Кошке игрушки, а мышке - слезки

Эрудит стоял крайне озадаченный. Впрочем, это не помешало ему позабавиться мыслью: «Еще посмотрим, осмелится ли она капризничать и дальше!»

— Зачем ты глядишь на меня так сердито? — дружелюбно спросил он.

— А почему ты так разговариваешь со мной?

— Опять все сначала! Да. Но все-таки ты не должна из-за этого глядеть так сердито.

— Я вовсе не сержусь.

— Тогда в чем же дело? Может быть, нам вообще не надо было встречаться?

— Ты совсем меня не любишь, и я тебе совсем не нужна.

— Нина, моя бесценная, ты мне нужна. Сколько раз об этом можно говорить? Девочка моя, ну что случилось? Я неудачно пошутил, тебе не понравилось. Больше не буду, обещаю. Давай поцелуемся и помиримся. — Он слегка наклонился к ней. — Ну, где твои губки? — Нина отрицательно покачала головой. — Я прошу тебя! — настаивал он. — Лучше плохой мир, чем хорошая война. — Нина снова покачала головой. — В таком случае предлагаю заключить временное перемирие. Надо быть великодушнее к тем, кто оступился однажды. Человек совершил ошибку, но разве не заслуживает он снисхождения ближнего, то есть — ближней. Подай хоть маленькую надежду на твое милосердие, на милосердие к тому, кто любит тебя, кто сгорает от любви! Ну, совсем крошечный шанс.

Нина внимательно рассматривала в свете луны его лицо и постепенно к ней возвращалось настроение, которое совсем было покинуло ее. У нее появилась уверенность, что Эрудит не отпустит ее, поняла, что можно об этом не беспокоиться и сказала, наморщив лоб:

— Сейчас ты получишь. Ну-ка, отпусти меня!

— Ты такая смешная сегодня!

— Я и чувствую себя в смешном положении, — отозвалась она.

Минуту они молча смотрели друг на друга.

— Какая ты несчастная! Что же мне с тобой делать?

— Зато ты у нас счастливый.

— Как можно? Ты думаешь, я могу быть счастлив, зная, что ты несчастлива?

— Эрудит, пожалуйста, помолчи.

— Иди сюда, — он потянул ее к себе. Она замешкалась на какое-то мгновение, но этого мгновения оказалось достаточно. Он схватил ее в охапку и поднял на руки.

— Невест положено носить на руках, — сказал он и попытался поцеловать ее.

Сопротивляясь, Нина закрыла лицо руками.

— Отпусти меня!

— Отдохни немного, ножки твои устали стоять.

Неожиданно для него да, пожалуй, и для нее самой девушка резко вырвалась из рук и шагнула в сторону.

— Не прикасайся ко мне больше, я тебе никакая не невеста.

— Это точно?

— Да, — резким тоном произнесла она и сжала губы.

— Ладно, больше не прикоснусь.

— Очень хорошо!

Она насторожилась. В голосе Эрудита ей послышалась какая-то опасность. Он повернулся так, что она оказалась сбоку, и равнодушно смотрел в даль улицы, серебрившейся в свете луны. Нина растерялась, не знала, что предпринять. Сама осложнила обстановку, а зачем, даже себе объяснить не смогла бы. Да, она стосковалась по его ласковому отношению. Три года одиночества и ожиданий оправдывают остроту восприятия каждого произнесенного слова. Это естественно. Но важней не слова, а что за ними. К ней вернулось то, что, казалось, ушло из жизни навсегда и никогда не могло вернуться. Она любила его безумно, ни о ком другом даже думать не могла. Несмотря ни на что, надеялась, что и он ее любит. Теперь же надежда пошатнулась. И она решила для себя: надо впредь не характер свой показывать, а наоборот искать любой повод для немедленного примирения.

Перестав ощущать внимание Эрудита, Нина исподтишка следила за ним, и в голове у нее начали зарождаться тревожные мысли. Если бы он не хотел возобновлять дружбу, мог бы просто не прийти на свидание. Зачем же обижает ее? Может, его шутки не так уж и обидны? То есть повода для огорчения вовсе не было, она сама его нашла и выразила свое недовольство, по одной простой причине, что услышала не то, что хотела услышать. «Почему я рассердилась? В его словах не было ничего такого, по сути, он ничего плохого не сказал. И началось все так весело. Напрасно я капризничаю».

х х х

Люди привыкли придавать словам слишком большое

значение, им кажется, что в словах могут выразиться подлинные мысли и чувства. Каждый, высказывая вслух не то, что он думает, а то, что считает нужным, ожидает от других чистой правды. На самом же деле мысль изреченная — есть ложь. Стоит ли полагаться на искренность человека, когда знаете, что на его месте вы бы солгали. Выразить же собственные ощущения словами невозможно даже при стремлении быть правдивым. В этом случае они обладают весьма слабой убедительностью, они лишь смутно передают наши чувства и желания, так как мы их не то чтобы выразить, мы их понять не всегда умеем.

Эрудит, желая подчеркнуть свое безразличие к Нине, больше не произнес ни одного слова. А когда с холодной улыбкой медленно повернулся к девушке, она почувствовала отчужденность в его взгляде. Этот взгляд заставил Нину задуматься о том, что делать дальше. То, что он еще стоял и не собирался уходить, несколько утешало ее, и все же напряжение нарастало. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Я пошла, — сказала она, недовольная собой, пристально посмотрела на Эрудита и подалась вперед. Но не успела сделать и двух шагов, как Эрудит поймал ее за руку и вернул на прежнее место.

— Стоп, ты куда?

— Отпусти! Чего пристал ко мне?

— Я не пристал. А ты будешь стоять тут до утра.

— Не дождешься!

— А я сказал: будешь!

— Нет, не буду.

— Будешь! Даже с места не сдвинешься!

— Ну, уж нет! Я убегу.

Она попыталась высвободиться из объятий Эрудита, но он только крепче обхватил рукой ее плечи.

— Поговори еще. От меня далеко не убежишь. Стой и молчи.

— Не буду. Кровопийца. Может, ты мне ноги еще спутаешь, к забору меня привяжешь?

— Договоришься — спутаю и привяжу.

— Да, не сомневаюсь… — пробормотала Нина, поправляя волосы.

Теперь Эрудит смотрел ей прямо в лицо. Ее растерянность и нерешительность ему казались забавными. Было ясно, что он затронул в ней слабую струнку, то есть появились такие условия, когда ему представилась возможность убедиться в ее чувствах со всей наглядностью. И ему захотелось выяснить, далеко ли решится зайти она в своей любви к нему. Почему бы не попробовать? — задался он вопросом. Это будет даже интересно! Он сам удивился, как пришла ему в голову такая мысль? При всей своей жестокости по отношению к Нине идея была столь заманчива, что он не мог отказаться от нее. В ней не таилось серьезного намерения. Эрудит не видел в этом ничего плохого, просто захотелось подурачиться, а тут такая обстановка сложилась. К тому же пришла весна, она только начиналась, а молодая кровь уже бурлила и искала выхода, как пар из чайника со свистком. Так что его намерение объяснялось отчасти обыкновенной бесшабашностью. В общем, Эрудит вел себя так, как мог вести любой, оказавшись под звездным небом наедине с хорошенькой капризной девушкой, влюбленной в него с самого детства. Действовать следовало очень тонко, но он не сомневался в успехе и начал подготовку.

В своем взгляде он сосредоточил всю силу воли, понимая, что должен проявить свое упорство. Он смотрел неотрывно, и положение Нины становилось все более неловким и трудным. Она невольно сделала чуть заметное движение, словно пытаясь стряхнуть с себя его взгляд. Встревоженная девушка глубже и глубже погружалась в неопределенность своего положения. Теперь уже ничто не могло вернуть ту радостную атмосферу в их общении, которую сама изменила. Она поникла, предоставив событиям идти своим чередом, и тем самым придала смелости Эрудиту.