Космическая чума. Сборник
Шрифт:
5
Уже в полдень на полпути между Дайтоном и Цинциннати я нашел то, что искал. За пятьдесят ярдов до перекрестка я увидел знак с оторванной планкой. Я уже понял систему обозначений и остановился, чтобы обдумать детали.
Тогда, рядом с фермой Харрисонов, исчезла левая планка. Харрисоны жили по левую сторону хайвэя.
Теперь пропала правая планка, поэтому я должен свернуть на перекрестке направо и проехать до следующего целого знака.
Вот те на! Я развернулся, помчался назад по основному хайвэю и проехал около пятидесяти миль, рассматривая пролетавшие
Я снова развернулся и помчался, следуя знакам.
В двадцати милях от основного хайвэя, где я увидел знак, означавший поворот, мне пришлось наткнуться еще на один знак с исчезнувшей планкой, указывавшей левый поворот. Я повиновался и съехал на подъездную дорогу, ведущую к какой-то ферме.
Я решил изобразить заблудившегося человека и очень надеялся, что не встречу телепата.
Через несколько сотен ярдов я увидел девушку, которая быстро шла мне навстречу. Я остановился. Она взглянула на меня с насмешливой улыбкой и спросила, не может ли чем-нибудь помочь.
Я небрежно кивнул:
— Ищу старых друзей, которых не видел несколько лет. По фамилии Харрисон.
— Я не знаю никаких Харрисонов, — с улыбкой ответила она на огайском диалекте.
— Не знаешь?
— А где они живут?
Я смотрел на нее, надеясь, что не напоминаю ей волка, взирающего на бедного ягненка.
— О, они сказали, как их найти. Мне следовало свернуть с главного хайвэя на эту дорогу, проехать по ней двадцать миль и остановиться с левой стороны, когда увижу один из этих знаков, на котором кто-то сшиб одну планку.
— Планку? С левой стороны… — промямлила она, переваривая мысль в своем мозгу. Ей было не больше семнадцати, загорелая, живая и здоровая от жизни на воле. Она меня поразила. Насколько я мог судить, она была замешана в этой истории. Не важно, что она сделает или скажет, но совершенно ясно, что тайные дорожные знаки-указатели ведут к этой ферме. А поскольку никто из семнадцатилетних не может совершенно безучастно взирать на дела родителей, то она должна быть осведомлена кое о чем.
После некоторого раздумья она произнесла:
— Нет. Я не знаю никаких Харрисонов.
В ответ я хмыкнул. На большее рассчитывать не приходилось, в этом я теперь убедился окончательно.
— Кроме тебя дома кто-нибудь есть?
— Да.
— Думаю, мне стоит расспросить их тоже.
Она пожала плечами.
— Пошли! — И, как бы исподволь, заметила: — А что, вы сами не удосужились разглядеть табличку почтового ящика?
— Нет. — Я быстро прощупал пройденный путь, затем добавил: — Его там не было.
— Тогда мы избавились от почтальона. Если вы не против, подбросьте меня до дома.
— Хорошо.
Она широко улыбнулась и быстро шмыгнула внутрь. Казалось, она заинтересовалась моей машиной и наконец, сказала:
— Я никогда прежде не ездила в такой машине. Новая?
— Пару недель, — сообщил я.
— Быстрая?
— Как прикажешь. По этой дороге пройдет на пятидесяти, если, конечно, у кого-то хватит ума на такую глупость.
— Давай посмотрим.
Я улыбнулся.
— Ни
один дурак не возьмет эту дорогу на пятидесяти.— А мне нравится быстро ездить. Мои братья катят тут на шестидесяти.
Это, насколько я заключил, была просто бравада юности. Я принялся объяснять ей прелести быстрой езды, как вдруг из кустов вдоль дороги выскочил кролик и юркнул под радиатор.
Я вывернул руль. Машина рванулась с узкой дороги и, чуть накренившись, въехала на склон. Я чуть не выпрыгнул на дорогу следом за кроликом, но девушка схватила меня за руку, стараясь удержать на сиденье.
Хватка у нее была как у гидравлического пресса. Моя рука онемела, а пальцы перестали чувствовать руль. Я боролся изо всех сил, чтобы выкрутить левой рукой баранку и удержаться на узкой и извилистой дороге, а ногу в это время держал на тормозе, чтобы машина не полетела вниз.
Когда мы остановились, я глубоко вздохнул и потряс правой рукой, держа ее левой за запястье. В ней орудовала тысяча игл. Было такое чувство, будто отрезали руку и оставили вместо нее кровавый обрубок.
— Простите, мистер, — сказала она, едва дыша и широко раскрыв глаза. Ее лицо было белым.
Я перегнулся и взял ее за руку.
— У тебя чересчур сильная хватка…
Мышцы на ее руке были твердыми и упругими. Правда, не такими, какие бывают у здоровых тренированных людей. А крепкими, ну словом… мне ничего не пришло в голову, кроме воспоминания о зеленом огурчике. Я сжал ей руку, и плоть слегка подалась. Я провел пальцем по ее ладони и нашел ее твердой и плотной, а не нежной и податливой.
Я удивился. Пока что я не встречался с Мекстромовой болезнью.
Я посмотрел на ее руку и проговорил:
— Юная леди знает, что подхватила Мекстромову болезнь?
Она холодно взглянула на меня и ответила твердым голосом:
— Теперь я знаю, зачем вы приехали.
Мне крайне не понравилась ее манера разговаривать. Сейчас я не поставил бы и цента на ее искренность.
— Ты прав, — сказала она спокойно.
«Телепат!»
— Да, — ответила она холодно, — и ты никогда не узнал бы этого, не случись подобная глупость.
«Пора делать ноги!»
— Нет, ты пойдешь со мной.
— Ищи дураков! — взорвался я.
— Не суетись. Пойдешь. Или хочешь, чтобы я заткнула тебе рот и понесла на себе?
Нужно было что-то делать, чтобы освободиться. Иначе…
— Какой ты глупый! — сказала она нагло. — Ты же знаешь, что от телепата ничего не скроешь. А если пойдешь напролом, я тебя так взгрею, что будешь неделю отлеживаться.
Я дал ей побурчать несколько секунд, поскольку в период бурчания она не могла сосредоточиться на моих мыслях.
Она запнулась, когда поняла, что ее болтовня дает мне шанс подумать.
— Неплохо, крошка! Растешь прямо на глазах. Слиняла от мамочки, сняв панталоны, как большая девочка.
И я фамильярно похлопал ее по бедру.
У семнадцатилетних куда больше скромности, чем они любят показать, девушка покраснела и отстранилась. В этот момент я, перегнувшись, быстро дернул ручку двери с ее стороны.
Дверь распахнулась, и в тот же миг я вытолкнул девицу вон. Она должна была переломать себе кости. Но лишь грохнулась на спину, перевернулась и вскочила на ноги, словно кошка.