КОСМИЧЕСКИЕ ДЕТЕКТИВЫ. СБОРНИК РАССКАЗОВ

Итак, догадаться о том, чем будем заниматься, Эрвин не мог. Я сам подсказал ему наши планы. Каким образом они стали ведомы Эрвину? Ни с кем на Меркурии я ими не делился, во время встречи с Эрвином о них не думал. А Эрвин безошибочно их описал. Снова возвращаемся к отвергнутой телепатии. Я ведь думал о работе, только не в больнице, а в гостинице и при осмотре лаборатории. Гостиницу оставим в стороне, несущественность, отрывочные мысли. А лаборатория интересней, там я понял окончательно, что с конструкцией плазмохода нужно распроститься. Осматривая поврежденное оборудование, я думал о дальнейших планах. Пищу для прорицаний Эрвина могли дать только те размышления. Что-то донесло их до Эрвина.

Рой остановился у окна. За окном уходили к горизонту дикие кущи термоэлектрических кустов. Рой смотрел на них и не видел их. Он снова ходил – мысленно – по лаборатории, осматривал полусожженную конденсаторную печь, место, где стоял сейф с архивными материалами, клал ладонь на лучевой конденсатор, брал в руки электрическую бритву, выслушивал путаные объяснения Хонды, морщился от его вскриков… Да, все верно, именно тогда, никому этого не высказывая, я размышлял о том, что надо доделывать изобретение Ивана Томсона, и с печалью подумал, что золотая медаль Томсона украсит грудь Генриха и мою, и в этом будет и скорбь и справедливость, ибо нам бесконечно дорога память о погибшем друге и мы сделаем все, чтобы достойно довершить его открытие. И стоя у холодильника с бритвой в руке, я увидел в окне холм, гранитную скалу, единственное местечко, не утыканное термоэлектродами, и грустно вообразил себе, что сделаю то, что хотел сделать Иван, – свободно войду в гранитную глыбу с одной стороны, свободно выйду из нее с другой!

Рой засмеялся, снова зашагал по комнате. Вот откуда ваши непостижимые озарения, Эрвин Кузьменко! Это, конечно, много сложней обыденной телепатии, тут Стоковский, пожалуй, прав – если говорить о смысле загадочного явления. И куда примитивней, если посмотреть на средства, какими оно достигалось. Вы раскрыты, Эрвин Кузьменко! Найдете ли оправдания? Погибший Карл Ванин – барьер, которого не преодолеть никакими хитрыми, никакими лживыми оправданиями!

Рой послал вызов Стоковскому.

– Друг Клавдий, – сказал он возникшему на экране главному инженеру, – я хочу еще раз посетить лабораторию Карла Ванина. Может быть, вы с Анадыриным и Хондой тоже туда прибудете?

Трое руководителей завода встретили Роя у лаборатории. Рой прошел к холодильнику и вынул бритву.

– Вот вам разгадка многих ваших тайн, – сказал он. – Этим аппаратом можно, конечно, и побриться. Эрвин не раз демонстрировал и такую его функцию. Но функцию камуфлирующую, а не основную. Перед вами приемник и дешифратор ваших мыслей. С его помощью Эрвин узнавал, над чем вы размышляете, и пользовался своим воровским знанием, чтобы удивить вас и поиздеваться над вами. Больше он этого делать не будет. Дайте отвертку.

Рой развинтил крышку бритвы. На стол посыпались освобожденные детали. Одну из них Рой сунул в карман, беспорядочную кучку других положил обратно в холодильник.

– Вы нам, конечно, расскажете, как дошли до истинной роли этого замороженного приборчика, – сказал Хонда. – Признаться, всех удивляло, почему Эрвин держит его в холодильнике, место для бритвы неподходящее. Но даже подумать о том, что вы открыли!..

– По-вашему, все загадки разъяснены с находкой дешифратора чужих мыслей? – спросил Стоковский, проницательно глядя на Роя.

– Нет, конечно! Тысячи непонятностей остаются. Ну, хотя бы зачем держать дешифратор в холодильнике, а не в ящике стола, не носить в кармане, это ведь удобней? Каким образом Кузьменко узнает расшифрованные мысли – вероятно, существует специальный приемник, с которым Эрвин не расстается даже в больнице? И зачем вообще сконструирован дешифратор? Но все эти второстепенные загадки бледнеют перед основной, отнюдь еще не просветленной!

– Что вы подразумеваете, Рой?

– Почему Эрвин всех ненавидит? – с волнением сказал Рой. – Я испытал это на себе. Он возненавидел меня с первого взгляда, даже до того, как кинул на меня первый взгляд. Что вызвало такое отношение к людям? Вот, по-моему, главная тайна – но я раскрою и этот секрет, обещаю вам.

5

Врач сказал, что сегодня больному лучше, ограничения на продолжительность посещения снимаются, если, разумеется, Рой не станет этим злоупотреблять. Рой заверил, что злоупотреблений не будет, и вошел в палату. Эрвин скосил хмурые глаза и не ответил на приветствие. Рой спокойно положил на столик вынутую из бритвы деталь и уселся у кровати. Эрвин усмехнулся. Улыбка признавала вину и поражение. В ней было больше горечи, чем злости. Он как бы оправдывался улыбкой, а не издевался ею, как прежде. И холодное возмущение, не отпускавшее Роя со вчерашнего дня, стало смягчаться. Рой был чувствителен к улыбкам, он не раз говорил брату: «Генрих, улыбка – визитная карточка души, у плохого человека не будет хорошей улыбки, у таких только гримасы: усмешки и ухмылки». Вчера на лице Эрвина была такая гримаса – злобная усмешка, язвительная ухмылка.

– Дознались, – сказал он тихо.

– Догадался, – поправил Рой. – И это было не так трудно, как, возможно, вам представлялось. Идея, в сущности, примитивная, ее обсуждали когда-то в научных кругах. Но исполнение – мастерское, не отрицаю. Еще никто не создавал такого хитрого аппарата-шпиона. Говорят, ваш шеф был великим экспериментатором. Его золотые руки не участвовали в изготовлении приборчика?

– Карл своими золотыми руками проломил бы мне голову, если бы узнал, чем я занимаюсь, когда остаюсь один. И для него это было бы лучше. Да и для вас тоже: он остался бы жив, а вы получили свои твердые конденсаторы энергии.

– Его гибель и этот ваш механический телепат связаны какой-то общей связью?

– Я убил Карла, – спокойно сказал Эрвин. – И намеревался убить себя, помешали ворвавшиеся в лабораторию. Прибор, который вы назвали механическим телепатом, имел к происшествию непосредственное отношение. – Он приподнялся и внимательно посмотрел на Роя. – Вы растерянны, Рой Васильев, физик и сыщик? Вы ведь явились сюда принуждать меня к тяжким признаниям. Я признаюсь без принуждения в убийстве своего руководителя. Почему же вы молчите? Продолжайте задавать уличающие вопросы. Начнем классическую борьбу преступника и стража законности. Ведите свое очередное удачное дознание. Уверяю вас, Рой, вас ждет успех.

Все было, казалось бы, как Рой заранее представлял себе: он припрет Эрвина к стене неотвергаемыми фактами, обезоружит неопровергаемой логикой, Эрвину некуда будет деться, он признается – никаких непредвиденностей. Была одна непредвиденность – отчаяние, зазвучавшее в таком спокойном внешне голосе человека, лежавшего на постели. Отчаяния Рой не ждал, не таков был его вчерашний собеседник, чтобы подозревать у него что-либо похожее. С тем, вчерашним, надо было бороться, отражать его враждебность, его ненависть. Этого, сегодняшнего, хотелось пожалеть. Рою нужно было время, чтобы хоть немного привыкнуть к новому обличью Эрвина Кузьменко.

– Жду ваших вопросов, следователь, – с горечью повторил Эрвин. – Может быть, помочь? Вероятно, вы захотите узнать, зачем мне вообще понадобилось изобретать этот дьявольский приборчик?

– Да, мне хотелось бы это знать, – сказал Рой. Эрвин прикрыл глаза, помолчал – выстраивая мысли – потом заговорил. Рой слушал, изредка врывался репликами в речь, снова молчал, снова слушал. Эрвин сказал, что идет дознание, он будет отвечать на уличающие вопросы – классическая борьба преступника со стражем законности. Не было такой борьбы, да и дознания не было, была исповедь – Эрвин раскрывал душу. И Рой молчаливо удивлялся, сочувствовал, сострадал, негодовал, возмущался: сколько же лишних мук вносил в свою душу Эрвин, скольким ненужным страданиям подвергал себя!