Кошки ходят поперек
Шрифт:
Я поспешно поставил.
– И еще, Егор. Что бы там ни случилось, не выходи. Жди нас. Понятно?
– Понятно...
Гобзиков напрягался.
Конечно, грабить выставку – это не в «Гипермаге» ухохатываться!
– Все, идем...
Лара отобрала у Гобзикова рюкзачок, закинула за плечи и решительно направилась к крану. Я за ней.
Мы пересекли площадь, перелезли через невысокий забор, огораживающий площадку у крана. Наверху на ветру что-то скрипело и позвякивало, там был ветер и какая-то свобода, в очередной раз я вдруг почувствовал свободу и странность всего происходящего.
Со
– Классно иметь дракона, – зачем-то сказал я.
– Тебе что-нибудь жаль? – спросила Лара.
– В смысле, есть о чем жалеть?
– Нет, не так. Всем людям есть о чем жалеть, это со всеми бывает, я не о том. Тебе что-то жаль?
Мы стояли под краном, сверху тянуло холодом, было страшно и здорово. На стреле, почти на самом конце, раскачивался железный фонарь, забыли выключить. Удивительно романтично, блин. Я хотел сказать какую-нибудь гадость, но не сказал.
– Тебе чего-нибудь жаль? – Лара смотрела вверх.
Она будто не хотела лезть, не могла никак решиться будто. А я как уж не хотел. Совсем недавно я уже лазил по высотным конструкциям, и эта лазня для меня ничем хорошим не закончилась. «Гатлингами» в морду, я уже доносил.
– Какое-то чувство у меня сегодня... – сказала Лара. – С утра из дома выходить даже не хотелось...
– Да у меня такое каждый день, – успокоил я. – Каждый день никуда не хочется выходить, это нормально, двадцать первый век, все так живут.
– Нет, это не то. Знаешь, это так... Ну, предчувствие неприятностей, что ли...
– Это темная материя, – сказал я.
– Что?
– Темная материя. Вся Вселенная, ну, большая ее часть, состоит из темной материи. Раньше думали, что космос – это пустота, а теперь знают, что эта пустота заполнена материей. Она трудно определяется нашими средствами обнаружения, но она есть. И когда темная материя начинает шевелиться, птичьи стаи разбиваются о скалы, мобильная связь накрывается. А людям страшно, и предчувствия мучают. Немотивированные страхи. Все из-за темной материи.
– Хорошо бы так... – вздохнула Лара.
– Все так и есть, поверь мне, я в астрономии понимаю немного.
И я тоже посмотрел вверх, как она. И почему-то очень остро почувствовал пространство, там, над головой, весенние звезды почувствовал, вращение луча нашей Галактики.
– Так тебе что-нибудь жаль?
Не знаю, почему я это вспомнил. Пришло в голову просто. Хотел какую-то гнусь сказать, а сказал вот что:
– Мне жаль белого крокодила.
– Чего? – улыбнулась Лара.
– Белого крокодила. Это длинная история такая...
– Это вроде как иносказательно? Белый крокодил? Типа белой вороны или там черной кошки?
– Ага. Иван Кокосов и серый волк... Вообще-то нет, крокодил вполне настоящий был. Белый на самом деле.
– Расскажи, – попросила Лара. – Я хочу послушать.
– Нам, наверное, пора. – Я указал пальцем куда-то в сторону Веги. – Раньше влезешь, раньше слезешь...
– Расскажи про крокодила, потом полезем. Успеем.
– Ну, хорошо. Когда-то у меня был белый крокодил. Не то чтобы совсем белый. Он раньше был зеленый, а потом выцвел. Этот крокодил принадлежал одному мальчику...
А может быть, девочке...И я стал рассказывать историю про белого крокодила. Лара слушала очень внимательно и ни разу не перебила.
Я рассказал все, до самого конца, я первый раз рассказывал кому-то эту историю. Да и вообще, я рассказывал что-то кому-то в первый раз. Не обо всякой ерунде тупой говорил, а просто по-человечески рассказывал, без выкаблучки.
И кто-то меня слушал.
– ...А потом этот крокодил исчез. Я отдал его. Там собирали помощь каким-то детям, и старый... он сказал, что крокодила надо отдать. Я отдал. Как бы не жалею, но хотелось бы... не знаю... Жалею.
Лара промолчала. Я думал, она что-то скажет, но она не сказала. Она подошла к крану и стала взбираться по узкой железной лесенке. Я какое-то время еще поторчал, потом полез за ней.
Лара меня обогнала изрядно. Это оттого, что я лез осторожно и фиксированно, крепко хватался за перекладины, наверняка ставил ногу, а Лара лезла совсем по-другому. Легко, быстро, смело.
Мы поднялись метров на восемь, почти до крыши кинотеатра. Здесь было уже по-настоящему холодно и было видно Гобзикова, он стоял в подъезде на третьем этаже и смотрел на нас, устроив над глазами домик из рук. Лара оторвалась от меня уже совсем, я остался один на высоте, перекладины лестницы были холодные, я натянул перчатки и ускорился.
Взобрался.
На площадке рядом с будкой крановщика стояли пивные бутылки, мусор какой-то, Лары не было. Я поглядел в сторону. Она шагала по стреле. В полный рост, прогулочным шагом. Мне стало как-то неприятно и муторно. Я понял, что мне тоже придется туда лезть. Другого выхода-то нет.
И я полез. Пошел по стреле, стараясь не поскользнуться, стараясь не смотреть на огни кинотеатра, на землю внизу, стараясь смотреть только на железные конструкции под ногами. Я преуспел в этом деле, смог сделать целых девять шагов. После девяти шагов внутренний скот победил внутреннего бэтмена, я плюнул и опустился на четвереньки.
И пополз. Чепрятков был прав.
Черви.
Мы черви.
Стыдно мне было, да, но ничего поделать я не мог. Полз, корябал сталь пупком.
Кран ощутимо раскачивался. В одну сторону, в другую, от этого кружилась голова, хотелось лечь на стрелу и лежать, пока не снимут. Но это было позорно до крайности, еще даже позорнее, чем ползти. Он стрелы тянуло железом, а откуда-то из-за города зеленью, весна набирала обороты, фонарь звякал. Лара дошла до конца стрелы, уселась на самом краешке. Она совершенно не боялась высоты, я подумал, что такое приобретается только тренировкой. Чтобы не бояться высоты, надо частенько с высотой иметь дело. А может, она просто из рода промышленных альпинистов.
Лара болтала ногами в пустоте. Я подполз.
– Голова не кружится? – спросила она.
– Не... Не кружится...
Кружилась на самом деле, еще как кружилась, но я старался держаться.
– Отлично. – Лара достала из рюкзака альпинистскую веревку. – Туда я сама спущусь. Потом буду подниматься. Если не смогу подняться сама, ты меня вытащишь. Сможешь?
– Смогу...
Лара накинула на плечи рюкзак, натянула кожаные перчатки, закрепила веревку хитрым узлом и просто соскользнула вниз. Я охнул.