Кошмары Аиста Марабу

Системное Управление.

Почему я не мог больше выдавить ни слова? Почему, чтобы быть собой, мне необходимо находиться в своей среде? Почему я не мог поставить этот паб на уши, как я делал это в рабочей пивнухе в Говане? Почему я не мог наехать на них как следует теперь, когда они рядом, ведь знаю же, что пересрутся, суки, до смерти?

– У меня есть небольшой зуб на С. У. Вы знаете про систему посмертных выплат, которую устанавливали ваши ребята?

–Ну…

– Ну же, Том, – прервал его Эдварде, – Рой сейчас в отпуске, о работе ему говорить не хочется.

– Вы программист, Рой? – спросила меня корова в костюме.

– Ну да, системный аналитик.

– И вам нравится ваша работа?

– Ну да.

Да я ее ненавидел, эту работу гребаную.

Нет, не так. Ненавидеть сил не хватало. Работа была для меня просто местом, где ты сидишь целыми днями, потому что тебе за это платят. Находясь на работе, я дрейфовал в вакууме безразличия.

– Роя не так давно перевели из стажеров, не так ли, Рой? – осклабился Эдварде.

– Да-да, – ответил я, чувствуя, как что-то давит мне на грудь. В ушах как-то странно звенело, как после того, как выключишь телик. Я проглотил свой виски залпом. – Простите, я немного тороплюсь, – сказал я, поднимаясь. – У меня назначена встреча.

– Она, наверно, симпатичная – ты прямо так заторопился, – рассмеялся Эдварде.

Корова в костюме посмотрела на меня игриво, даже с легким оттенком кокетства, под которым она безуспешно пыталась скрыть свое презрение. Я выкатился из паба и пошел по улице к автобусной остановке – в ушах звенит –яйца звенят-мои

коки

мои

коки

Я делаю это для тебя, Рой. Я знаю – ты чувствуешь. Почему ты должен быть лишен сексуальных контактов? Я знаю, что ты чувствуешь, – я ходила на семинар «Сексуальность у инвалидов»… Я хочу, чтобы ты ощутил, Рой… Пусть говорят, что это не профессиональный подход, но ведь это будет нашей маленькой тайной. Я могу войти с тобой в контакт… твой член напрягается, когда я тебя так трогаю. Хочешь, я возьму его в рот? Хочешь?

Нет, Патриция, пожалуйста, не надо… не нужно мне этого…

– Вот что я сделаю, Рой. Я тебе отсосу…

Нет… кто-нибудь… помогите довольно

кончай

не надо

пожалуйста

кончай

ууууууууууууууффффффф

– Мммм… сдается мне, кто-то кончил! Ты контактируешь, Рой! Ты выкарабкаешься!

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

И опять я в лесу, один. Я вздрагиваю, заметив, что весь в крови; я залит кровью с ног до головы. Медленно и глубоко я втягиваю воздух и на несколько секунд задерживаю дыхание. Я не чувствую боли и не вижу ран. Это не моя кровь. Определенно не моя. Иду по темному следу в глубь леса, вдруг слышу какой-то шум: ломая ветки, кто-то движется мне навстречу через подлесок. Я бегу.

Бегу через кустарник, пока не натыкаюсь на тропу, которая ведет меня до берега озера. Озеро прекрасно. Я захожу в мягкие теплые воды и смываю кровь. Потом я выныриваю, выхожу из воды на жаркое солнце, иду дальше по следу к нашему лагерю и тут натыкаюсь на Сэнди; он выглядит ужасно растерянным.

– Рой! С тобой все в порядке? Какого черта, что там произошло?

– Сэнди… я не знаю… я зашел в лес, и вдруг мне стало плохо… Я согнулся, присел и вроде как потерял сознание, а очнулся весь в крови, как будто на меня напало какое-то животное, или еще кто… ничего не помню.

– Боже мой! Быстрее в лагерь! – Сэнди обхватил меня за плечи и придерживал, пока мы шли через лес.

Тут мы снова наткнулись на кровавый след.

– О черт! – вырвалось у меня. Мы взглянули наверх – на ветвях, лицом вниз, висело обнаженное тело мальчика-аборигена. Тело было прикрыто листвой и ветвями кустарника; глаза выбиты, гениталии изуродованы.

– О Боже! – произнес я. У меня было ощущение, будто мне засунули в рот кляп, эта странная сухость во рту, но в обморок я уже не падал. Только увидев заброшенные в кусты голубые штанишки, я понял, что это был наш знакомый мальчуган.

– Держу пари, это дело рук террористов, – задумчиво произнес Сэнди. – Я даже не осмелюсь обвинить в этом наших друзей аистов Марабу. Обрати внимание, глаза как будто выбиты клювом Марабу, а может, охотничьим ножом… купленным в лавке на Лейт Уок…

– О чем ты говоришь, Сэнди, это пиздец… его отыме-ли, врубаешься? Его отымели!

– Желтая карточка, мать вашу, строгое предупреждение, – простонал Сэнди.

Что за дерьмо? Что со мной происходит? Что случилось, когда я пришел домой из города, где мне встретились гондоны из офиса

вверх

вверх

вверх

Помню.

Я помню, что там было.

Я отлично все помню.

Когда я вернулся, казалось, дома никого нет. Потом со второго этажа стали доноситься голоса, хихиканье. Я пошел отлить и, проходя по коридору, услышал из комнаты Ким вздохи и стоны – кто-то забрался к ней в койку и выдавал ей по самые гланды. Сомневаться не приходилось – это был кто-то из местных. Я сделал себе тосты и врубил телик, приглушив звук, но сразу выключил – одна из девиц в сериале была похожа на нее.

Минут через двадцать спустилась Ким. Увидев меня, она испугалась, очевидно, она не слышала, как я вошел. Тут я понял, чего она так пересралась, – сразу за ней в гостиную вышел Тони. Он был в костюме и на ходу затягивал галстук.

– Хелло, Рой.

– Тони… – начал было я.

– Тони зашел на чашку чаю, – нервно захныкала Ким.

Ну да, зашел на чай, а ты ему и поебаться завернула.

– Мне на самом деле стало херово, – хмуро повел головой Тони, – это все обивка на новой машине – у меня на нее аллергия. Мутит, и все такое. Пришлось прилечь немного. И тут приходит эта цыпа, – он кивнул на Ким, – и давай меня щекотать.

Врать Тони умеет. При любой возможности он обманывал свою жену много лет. Он готов был трахнуть все, что движется.

– Я просто хотела помочь Тони, поухаживать…– неловко оправдывалась Ким.

Она не умеет врать.

Мы договорились опрокинуть по паре пива и пойти на матч на следующих выходных, предварительно созвонившись, после чего Тони свалил. Сидеть в гостиной и видеть перед собой Ким – это было выше моих сил. Ее тупая башка, похожая на огромную картофелину, ее вопиющий кретинизм были мне отвратительны. Я пошел наверх и, войдя в свою комнату, с удивлением обнаружил, что реву, обливаясь слезами.

И где это видано? Как так можно жить?

Раньше я никогда не плакал, с тех пор как был еще совсем маленьким. Плакать я отучился в детстве, когда Джон и Вет не обращали на слезы никакого внимания или даже лупили, так что плакать не имело смысла, – слезы не имели никакого эмоционального веса. Теперь мне было очень приятно, как будто я излечился. Я сдался, расслабился, и весь этот кошмар вытекал из меня со слезами. Это был не Рой Стрэнг.

Это был не топ-бой. Это был даже не Тупорылый Стрэнг. Я не понимал, кто я такой, мне было плевать.