая голову на длинной, изящной шее.

(Нерешительно подносит руку к горлу – так, словно ей трудно глотнуть.) Знаешь, если бы наша интимная жизни просто угасла, постепенно и естественно сошла на нет, но… ведь она оборвалась внезапно, намного раньше, чем это обычно бывает, и она обязательно возродится – так же внезапно. Я уверена в этом. Вот для чего я стараюсь остаться привлекательной. В ожидании того момента, когда ты снова увидишь меня так, как видят другие мужчины. Да-да, как видят меня другие мужчины! Они по-прежнему глазеют на меня, Брик, и им нравится то, что они видят. Да-да! Кое-кто из них готов многое отдать… Посмотри, Брик! (Стоя перед продолговатым овальным зеркалом, она обеими руками касается своей груди, потом бедер.) Какое еще упругое у меня тело! Ни здесь, ни здесь ничего не опустилось, ни капельки…

Она говорит тихим, дрожащим голосом, в котором звучит детская мольба. В этот момент, когда он оборачивается и бросает на нее быстрый взгляд, она должна властно завладеть вниманием публики и держать ее в неослабном напряжении вплоть до первого антракта.

Я все еще возбуждаю желание в мужчинах. Лицо у меня иногда бывает осунувшимся, но фигура, как и у тебя, отлично сохранилась, и мужчины продолжают любоваться ею. На улицах они как один оглядываются на меня. Не дальше как на прошлой неделе в Мемфисе всюду, куда бы я ни пошла, мужчины бросали на меня такие пламенные взгляды – сквозь платье жгло! В клубе, в ресторанах, в магазинах буквально каждый встречный мужчина пялил на меня глаза, потом оборачивался и смотрел мне вслед. А что было на вечере, который Элис задала в честь своих нью-йоркских кузенов?! Самый красивый мужчина в компании последовал за мною наверх и пытался войти вместе со мной в дамскую туалетную комнату: не отставал от меня до самой двери и сделал попытку протиснуться внутрь!

Брик. Почему же ты его не впустила, Мэгги?

Маргарет. Хотя бы потому, что я не настолько вульгарна. Пусть бы даже мне и хотелось уступить. Сказать, кто это был? Великолепный Максвелл, вот кто!

Брик. Как же, помню, помню, хороший был нападающий, но получил какую-то травму спины и сошел со сцены.

Маргарет. Теперь у него нет травмы и нет жены, и он по-прежнему ко мне неравнодушен!

Брик. В таком случае надо было впустить его в туалетную.

Маргарет. Чтобы меня застали там с ним? Я не настолько глупа. О, может, когда-нибудь я еще изменю тебе, раз уж ты так оскорбительно толкаешь меня на это! Но если я и встречусь с каким-нибудь мужчиной, то, будь уверен, я позабочусь о том, чтобы ни одна душа не узнала. Потому что я не намерена давать тебе повод развестись со мной как с неверной женой.

Брик. Мэгги, я не стал бы разводиться с тобой как с неверной женой. Разве ты не знаешь? Да я бы только рад был узнать, что ты нашла себе любовника.

Маргарет. Нет уж, лучше не рисковать. Предпочитаю быть кошкой на раскаленной крыше.

Брик. Не очень это, наверно, уютно – быть кошкой на раскаленной крыше… (Начинает тихонько насвистывать.)

Маргарет. Да, конечно, но я смогу вытерпеть столько, сколько потребуется.

Брик. Ты могла бы уйти от меня, Мэгги. (Снова насвистывает.)

Маргарет (резко поворачивается и бросает на него яростный взгляд). Не хочу! И не уйду! К тому же, если бы я ушла от тебя, ты не смог бы мне дать ни цента, кроме того, что тебе подкинет Папа, а он умирает от рака!

Заметно, что до сознания Брика наконец дошло – по-видимому, только теперь, – что Папа обречен, и он вопросительно смотрит на Маргарет.

Брик. Мама только что сказала, что он здоров и диагноз благоприятный.

Маргарет. Она так думает, потому что ей сказали то же, что сказали Папе. И оба с готовностью поверили, бедные старики… Но сегодня вечером ей скажут правду. Когда Папа ляжет спать, ей скажут, что он умирает от рака. (Со стуком задвигает ящик комода.) Опухоль злокачественная, и это последняя стадия.

Брик. Папа знает?

Маргарет. Ну что ты, разве таким больным когда-нибудь говорят об этом? Никто не говорит им: «Вы умираете». Все должны их обманывать. Они сами себя должны обманывать.

Брик. Зачем?

Маргарет. Зачем? Затем, что люди мечтают жить вечно, вот зачем! Но большинство хочет вечной жизни на земле, а не на небе.

Он реагирует на этот проблеск юмора коротким, невеселым смешком.

Вот так… (Подводит брови и глаза.) Такие дела… (Оглядывается вокруг.) Куда я положила сигарету? Не хватало еще поджечь этот дом, да еще когда здесь Мэй с Гупером и пятеркой уродов! (Нашла сигарету и жадно затягивается, выпуская дым.) Так что это его последний день рождения. А Мэй с Гупером – они знают. О, они-то отлично знают! Они первыми получили все сведения из Очснерской клиники. Вот почему они прикатили сюда со своими бесшеими уродами. Поэтому. А ты знаешь одну вещь? Что Папа еще не составил завещания? Папа никогда в жизни не составлял завещания, и они теперь из кожи лезут, стараясь покрепче внушить ему, что ты спиваешься, а я не имею детей!

Он какое-то время продолжает пристально смотреть на нее, затем, буркнув что-то резкое, но невнятное, поспешно ковыляет из комнаты на галерею, освещенную угасающим, уже сильно померкшим золотым светом.

Маргарет (продолжая говорить с распевом литургии). А ты знаешь, я ведь люблю Папу, искренне люблю этого старика, действительно люблю его. Знаешь…

Брик (тихо, рассеянно). Да, знаю…

Маргарет. Я всегда восхищалась им, несмотря на его грубые манеры, непристойный язык и тому подобное. Потому что Папа остается самим собой и не стыдится быть таким, какой он есть. Он не стал корчить из себя джентльмена-плантатора, он до сих пор остается деревенщиной с низовьев Миссисипи, таким же неотесанным деревенщиной, каким он, наверно, был, когда работал здесь простым надсмотрщиком у прежних владельцев имения – Джека Строу и Питера Очелло. Но он стал-таки хозяином имения и превратил его в самую большую и самую доходную плантацию во всей Дельте. Папа всегда мне нравился… (Выходит на просцениум.) Значит, это последний его день рождения. Жалко. Но приходится смотреть фактам в лицо. Нужно много денег, чтобы заботиться о пьянице, а именно эта высокая обязанность легла с некоторых пор на мои плечи.

Брик. Ты не обязана заботиться обо мне.

Маргарет. Обязана. Когда двое находятся в одной лодке, они должны заботиться друг о друге. Во всяком случае, тебе потребуются деньги на отборное виски, когда ты прикончишь весь запас. Или ты удовольствуешься девятицентовым пивом? Мэй с Гупером замышляют лишить нас прав наследства на имение Папы, они хотят сыграть на том, что ты пьешь, а я бездетна. Но мы можем сорвать их планы. Мы сорвем их планы! Брик, знаешь, всю свою жизнь я была ужасно, отвратительно бедна! Это правда, Брик!