Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

Гид проводил нас во двор, где сотни женщин сидели, укрывшись в тени деревьев, и слушали доносящийся из громкоговорителя мужской голос. Некоторые старательно внимали учению, другие тихо переговаривались между собой.

– Почему они здесь? – шепотом спросила я у гида.

– Потому что женщины знают о страданиях больше, чем кто-либо, – тихо пояснил он. – Они посвящают жизнь своим близким и приходят сюда, чтобы отдохнуть.

Две бабушки кивали и улыбались чему-то, известному только им. Несколько женщин среднего возраста молчали, но молчание это было дружеским; чувствовалось, что они вскоре возобновят беседу. Время начертало на лице каждой истории их жизней. Все они познали боль, когда производили на свет детей. Все волновались и переживали за сыновей и дочерей, за супругов и родителей. Они отдавали себя целиком и приходили сюда, чтобы обрести немного мира и спокойствия.

Во дворе царила такая приятная атмосфера, что я поймала себя на желании тоже задержаться там, в тени. Хотя на первый взгляд между мной и этими женщинами не было ничего общего, мы приходились друг другу сестрами по духу.

– Те, что постарше, – продолжал вполголоса рассказывать гид, – останутся до вечера. Будут беседовать и пить чай. Молодые уходят пораньше, часов в пять, то есть все равно проведут в саду большую часть дня.

Живой, дышащий круг женщин… Я нашла любовь и поддержку в лице своей группы по йоге, в лице Мэри и подруг, а сейчас, на Шри-Ланке, увидела, как это единство может воплотиться в жизнь. Хотела бы я, чтобы в Мельбурне было место, куда женщины могли приходить, чтобы просто побыть собой.

После очередной головокружительной поездки на тук-туке мы, пыльные и разгоряченные, вернулись в отель.

– Бог ты мой! – воскликнула Лидия, открывая дверь и восхищенно вздыхая.

Наши кровати были украшены скрупулезно выложенным геометрическим узором из красных цветов и треугольных листьев. На каждой подушке лежало по три цветка, аккуратно сложенная пижама Лидии покоилась под одной из них.

Да, ее поклонник не терял времени даром!

Переодевшись в купальники, мы спустились к бассейну. На отель опустился теплый вечер. Я обратила внимание на рекламу прорицателя, работавшего при гостинице. Неожиданно я обнаружила, что шриланкийцы превращают английский в более изящный язык. Например, на табличках в ресторане вместо «зарезервирован» они писали «обещан».

Туристка из Германии кричала своему малышу, чтобы он отошел от края бассейна; французская пара потягивала коктейли за столиком. После простоты и скромности монастыря роскошь отеля воспринималась как нечто нереальное.

Солнце медленно опускалось за горы на противоположной стороне долины, обливая золотом похожие на храмы облака. Бесшумно скользнув в бассейн, мы с Лидией погрузились в бирюзовую прохладу.

Освежившись, я вытерла волосы и вытянулась на шезлонге, чтобы полюбоваться видом на долину. Бежать за фотоаппаратом не было смысла. Ни одна фотография не в силах передать красоту такой реальности. Любой великий художник – от древних греков до Ван Гога, – увидевший этот закат, вздохнул бы сокрушенно, сложил кисти и ушел, признав поражение.

Из соседнего монастыря донеслось бархатное единство монашеских голосов, их глубокое пение стало последним штрихом золотого вечера.

Лидия вылезла из бассейна, натянула майку от Кельвина Кляйна и подошла ко мне.

– Не помню, когда в последний раз смотрела на закат, – призналась я. – То есть по-настоящему смотрела.

– Думаю, можно относиться к этому как к форме медитации, – задумчиво сказала Лидия, оборачивая голову полотенцем. – Ты созерцаешь тающую красоту мгновения, которое плавно перетекает в следующее.

Мы подошли к краю террасы: вид оттуда поражал воображение. Солнце тонуло в облаках, и небо окрашивалось широкими золотыми и багряными мазками.

– Волшебная страна, – выдохнула я, любуясь горами вдалеке.

Лидия молча кивнула.

– Если захочешь сбежать, придется теперь искать другой остров. На этом-то я тебя уже смогу найти! – в шутку сказала я.

Лидия улыбнулась.

– Будь мне столько лет, сколько тебе, я поступила бы точно так же, – добавила я. – Особенно если бы умела разговаривать на сингальском… Правда, не уверена насчет того, что стала бы монахиней.

Это был идеальный момент. Как бы я хотела, чтобы время остановило свой бег… Над головой золотое небо в теплом одеяле тропического вечера, рядом – моя прекрасная выросшая дочь, а вокруг – страна, частью которой она решила стать.

Были в моей жизни и другие мгновения, когда я хотела замедлить неумолимые секунды: лето, когда я была безумно влюблена, осеннее утро на пруду с утками, когда маленькая Лидия неуверенно шла ко мне, раскинув ручки в стороны, чтобы мне удобнее было ее подхватить…

Но бесполезно удерживать моменты – и дочерей, если уж на то пошло. Важно ценить их красоту, отдаваться им всей душой и отпускать с легким сердцем.

Жизнь – это всегда движение. Одно прекрасное мгновение может перерасти в другое, еще более драгоценное. Каждая секунда, даже окрашенная грустью, богаче предыдущей, хотя на то, чтобы понять это, требуется время.

Все дело в осознании и доверии, в умении отступить и дать новому пространство для жизни. А еще в том, чтобы не стать голодным духом, который тоскует по прошлому и жаждет будущего.

– Мне здесь нравится, – сказала Лидия, глядя на то, как горы окутывает сиреневый туман. – Но я сделала достаточно.

Я на секунду утратила дар речи.

– Когда я начала медитировать, я думала, что, если буду стараться, обязательно случится нечто невероятное, – продолжила она. Голос дочери дрожал от переполнявших ее чувств. – Знаешь, ученые проводили исследования и обнаружили, что мозг людей, достигших высоких уровней осознания, меняется на физическом уровне. Я думала, что и со мной такое произойдет. Что, быть может, я достигну…

Последние слова повисли в воздухе. «Пожалуйста, только не говори, что это трудно объяснить…» – мысленно взмолилась я.

– Просветления? – тихо подсказала я до чери.

Француз зажег сигарету, а немка поймала малыша в полотенце. Слеза скользнула по щеке Лидии, оставив после себя серебристую дорожку. Моя дочь страдала.

– Я просто думала, что если просижу там достаточно времени… – Сказала она дрогнувшим голосом и разрыдалась.

Я обняла Лидию за плечи. Все это время я думала, что дочь бунтует, а она сосредоточилась на недостижимой цели… С таким же упорством она добивалась высоких баллов в университете. Когда Лидия ставила перед собой цель, можно было только преклоняться перед ее силой воли.

Неужели это имело отношение к тому, что она родилась в семье, скорбящей по старшему брату, с которым она даже не была знакома? Нет, Лидия ни в коем случае не была заменой

Сэму, но, если бы в тот день он остался жив, она бы не появилась на свет. Может, поэтому она взвалила на себя непосильную ношу исцелять других людей?

Хотя я никогда не пыталась сделать из Сэма святого, Лидия, судя по всему, воспринимала его именно так. Может, на подсознательном уровне она всегда сравнивала себя со старшим братом, который казался ей безупречным.